Ксюша, а ты ничего не путаешь, а? осторожно поинтересовалась Александра, плотнее укутываясь в толстенную простыню, с чего-то вдруг ее начало легонько поколачивать. Как они могли провести вместе ночь и главное где? У Катьки мать с сестрой вернулись вчера из санатория. А Ромка
Ромка был фактически бездомным. Беженцем. Откуда, точно она не знала, да и не интересовалась особо. Катька всякий раз, рассказывая про него, называла то Казахстан, то Башкирию, то Дальний Восток. Суть не в этом. Суть заключалась в том, что Ромка как по приезде снял ветхий угол на окраине у одной сварливой бабки, так там до сего времени и проживал. Водить в этот угол всякий сброд подразумевались девушки, женщины и друзья бабка ему категорически запретила. С Катькой они встречались в основном на ее квартире, которую та делила с матерью и больной сестрой, и то все больше в их отсутствие.
Господи! Ну, когда ты наконец станешь взрослой, Саша?! завопила ей в самое ухо Ксюша. Ты считаешь, что проводить ночь возможно лишь в постели на шелковых простынях, да?!
Ну, не совсем так, но крыша над головой, по ее разумению, должна была присутствовать.
На даче они! рыкнула напоследок обессилевшая от ее тупоумия Ксюша.
На даче? На какой даче? Александра растерянно заморгала, силясь припомнить, когда это Катька или Рома успела обзавестись дачей, не вспомнила На какой даче? У них же не было никакой дачи.
Купила! Купила твоя Катька дачу недели две назад. Так, не дача, а одно название. Курятник какой-то ветхий. Но для такого нужного дела, как свидание, подойдет легко. Короче, записывай. Последовала короткая пауза, очевидно отведенная ей для того, чтобы она вооружилась авторучкой и листом бумаги, а потом дотошная соседка проговорила: Двадцать пятая дорожка. Номер дачи восемьсот двадцать четыре. Там еще загородка такая высокая, хоть и прогнившая, но очень высокая. Калитка открывается, если ее чуть приподнять. Добираться знаешь, как туда?
Нет.
Александра замотала в отчаянии головой.
Ей очень не хотелось верить. Очень!
Хотелось отключить телефон, снова забраться под бабушкину цыганскую перину, зарыться носом в подушку и продолжить прерванный сон про что-то хорошее.
Еще хотелось возразить Ксюше, заявить, что Катька не могла не сказать ей про свою недавнюю покупку. Они же виделись буквально пару дней назад. И еще хотелось сообщить, что адрес виртуальной Катькиной дачи ей совсем-совсем не нужен.
Не думает же Ксюша, в самом деле, что она поедет туда! С какой, спрашивается, целью?!
С такой, чтобы застать этих мерзавцев и убедиться наконец, что тебя очень виртуозно водят за нос! пояснила Ксюша даже без ее вопросов, будто мысли ее прочла. Сколько же можно пребывать в неведении?! Ты с ней прямо вся такая любезная!
Вот здесь Ксюша привирала откровенно.
С Катькой Александра не была любезной. Она ее любила всей душой. Она ее просто обожала, как сестру родную. Хотя у нее никогда не было ни брата, ни сестры, ей почему-то всегда казалось, что обожают их именно так.
Вот здесь Ксюша привирала откровенно.
С Катькой Александра не была любезной. Она ее любила всей душой. Она ее просто обожала, как сестру родную. Хотя у нее никогда не было ни брата, ни сестры, ей почему-то всегда казалось, что обожают их именно так.
Любила, обожала, старалась походить на нее, копировать манеры, привычки, а иногда в минуты острого черного отчаяния она ей немножечко завидовала.
Чему завидовала?
Да всему, господи! Там было чему завидовать, поверьте.
Катька Загорская Катерина Степановна
Двадцати трех лет от роду. С блеском закончившая школу. Потом с таким же сиянием и шиком закончившая местный институт и получившая диплом не какого-нибудь там бухгалтера, а гида-переводчика.
Красивая. Неприлично красивая. Ну, просто по киношному и книжному. И все-то в ней было безупречным и отточенным. Никакой наигранности и фальши. Плачет так плачет. Смеется так смеется. Безо всяких чувств смотрит на тебя и то эффектно. Просто рот открывай и любуйся ею. Александра и любовалась. И потакала, и нянчилась, и прощала
Слушай, Ксюша. Александра зажмурила глаза и в который раз пожалела, что выбралась из темной спальни на белый свет, лежала бы сейчас и лежала под периной, и поплакать можно было бы беспрепятственно, и погоревать, не вставая. А ты ничего не путаешь? С чего ты вдруг решила, что они на этой самой даче? Ты же не следила за ними, в самом деле! И опять же
Та не дала ей договорить. Хмыкнула в трубку со значением и тут же поспешно возмутилась:
Еще чего, следить я за ними стану! Очень нужно!!! Просто моя личная дача следующая по этой дорожке. То есть мой домик следующий и номер на нем какой?
Какой? глупо переспросила Александра.
Правильно! Восемьсот двадцать шестой, моя дорогая. Я вчера малину обирала, потом картошку опрыскивала от жуков, одолели совершенно. Во сколько же точно это было
Ксюша была заядлой огородницей, состояла даже, кажется, в каком-то городском сообществе, и всячески науськивала Александру на то, чтобы та вскопала, наконец, свой огород и влилась в их тесные сплоченные землепашеством ряды. Убеждала, что это крайне интересное занятие, совершенно не оставляющее свободного времени, которого ей Александре девать абсолютно некуда. Разве только на непутевые занятия.
Так вот, ноги уже споласкивала в бочке с водой, когда машина подъехала.
Машина? Какая машина?
У Александры в голове уже планомерно перемешивались грядки с картофельной ботвой, изъеденной колорадскими жуками, ведерки с малиной, номера домов с калитками, которые непременно нужно приподнимать, чтобы пробраться на территорию, огороженную ветхим, но высоким забором, а тут еще и машина какая-то.
Ромкина машина, какая же еще! Нет, ну ты вообще, Санечка! кажется, Ксюша даже обиделась.
Но Но у Ромки нет никакой машины, Ксюш! Нет, и не было! Он же на языке противно вертелось слово «нищий», но она нашла ему приемлемую замену. Он не настолько обеспечен, чтобы позволить себе автомобиль.
Уж не знаю, насколько он там у тебя обеспечен, или нет, но за рулем был именно он, поверь.
И она поверила!
Катька выбралась следом почему-то с заднего сиденья. И кажется, нервничала.
Почему нервничала? Внутри тоненько заныло, и она наконец-то поняла, что все это правда и что Ксюша совсем не врет, а говорит чистую, откровенную, обнаженную правду.
А я знаю? Оглядывалась все время и губку нижнюю все закусывала. Ну, ты знаешь, как она это умеет.
Александра знала, и сотню раз пыталась скопировать эту неподражаемо прелестную привычку своей лучшей подружки. Простаивала перед зеркалом часами, терзая крепкими зубами свою бледно-розовую плоть. То с одной стороны закусит, то с другой, то посередине.
Не получалось, хоть ты тресни! Ее личный рот совершенно не хотел капризно выгибаться, и прикушенные губы потом долго болели и шелушились.
Потом о чем-то переговорила с Романом твоим и нырь в калитку. Он следом. Ну, а я Ксюша неожиданно замялась.
А ты что?
И в самом деле, что она? Поспешила уйти, начала подслушивать или подглядывать, а может, в гости напросилась. Они же были знакомы, почему бы не зайти, раз увидела.
Ну, а это Ноги ополоснула, вытерла, обулась и подошла к своему забору. Он как раз к стенке ее дома примыкает. Я вовсе не хотела подслушивать, поверь!
Не поверила. Хотела и подслушивала, дураку ясно.
И что там? Александра зажмурилась покрепче, пытаясь удержать проклятые слезы, начинавшие красться из глаз.
Не поверила. Хотела и подслушивала, дураку ясно.
И что там? Александра зажмурилась покрепче, пытаясь удержать проклятые слезы, начинавшие красться из глаз.
А там стоны, ахи, скрип, дальше ты знаешь, не маленькая же, Сань! Что ты в самом деле?! И вот я уехала потом, а они все там были. Машина, говорят, и сейчас там стоит.
Кто говорит? ахнула Александра, моментально представившая себе ночное Ксюшино бдение возле машины, на которой приехала на дачу ее подружка и любимый.
Так моя соседка ночевала на даче, утром на работу поехала прямо оттуда. Она и сказала, что растопырились посреди дороги, пришлось объезжать по другой дорожке. Так вот
Ксюша ненадолго замолчала, мелко и часто дыша. Александра почти не дышала, так ей казалось. Сидела, погруженная в темноту и представляла, представляла, представляла.
Как Ромка кроет крышу бабушкиного дома. Как копает ее заросший мальвами огород и разбивает потом на нем грядки. Она лично ради такого случая даже в треклятое общество огородников вступит, и огурцы научится солить впрок, если они уродятся, лишь бы
Лишь бы все это было неправдой! Лишь бы Ксюша взяла вдруг и ошиблась.
Поезжай туда сейчас и посмотри! вдруг скомандовала та ей.
Куда?! Зачем?!
Александра моментально сжалась в маленький тугой комок, зарывшись по самый нос в мохнатую цветастую ткань.
Никуда она не поедет! Нет ее здесь! Она спряталась!
Так обычно она поступала в своем счастливом избалованном детстве, когда бабушка заставляла ее что-нибудь делать. Помогало раньше. Бабушка ее искала, упорно обходя накрытую с головой Александру стороной. Притворно ахала, всплескивала руками, искала, не находила, разумеется, и отступала.
Ксюша не была ее бабушкой, она страдала патологической настойчивостью, и она снова скомандовала ей:
Поезжай и накрой с поличным этих голубков! А то они у тебя вечно все в шоколаде, а я Я для тебя пустое место!
Разговор закончился в этом месте. Ксюша отбилась. А Александра упала, как сидела комочком на диван и расплакалась.
Никуда она не поедет. Да и зачем? Чтобы в очередной раз убедиться в том, что Катька снова сделала с ней это? Противно. Как же противно! Нет, ну ладно Катька, А Ромка? Совсем с катушек спрыгнул? Он же плевался именем Катерина, и кулаком себя в грудь стучал, и зарекался, и проклинал. А теперь что же получается? И откуда, скажите на милость, у этих двоих вдруг появились деньги на приобретение дачи, машины, а?!
Нет, ехать все же придется. Совсем не за тем, чтобы накрывать их с поличным, как рекомендовала ей Ксюша. А хотя бы за тем, чтобы убедиться в том, что все это неправда. А?! А что?! Классная идея!
Именно эта идея и подхлестнула ее березовым прутом. И заставила подскочить с дивана и заметаться по бабушкиному дому в поисках расчески, джинсов, футболки и носочков в кроссовки. Собралась минуты за три, успев и всплакнуть на дорожку, и увидеть себя в зеркало некрасивую, и в сторону телефонного аппарата плюнуть надо же было утру так начаться.