На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 18011927 - Уильям Миллер 25 стр.


16 января 1833 года греки неожиданно напали на французов, но те очистили улицы от нападавших, а потом своими штыками выгнали их из домов, куда они попрятались. Даже древняя, почитаемая в народе крепость Ларисы не смогла спасти беглецов от легкой кавалерии корсиканцев. Криезотис был арестован, множество его сторонников погибло в бою, а два пленника были расстреляны в качестве назидания другим.

Триумвиры поблагодарили французов за победу; а военные вожди тяжело переживали свое поражение.

К счастью, время помогло грекам позабыть о той ненависти, которую часть греческого народа испытывала к стране, изгнавшей с Мореи египетскую армию[33]. Монумент, воздвигнутый одним греком-патриотом на набережной в Нафплионе, напоминает нам о французах, которые погибли во время войны за независимость, а лев, высеченный из камня неподалеку от Пронойи, свидетельствует о подвигах баварцев, которые их сменили.

Через шестнадцать дней после трагедии в Аргосе в Нафплион прибыл британский фрегат «Мадагаскар», на борту которого находился король Оттон. Возбуждение, вызванное приездом давно ожидаемого короля, изгладило из памяти людей последнюю трагедию многолетнего разгула анархии, начавшегося после убийства Каподистрии.

Пока основная часть населения Греции жестоко страдала от войны и ее последствий, экономика Ионических островов, находившихся под британским протекторатом, стремительно развивалась. Три острова, на которых выращивали виноград, из которого делали коринку (винную ягоду[34]), Кефалония (Кефалиния), Итака и Занте (Закинф), сильнее всего выиграли от того, что на Морее поля этой культуры подверглись уничтожению. И пока продолжалась война, они держали монополию на торговлю коринкой; в 1829 году жители Кефалонии, составляя адрес Георгу IV, утверждали, что за девять лет объем собираемой на их острове коринки удвоился. «Наш горный и скалистый остров,  писали они,  превратился в один большой виноградник». При Фридрихе Адаме налоги, поступавшие с Семи Островов, достигли 140 тысяч фунтов стерлингов  и все это благодаря винной ягоде. Благодаря этому новый лорд-комиссионер смог выделять крупные суммы на общественные работы. Он построил акведук для доставки воды на острове Корфу (Керкира); открыл больницу и сооружал маяки; он продолжил строительство дорог, начатое его предшественниками. Губернаторы других островов следовали его примеру: лорд Чарлз Фицрой на Занте (Закинф), а полковник Нейпир  на Кефалонии (Кефалинии). Последний, прослуживший на этом острове много лет, посвятил все свои силы развитию этого острова, ибо, по его выражению, это было «самое слабое место» британского протектората.

Кефалония всегда была самым беспокойным островом из всех других; местные дворяне и крестьяне люто ненавидели друг друга; и если крупные владельцы плантаций винной ягоды были «приклеены к британскому рынку», то британские чиновники тратили здесь меньше денег, чем на Корфу. Кефалонцы и жители Занте (Закинфа) жаловались, что Корфу (Керкира) обогащается за их счет; тогда Нейпир предложил перенести столицу в Аргостолион на остров Кефалиния. О его популярности говорит тот факт, что ему много раз предлагали возглавить греческую армию. Но его методы, хотя и направленные на улучшение положения, бывали порой деспотическими  так, например, он избил одного дворянина с Ионических островов, увидев, как тот лупит свою жену; и угощал ударами своего хлыста крестьян, строивших дороги.

Как-то раз он решил спасти от гибели Черный Лес, в котором паслись козы, чем настроил против себя их владельцев. Нейпир поселил у себя на острове группу переселенцев с Мальты, которые начали обрабатывать земли на юго-востоке острова, но это породило национальную и религиозную вражду. Жалобы на Нейпира дошли до верховного комиссионера; занимать второстепенный пост Нейпир не захотел, и несмотря на то, что он очень много сделал для Кефалонии, его оттуда убрали. Он отомстил тем, что опубликовал книгу, в которой жестоко раскритиковал Адама.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Как-то раз он решил спасти от гибели Черный Лес, в котором паслись козы, чем настроил против себя их владельцев. Нейпир поселил у себя на острове группу переселенцев с Мальты, которые начали обрабатывать земли на юго-востоке острова, но это породило национальную и религиозную вражду. Жалобы на Нейпира дошли до верховного комиссионера; занимать второстепенный пост Нейпир не захотел, и несмотря на то, что он очень много сделал для Кефалонии, его оттуда убрали. Он отомстил тем, что опубликовал книгу, в которой жестоко раскритиковал Адама.

Верховный комиссионер, несмотря на все свои достоинства, был очень экстравагантным человеком. Мейтленд ударился в другую крайность  однажды он вошел в зал заседаний сената в одной рубашке, красном ночном колпаке и тапках! А его преемник пустил все собранные на небольшом острове налоги на пошив сюртука, украшенного золотым кружевом; ему не понравился дворец, сооруженный Мейтлендом в качестве своей официальной резиденции и места для заседаний сената, и он воздвиг за пределами города прекрасную виллу Мон-Репос (Монрепа) на острове Корфу (Керкира), из окна которой король эллинов любовался позже морем и горами Эпира, которые Европа собиралась отдать ему в 1880 году.

Мейтленд был очень популярен среди аристократов острова Корфу, с которыми он подружился еще до своего назначения; его до сих пор вспоминают там с благодарностью, ибо он построил акведук. Так что он заслужил тот памятник, который до сих пор стоит перед его дворцом. Мейтленд запретил использовать принудительный труд на строительстве дорог и ввел специальный налог на ввозимый на остров скот, средства от которого шли на оплату дорожных рабочих. В 1824 году, когда он был назначен верховным комиссионером, были урегулированы отношения между греческой церковью на островах и экуменическим патриархом; в том же самом году лорд Гилфорд основал Ионическую академию, где преподавание велось на греческом языке.

Горячий сторонник филэллинов, он так любил Грецию, что, председательствуя на заседаниях академии, облачался в древнегреческий хитон, принял православие и хотел, как предлагал Уго Фосколо, разместить свой университет на Итаке. Однако греки предпочли остров Корфу, где население было смешанным и имелось больше развлечений. После объединения Ионическая академия прекратила свое существование, но ее библиотека, статуя и название улицы до сих пор напоминают корфиотам об их благодетеле. Помимо академии, он создал Ланкастерские школы; во времена Адама ионическое казначейство тратило на обучение 7000 фунтов  во много раз больше, чем венецианцы.

Но Фосколо предсказал, что увеличение числа образованных людей, усвоивших принципы свободы благодаря изучению греческих классиков, подорвет протекторат Британии, а отсутствие работы на островах неизбежно заставит молодых выпускников заняться политической борьбой. На острове Айия-Мавра (Лефкас) в 1819 году и на острове Занте (Закинф) в 1820 и 1821 годах уже были выступления против англичан. Создание независимого Греческого королевства, естественно, усилило националистическое движение и помогло сплотить сторонников объединения. Уже во времена Адама на островах образовалось четыре партии: британская, в которую входили правительственные чиновники и большинство землевладельцев; русская  которая получила поддержку у тех дворян, чьи феодальные привилегии были ограничены; французская и греческая, сторонники которой надеялись в конце концов объединить всю страну. До этого были согласны жить под британским протекторатом, ожидая, пока не окрепнет молодое королевство. Но у этой партии еще не было печатного органа для выражения своих идей. Таково было положение на Ионических островах, когда в 1832 году сэр Фредерик Адам ушел в отставку.

Глава 7. Балканские и сирийские проблемы Турции (18221845)

Другие христианские народы Балканского полуострова, за исключением православных албанцев, почти не проявляли интереса к борьбе греков за свою независимость. Напрасно в конце XVIII века призывал Ригас «тигров Черногории», «христианских братьев Савы и Дуная», «болгар, сербов и румын» подняться, как один человек, на борьбу за свободу Греции. Если бы они откликнулись на этот призыв, то мощь объединившихся христиан вполне могла бы сокрушить турок. Однако о союзе балканских народов против общего врага не могло быть и речи.

Князь Сербии Милош отказался поддерживать движение этеристов, а румыны вообще выступали против этого движения. Впрочем, среди сторонников Ипсиланти в Валахии было много сербов и болгар, а из-за Дуная готов был прийти ему на помощь отряд болгар. Но общего восстания христиан не случилось. В 1821 году, как и в 1897-м, получить выгоду от греко-турецкой войны хотели совсем другие народы. Объединение всех антитурецких сил произошло лишь в 1912 году.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Другие христианские народы Балканского полуострова, за исключением православных албанцев, почти не проявляли интереса к борьбе греков за свою независимость. Напрасно в конце XVIII века призывал Ригас «тигров Черногории», «христианских братьев Савы и Дуная», «болгар, сербов и румын» подняться, как один человек, на борьбу за свободу Греции. Если бы они откликнулись на этот призыв, то мощь объединившихся христиан вполне могла бы сокрушить турок. Однако о союзе балканских народов против общего врага не могло быть и речи.

Князь Сербии Милош отказался поддерживать движение этеристов, а румыны вообще выступали против этого движения. Впрочем, среди сторонников Ипсиланти в Валахии было много сербов и болгар, а из-за Дуная готов был прийти ему на помощь отряд болгар. Но общего восстания христиан не случилось. В 1821 году, как и в 1897-м, получить выгоду от греко-турецкой войны хотели совсем другие народы. Объединение всех антитурецких сил произошло лишь в 1912 году.

Румыны очень быстро получили большие преимущества от своих контактов с турками, заменив в 1822 году фанариотских князей на местных. Оба этих господаря, будучи представителями национальной партии, с радостью выполнили распоряжения Порты, полученные ими в момент своего назначения, изгнать из своих княжеств греческих монахов. Это позволило им пополнить свою казну за счет богатств греческих монастырей и закрыть греческие школы. Среди дворян в моду вошла французская культура; а патриоты стали мечтать о возрождении родного языка. Несколько лет назад, когда Карагеа и Каллимаки еще писали свои кодексы на греческом языке, ибо это был язык, «используемый в этой стране», было создано общество, в задачу которого входило создание национальных школ и театра, а также выпуск газеты на румынском языке.

Назад Дальше