Мятеж на Майне, который возглавил Цаннис, брат Петро-бея, был подавлен с помощью второго сына Петро-бея, Георгия, по просьбе президента. Он пообещал, что все споры между правительством и этим кланом будут решены, если Цаннис явится в Нафплион. Приехав туда, Цаннис был сразу же арестован, и ему и его сыну были предъявлены обвинения. Его сын бежал на Майну, где Константин, брат Петро-бея, возглавил восстание «спартанцев», как любили себя называть майнаты. Этот бунт был направлен против человека, который бросил в тюрьму семью их вождя. Сам Петро-бей тоже бежал на Майну, но его арестовали и под стражей отвезли назад в Нафплион, где бросили в тюрьму по обвинению в измене и в том, что он пренебрегает своими обязанностями члена сената.
Константина и Георгия тоже привезли в Нафплион и поместили под надзор полиции. Все это, естественно, вызвало у людей сочувствие к преследуемой семье. Престарелая мать Петро-бея обратилась к президенту с просьбой освободить ее прославленного сына, которого девять месяцев продержали в тюрьме без суда и следствия. Адмирал Рикорд, доверенное лицо Каподистрии на Поросе, использовал все свое влияние, чтобы помочь Петро-бею. Но президент остался непреклонным; и, действуя в соответствии с майнатским кодексом чести, Константин и Георгий, которые находились не в тюрьме, а под надзором полиции, решили отомстить за своего родственника. 9 октября 1831 года Каподистрия направлялся, по своему обычаю, на раннюю утреннюю службу в церковь Святого Спиридона, небесного покровителя своего родного острова, стоявшую у подножия крепости Иц-Кале (Акронафплия). Подходя к двери, он заметил, что по обеим сторонам от нее стоят два Мавромихали. На мгновение он задержался, словно заподозрив, что его хотят убить, о чем его уже не раз предупреждали, но, взяв себя в руки, стал приближаться к церкви. Но не успел он дойти до двери, как в затылок ему ударила пуля, пущенная Константином; тут же Георгий ударил Каподистрию кинжалом в грудь, и тот упал мертвый в объятия своего однору кого ординарца. Тот положил тело хозяина на землю, выстрелил в Константина и ранил его; из окна раздался второй выстрел, а третья пуля прикончила убийцу[31]. Толпа протащила его тело по улицам и бросила в море.
Георгий тем временем спрятался во французском посольстве, которое окружила разгневанная толпа, требовавшая его выдачи. В сопровождении французского офицера он был доставлен в островную крепость Бурзи, передан военно-полевому суду и 22 октября расстрелян на глазах у своего отца, заключенного в местную тюрьму. Из окна своего каземата тот смотрел, как погиб его сын так же как и жил, истинным патриотом Майны. Портреты двух этих Мавромихали теперь висят в афинском дворце нынешнего главы этой семьи, сына экс-премьера Греции. На этих портретах посетители видят свирепое лицо Георгия и более мягкие черты Константина.
Только через три поколения греки смогли составить непредвзятое суждение о деятельности Каподистрии. Никто не станет отрицать его личных достоинств, его суровой жизни, его искренней любви к своей родной стране и верной службы ей в дни иноземного владычества и во времена своего президентства. Но он пытался управлять Грецией, руководствуясь правилами поведения и идеями самодержавия; он был дипломатом до мозга костей, а революция нуждается не в дипломатах, а в людях действия. Тем не менее благодарные соотечественники признали его общественные и личные заслуги. В Эгине, его первой столице, и на Корфу (Керкире), где он родился, ему поставили памятники; на одном из островов сохранился детский приют, который он основал, а также «дом правительства», в котором размещался первый монетный двор Греции. Его останки покоятся в женском монастыре Платитера; часть Афинского университета в 1911 году была названа его именем; и автор его биографии всячески превозносит его заслуги как бывшего директора первой публичной школы на Корфу.
Убийство Каподистрии вызвало противоречивые отклики. Поэт Александр Суцу сравнивал его убийц с Гармодием и Аристогейтоном; «Аполлон» писал о трагической гибели человека, которого многие называли тираном; друзья убитого президента не только оплакивали его, но и действовали. Сразу же после гибели Каподистрии собрался сенат, и не успело пройти двенадцати часов после фатальной ночи, как был назначен временный комитет из трех человек, который должен был управлять страной до сбора Национальной ассамблеи. В это трио входили: Августинос Каподистрия, член семьи погибшего; Колокотронис, вождь жителей Мореи, и Колеттис, представитель континентальной Греции.
Председателем был избран Августинос, но он, к сожалению, продемонстрировал полное отсутствие того примиряющего духа, который смог бы объединить все партии вокруг могилы своего брата; а при поддержке Колокотрониса он мог забаллотировать любое предложение благоразумного Колеттиса. Так, когда остров Сирос предложил признать власть временного правительства, а Идра попросила, чтобы комиссия из трех человек пополнилась двумя членами оппозиции, была объявлена амнистия и в каком-нибудь нейтральном месте собралась бы Ассамблея, выбранная свободным волеизъявлением народа, эта оливковая ветвь «конституционалистов» была отвергнута, несмотря на то что в ее поддержку выступил Андрей Заимис.
Продолжая в Поросе недальновидную политику своего покойного брата, Августинос с помощью русской эскадры организовал блокаду Идры и продемонстрировал свою неприязнь к французам, уволив одного французского генерала, а другому тонко намекнув, что Греция не может позволить себе роскошь содержать иностранные войска. После этого намека все французские офицеры ушли с греческой службы.
В стране сложились три партии, каждая из которых опиралась на поддержку какой-нибудь из союзнических стран; каподистрийцы или напписты, как их называли по прозвищу Августиноса или одного из последователей его брата, обвиняли Великобританию и Францию в том, что это они организовали убийство президента; идриоты же утверждали, что Каподистрия нанял бандитов для расправы с «конституционными» лидерами и что его брат поклялся отправить героев Пороса в Сибирь.
Такова была атмосфера взаимного недоверия, в которой проводились выборы. Чтобы обеспечить большинство голосов для партии Каподистрии, депутатам Идры не позволили высадиться в Лерне, и они не смогли занять свои места в Аргосе, а депутаты от Майны были вообще арестованы в Астросе. Колеттис понимал, что пришло время разорвать все свои связи с коллегами по комитету. Его влияние среди депутатов от Центральной Греции (румелиотов) позволило ему создать мощную оппозицию, которая называла себя «конституционной». Он потребовал принять идриотов, пригрозив в случае отказа провести отдельное собрание.
Такова была атмосфера взаимного недоверия, в которой проводились выборы. Чтобы обеспечить большинство голосов для партии Каподистрии, депутатам Идры не позволили высадиться в Лерне, и они не смогли занять свои места в Аргосе, а депутаты от Майны были вообще арестованы в Астросе. Колеттис понимал, что пришло время разорвать все свои связи с коллегами по комитету. Его влияние среди депутатов от Центральной Греции (румелиотов) позволило ему создать мощную оппозицию, которая называла себя «конституционной». Он потребовал принять идриотов, пригрозив в случае отказа провести отдельное собрание.
Поэтому, принеся 17 декабря клятву, сторонники Каподистрии провели пятую Национальную ассамблею в помещении школы в Аргосе, а румелиоты собрались в другой части города. Августинос и Колокотронис официально отказались от своих постов, и 20 декабря Августинос был избран президентом Греции.
Колеттис, однако, отказался уйти в отставку; началась гражданская война. Августинос обратился за помощью к русским, и после двух дней уличных боев в Аргосе, свидетелем которых стал Стратфорд Каннинг, заехавший сюда по дороге в Стамбул, разгромленные силы румелиотов отошли за перешеек и в городе Петрахора около Коринфа создали правящий комитет, в состав которого вошли Колеттис, Заимис и Кунтуриотис. Так Греция снова оказалась разделенной на два лагеря.
Конференция, проведенная в Лутракийских банях, потерпела провал. Августиноса объявил Колеттиса и его сторонников вне закона; Колеттис провозгласил Августиноса узурпатором. Напрасно запоздало опубликованный протокол союзных держав признал последнего законным президентом; напрасно резиденты этих держав заставили его опубликовать указ об ограниченной амнистии; напрасно Каннинг призывал к единению. То, что он увидел, убедило его в том, что иностранный король для Греции предпочтительнее президента из местных.
Наконец, после двух лет колебаний, озабоченные судьбой Греции великие державы предложили трон принцу Оттону, второму сыну короля Баварии. В пользу этого выбора говорило многое: король Людвиг I Баварский был горячим сторонником филэллинов; его имя было известно грекам и очень популярно в стране; его родная страна не была столь значима на международной арене, чтобы вызвать зависть великих держав. Немецкий профессор Тьерш, который более двух лет назад «открыл» принца Оттона, путешествовал по Греции как его неофициальный агент, изучая общественное мнение и готовя его к выбору баварского кандидата.
Будущему правителю Греции только недавно исполнилось семнадцать лет, но Тьерш уверял, что отсутствие у него опыта будет компенсировано тем, что он быстро усвоит греческие идеи, а трудности и непопулярность существующей в стране администрации падут на регентство, а не на юного суверена.
7 мая был подписан договор между Баварией и тремя державами, где были обговорены условия, которые король Людвиг I принимал от имени сына. Оттон должен был получить титул короля Греции, независимой наследственной монархии, существование которой гарантировалось тремя державами. Если он умрет бездетным, то трон должен будет перей ти к его младшему брату; но ни в коем случае две короны греческая и баварская не должны принадлежать одному человеку. 1 июня 1835 года принцу должно было исполниться двадцать лет, после чего он становился совершеннолетним; до этого времени власть будет находиться в руках трех регентов, назначенных его отцом.
Северные границы нового королевства благодаря усилиям Пальмерстона и энергии Стратфорда Каннинга[32] были отодвинуты к заливам Воло (Пагаситикос) и Арта (Амвракикос). В состав Греции вошла и территория Ламии; правда, турки потребовали, чтобы греки уплатили за нее 462 480 фунтов из предоставленного им денежного займа. Султан принял условия мира и признал Оттона I королем Греции. Теперь ее территория стала обширнее, чем во времена короля Леопольда, однако в состав Греции не вошли острова Самос и Крит. Самос, которым управлял Колеттис, провозгласил себя независимым, но в 1832 году превратился в автономное христианское княжество, обязанное платить дань и лишенное права иметь свою армию. Крит же в 1830 году вошел в состав Египетского пашалыка Мухаммеда Али в качестве награды за верную службу султану. Впрочем, Крит получил право на свой флаг и свободное плавание, а сбор налогов был поручен епископам и правителям острова.