За дело теперь взялся Тевкр Саламинский, величайший лучник обеих армий, под прикрытием щита своего единокровного брата Аякса он принялся одного за другим подстреливать вражеских воинов. Восемь царственных и благородных троянцев пало от его стрел, но не главная цель этой снайперской охоты Гектор. Впрочем, ему устранить удалось Гекторова возничего Архептолема но это лишь разъярило Гектора: он спрыгнул с колесницы, напал на Тевкра с камнем наперевес и двинул им в грудь лучнику, не успел тот выпустить очередную стрелу. Аякс бросился на выручку. Он оттеснил Гектора, сгреб Тевкра в охапку и побежал, забросив лучника себе на плечо, за ахейскую линию обороны а за ним с ревом неслись Гектор и, похоже, чуть ли не вся троянская армия.
Все греческие экспедиционные войска спрятались в своем лагере за частоколом, а заточенные колья его стали последним отчаянным рубежом обороны от троянских орд.
Агамемнон, все еще в слезах, продолжал корить Зевса за то, что оставил тот греков.
Все греческие экспедиционные войска спрятались в своем лагере за частоколом, а заточенные колья его стали последним отчаянным рубежом обороны от троянских орд.
Агамемнон, все еще в слезах, продолжал корить Зевса за то, что оставил тот греков.
Отпусти нас домой, выл Агамемнон. Нас побили. Не взять нам Трою. Они прижали нас к морю. Того и гляди начнут метать огонь. Нам лучше сесть на корабли и уйти.
Но тут встал Диомед.
Уму непостижимо, что наш военачальник так слабо верит в себя и в нас. Боги дали Царю людей всё. Богатство, какого даже Мидас Фригийский не видывал. Достославное имя. Лучшие земли, лучшую семью все дано ему в жизни и вот он в этой единственной неудаче хнычет, как дитя, и молит, чтобы забрали его домой. Что ж, отправляйся домой, Агамемнон. А я остаюсь. Сфенел, надо думать, со мной?
С тобой! рявкнул Сфенел, хватив копьем оземь[145].
Кто еще? спросил Диомед.
Поднялся Нестор.
Я остаюсь, сказал он. Царь людей, осуши слезы и слушай! Троя сплотилась, потому что Гектор, их величайший воин, их благороднейший царевич, их лучший боец бодрит их своим примером и своим боевым мастерством. У нас есть один воитель, более чем равный Гектору, он быстрее, ловчее, сильнее, способней во всем, но он сердится в своем шатре, отказываясь надевать доспехи и воевать за нас. Почему? Потому что ты забрал Брисеиду и оскорбил его. Неужто не видишь ты, что исправлять это сам же и должен?
Повесив голову, Агамемнон бил себя в грудь кулаками.
Я был глупцом! вскричал он. Сын Фетиды и Пелея в одиночку стоит целого воинства. Гордыня моя и норов обуяли меня. Но я все исправлю. Дюжиной олимпийцев клянусь, я все исправлю!
Внезапно почудилось, будто переполняет его опьяняющая смесь раскаяния, смирения и решимости, столь же страстен он был в своем теперешнем желании явить Ахиллу щедрость, сколь прежде стремился унизить его.
Пошлю золото, десятки лучших коней, семь наложниц и, разумеется, эту его Брисеиду, коей он так дорожит. Скажите ему по всей правде, что с нею я не возлегал. И кроме того, голос Агамемнона звенел теперь силой и уверенностью, кроме того, когда мы возьмем Трою, пусть Ахилл сам выбирает себе сокровища. А когда вернемся домой, я дам ему семь городов моей империи, и пусть возьмет одну из моих дочерей себе в жены.
Ахейское воинство возликовало. Вот это щедрая уступка! От такого предложения никто был бы не в силах отказаться. По всем священным эллинским законам чести Ахилл обязан согласиться.
Посольство к Ахиллу
Ходатайствовать от имени Агамемнона выдвинули Одиссея и Аякса, а также старика Феникса. Хитроумный замысел включить его в переговорщики принадлежал Одиссею. После того как Ахилл покинул пещеру Хирона, именно Феникса Пелей избрал юноше в воспитатели. Было известно, что Ахилл любит старика почти столь же истово, что и Патрокла. Три делегата добрались до главного шатра в лагере мирмидонян, где и нашли Ахилла тот играл на серебряной лире и распевал песню о подвигах великих воинов далекого былого. Слушавший его Патрокл встал поприветствовать посольство. Ахилл предложил им поесть, выпить и изложить дело, с каким явились они.
Приняв вести о раскаянии, извинениях, хвалах и роскошных дарах, Ахилл скроил осуждающую гримасу.
Немудрено, поспешил добавить Одиссей, что от эдакой щедрости Агамемнона ты его презираешь пуще прежнего. Очень понятно. Но пусть его, Агамемнона, согласимся, что царь он скверный и глупый. Подумай лучше вот о чем: поборешь ты Гектора, ляжет Троя к ногам твоим и достанутся тебе тогда слава и почет, каких ни одному человеку, включая Геракла, не перепадало.
Ахилл улыбнулся.
Не первый день знаю я, Одиссей, проговорил он, что, выступи я против Трои, мое имя останется жить в веках как незабвенного и несравненного героя. Так говорила моя мать. Сказала она и другое: если пожелаю, смогу выйти я из этой войны, и судьба мне будет прожить долгую, благополучную и счастливую жизнь.
Но безвестным, сказал Одиссей. Безвестным и невоспетым.
Безвестным и невоспетым, согласился Ахилл. И из этих двух дорог в грядущем я выбрал вот такую. А потому возвращайтесь к Агамемнону и скажите ему, что более не сержусь я на него, принимаю его извинения, но выбираю за него не воевать. Если Гектор приблизится к кораблям моих мирмидонян, тогда и только тогда возьмусь я за оружие ради защиты их. Это все, что могу обещать.
Послы ушли, понимая, что предложение Ахилла грекам почти без толку. Корабли мирмидонян стояли от центра берегового плацдарма дальше некуда.
В ставке командования Одиссей доложил об отказе Ахилла. Агамемнон принял его с угрюмой улыбкой.
Да. Этого я и ожидал. Мы все связаны обычаем и законами чести. И лишь Ахилл среди мужчин связан исключительно требованиями личной гордости. Ну что ж. Унывать мы не станем.
«От слез ярости и разочарования к внезапной несгибаемой решимости, подумал Одиссей. Вот таков он, наш Царь людей».
Ночной дозор[146]
В ту ночь Агамемнон и Менелай уснуть не смогли. Разбудили и остальных военачальников.
Необходимо, сказал Агамемнон, послать лазутчика за линию троянских войск и разведать, что они замышляют на завтра. Диомед, выбери кого-нибудь себе в пару.
Диомед тронул Одиссея за плечо, и эти двое растворились во тьме. Троянцы стояли лагерем и спали по всей долине Скамандра, какую смогли отвоевать у ахейцев. Диомед с Одиссеем беззвучно двигались по-пластунски к троянским позициям. Услыхав шаги, замерли. Кто-то приближался.
Прикинься мертвым, одними губами сказал Одиссей Диомеду. Оба застыли на месте.
Когда шедший к ним человек несусветно наряженный в волчью шкуру и шапку из хорька протопал мимо, они вскочили и схватили его.
Молю, молю! заскулил волчья шкура. Не убивайте меня!
Тсс! Ты кто?
Волчья шкура промямлил имя:
ДОЛОН. Я вам ничего не сделаю.
Одиссей приставил ему к горлу нож.
Говори.
Пощадите меня. Я все расскажу.
Пощадим, даю слово, прошептал Одиссей, но говори быстро. И тихо. У меня руки тряские, и, если не будешь скор, внятен и четок, это лезвие у твоего горла может запросто соскочить и добраться до твоей дыхалки.
Клянусь, клянусь! Слова сыпались из Долона хриплым перепуганным шепотом. Это все Гектор. Обещал мне бесценные сокровища, если проберусь я на разведку в ваш лагерь.
Одиссей улыбнулся. Так, значит, у Гектора та же затея, что и у Агамемнона, а? Заслать лазутчика во вражеский лагерь.
Что ж там за «бесценные сокровища» такие?
Ахилловы кони и золотая колесница.
Балий и Ксанф? уточнил Одиссей. Это свадебный подарок его матери Фетиде и отцу Пелею от бога Посейдона. Никто среди живых, кроме Ахилла, не способен ими управлять. Крысеныша вроде тебя они вмиг сбросят под колеса. Кроме того, с чего Гектор взял, что они ему когда-нибудь достанутся?
Он меня обманул! заныл Долон. Теперь-то мне ясно. Но мой отец, глашатай Эвмед, он богат. Он меня выкупит. Только молю не убивайте.
Рассказывай, что важного произошло сегодня в троянском лагере?
Н-ну прибыл царь РЕС с белыми конями его.
С белыми конями? И что в них важного?
Говорят, что если кони царя Реса Фракийского вступят в Трою, городу никогда не пасть. Он въедет на них завтра, и победа будет за нами.
И где же фракийский лагерь?
В-вон там.
Отлично, одобрительно сказал Одиссей. Я тебя подержу, а друг мой Диомед перережет тебе глотку быстро и
Но ты же сказал
что пощажу тебя? Сказал, да. На пять минут столького твоя жизнь и стоит.
Диомед стремительно и чисто резанул и Долон, булькая горлом, замертво упал наземь.
Удивительное дело, молвил Одиссей. Нож оказался гораздо острее, чем мы думали. Ты глянь чуть голову ему не отрезал.
Эти двое прокрались во фракийский лагерь, убили спавшего Реса и десяток его стражников, после чего пригнали белых коней к своим, где их встретили ликующие вопли ахейцев.
Агамемнон и Гектор ярятся
На рассвете Гектор разъезжал перед рядами троянцев и подбадривал их.
Они в наших руках, друзья! заверял он. Ничто нас теперь не остановит!
Пусть сотни греков и полегли при натиске, который возглавил Гектор, сейчас настал миг, когда Агамемнон явил свои устрашающие черты воителя. Как царь и вождь он, может, и давал слабину, однако в это утро его аристеи славы его он показал себя воином необычайной отваги. С безжалостным напором оттеснил он противника к реке, убив двух сыновей Приама и многих других троянцев. Гектор приказал основным силам отступить к Скейским воротам, восстановить порядок в построении и приготовиться к молниеносной контратаке, но тут брат его Гелен призвал подождать:
Зевс явил мне, что наносить встречный удар лучше всего, когда Агамемнон получит рану, которая выведет его из строя. Это случится. Имей терпение.
Зевс явил мне, что наносить встречный удар лучше всего, когда Агамемнон получит рану, которая выведет его из строя. Это случится. Имей терпение.
В этот миг Агамемнон одним смертоносным ударом копья пронзил Антенорова сына Ифидаманта насквозь. Склонился к поверженному и на глазах у ликовавших греков сорвал с тела доспех. Торжествующе вскинул добычу над головой, но тут откуда ни возьмись брат Ифидаманта Коон ринулся вперед, требуя мести, и, ткнув в Агамемнона мечом, рассек ему предплечье. Не поморщившись и даже не моргнув, Агамемнон занес свой меч и обезглавил Коона одним ударом. Теперь, разъярившись, он сражался и сражался, но потеря крови из раны в руке вынудила его шатко отступить вглубь ахейских рядов.
Гектор заметил это и понял, что его час настал. С великим воплем бросился он в гущу греческой рати, перебив шестерых в одном свирепом порыве. Диомед с Одиссеем держали удар, пока Парис не подстрелил Диомеда в стопу, тем самым выведя его из строя до конца дня. Затем ранили и Одиссея он бы так и сгинул на поле брани, не спаси его Менелай с Аяксом. Сам Аякс бился как одержимый. Ревя подобно Критскому быку, он ломился сквозь троянские ряды, кроша и рубя все на своем пути. Земля на равнине Илиона насквозь пропиталась алой кровью греков и троянцев.