Ну вот и пойдешь. Короче, я тебя до ближайшего города довожу, людям сдаю, а дальше ты сама как-нибудь.
Девчонка задумалась, нахмурилась. Потом головой замотала:
Нет, «как-нибудь» меня не устраивает. Доведешь меня до моего замка, я тебе заплачу.
И что я с твоим «заплачу» делать стану? Нет, я понял, что она про деньги, про те самые золотые монеты, с которыми в городе жить можно. Только мне-то они зачем? Мне Келда нужна а она за деньги не продается. Сиди в шатре и не вылезай, я пойду еды в дорогу соберу. Побольше. И все что нужно, чтобы в лесу ночевать. Вот чуть язык ей не показал, поганке нахальной. Потому что в городе нас с тобой точно никто не ждет. Но мы поищем там того, кому ты приглянешься и кто захочет тебя дальше провожать.
Он еще и мне приглянуться должен! Я неизвестно кому себя до замка провожать не позволю.
Ну и пойдешь одна-одинешенька, фыркнул я, плечами пожал и побрел сначала к отцу, потом к матери с бабкой. Мешок заплечный собрал на две седьмицы хватит!
Вернулся в шатер, а там поганка эта с Келдой о чем-то щебечут!
Ты, говорят, герой? Орчанка уставилась на меня в упор, сверху вниз, а я только кивнуть и смог. Уж не знаю, где я там герой, но кто ж от такого звания откажется?
Принесешь мне шкуру зверя, которого тут не водится, может, и соглашусь стать твоей женой!
И ушла. А я, как дуб, остался стоять и думать, что это было и за что мне такое счастье.
Я ей сказала, что ты меня проводить до гор, где я живу, вызвался. И что ты очень заботливый, но совершенно точно в кого-то влюбленный, по лицу видно страдаешь. Про зелье я ей рассказывать не стала.
И на том спасибо, выдохнул я, глядя на ухмыляющуюся девчонку. А как ты догадалась, что я по ней именно страдаю?
И на том спасибо, выдохнул я, глядя на ухмыляющуюся девчонку. А как ты догадалась, что я по ней именно страдаю?
Ты с нее глаз не сводил все время, что мы у шатра стояли. Сложно не заметить. Поганка одарила меня снисходительно-презрительным взглядом и потом уважительно оглядела мой мешок. Хорошо собрался, дня на два-три точно запас есть. Пошли?
Я-то как раз хотел ей предложить переночевать в шатре, а в путь отправиться утром, потому как вторая половина дня уже. Но едва рот открыл, как тут же и закрыл. Обвинит сейчас в том, что я хочу напоследок сделать вид, будто все же свое получил, а не просто так, как поленом пришибленный, прусь с ней неизвестно куда неизвестно зачем. Хорошо хоть, Келду предупредила Точно! Я ж не просто так, а за шкурой зверя иду, такого, какого здесь не водится. За подарком для своей будущей первой жены!..
Что-то ты подозрительно как-то скалишься, насмешливо фыркнула девчонка, но на клыки мои покосилась и поежилась. А я очередной раз пожалел, что такие, как у отца, не вырастут
Орчанки часто шутят, что клыки у мужчины это его первое достоинство, то, которым он перед всеми красуется. И если первое маленькое, то на второе и смотреть незачем. Зря это они
Вот, теперь наоборот, скис совсем. Поганка продолжала пристально изучать мое лицо и ехидничать. Разозлившись, я схватил ее за руку, сжал она ойкнула, я тут же испуганно пальцы расслабил, на ее посиневшее запястье посмотрел и зло выругался. А потом на выход из шатра кивнул:
Пошли, раз тебе вдруг так резко приспичило. До города ближайшего двое суток пути, я у отца выспросил, он мне даже карту старую срисовать дал. Так что наспишься в лесу, наотдыхаешься!
И усмехнулся, наблюдая, как эта ехидина сразу притихла и нахохлилась. А вот нечего надо мной подшучивать! Я тоже могу и места слабые уже вычислил. Балованная она и до того, как под валун свалилась, какое-то время не совсем в себе была или бежала от кого-то. Но недолго кожа уж больно нежная, да и она сама вся только тронь и сломается. Босиком явно ходить не привыкла, так что я ей детские сапожки из кабаньей кожи у отцовских жен выпросил. Вытащил их из-за пазухи и протянул:
Держи а то мы так с тобой до ближайшего перелесья не дойдем. Разве что я тебя на себе всю дорогу тащить стану.
А что, мы как-то иначе идти собирались? Поганка оживилась немного и снова разъехидничалась. С сапожками я угадал как влитые сели. Я их по своей ладони мерил один в один и вышло.
Ногами ты своими пойдешь, пояснил я нахалке расклад. Пусть еле-еле плестись будем, уж как-нибудь переживу этот позор. Но в ездовые орки я не записывался. Устану нога за ногу перебирать, перекину тебя через плечо, тощей попой кверху, и пробегусь немного а потом снова поплетемся.
Злой ты, выдала мне поганка возмущенно-обиженно. Но деловито подергала платьице, оглядела себя, потом меня, вздохнула так, будто это не она нас двоих неизвестно куда тащит, а я ей навязался или еще что опять не так сделал, и пошла из шатра по тропинке. Уверенно так, словно знает, куда идти надо.
Ну я мешок за спину перекинул, топор к поясу прицепил и вслед за пигалицей пошагал, как обещал, нога за ногу. На нужном повороте только за руку ее легонечко потянул, едва прикоснувшись, чтобы не забрела, куда не надо. А то лешие с кикиморами уже плутать-веселиться приготовились. Парочке особо настырных пришлось кулаком погрозить, чтобы даже в мыслях не было! Мне только этой немощи, петли вокруг болота накручивающей, не хватало.
Глава 6
Ка-арис:
Я, кажется, начала потихоньку привыкать к виду своего чудовища. Когда смотрела на его лицо, уже не гипнотизировала странные клыки. А его голос, если отвернуться и, главное, не прислушиваться, звучал даже красиво. С таким голосом героические баллады бы петь, а не на меня брюзжать, словно старая дуэнья.
Куда тебя лешак потащил, зачем ты с тропы сошла, чучело прозрачное? А если б утопла, дурында обормотная? Кикиморы бы утащили, если б я не подбежал! Сказал же, на тропе стой, пока я в кусты отлучусь!
Да ты сам провалился в тех кустах!..
Зла на него не хватает!.. Тупой он, а не страшный Тупой, наглый, самоуверенный, и его зеленая клыкастая рожа вызывает не отвращение, а раздражение. Причем какое-то странное.
Обычно я просто ставила в известность: «Ваше общество мне неприятно», и все, больше никогда не видела, не слышала, не вспоминала. А тут
Приятно его общество или нет, а одной мне до ближайшего города добираться будет сложно. Придется терпеть, тем более привыкла уже. Но в том-то и дело, что раздражение у меня на него какое-то непривычное. Вот скажу я ему: «Мне неприятно твое общество», и он убежит довольный, потому что не ценит, какую я ему честь своим обществом оказываю. Наоборот, обрадуется только!
То есть я могу ему, конечно, заявить, что я дракон-оборотень из рода Асэншейн, но вот есть у меня предчувствие не проникнется. Даже самого факта, что я дракон, не осознает, потому что бездоказательное заявление получается. Они тут вообще считают, что драконы вымерли! И имя рода отца для него пустой звук.
Я сразу решила не представляться ему полностью, едва он попытался мое имя сократить!.. Тупой же
Ка-арис ему не запомнить, он меня до Арис сократить попробовал, потому что Карис ему не понравилось, а двойное «а» выговаривать сложно и смысла нет. Так бы и стукнула чем-нибудь!
За все свои двести лет я физически выражала недовольство раза три или четыре, потому что большинство окружающих меня людей понимали слова, а драконы мысли.
Когда я в первый раз по щеке ударила слишком уверенного в себе придворного, мать отвела меня в сторону и объяснила, что цивилизованным созданиям дана речь, а силу надо применять только после того, как разочаровался в своем собеседнике и его цивилизованности. Я запомнила.
Особенно после состоявшегося вечером того же дня разговора с отцом:
Нельзя поднимать руку на того, кто не сможет тебе ответить. Ты женщина и высшая, дважды неприкасаемая. Если ты считаешь себя оскорбленной, ты можешь приказать казнить оскорбившего или попросить равного ему по статусу вызвать его на дуэль. Можешь выразить свое неудовольствие и изгнать грубияна, лишив его нашей поддержки. Но пачкать руки самой значит опускаться до уровня того, кого ты ударила.
И я училась выражать свое неудовольствие, пользуясь словами, только словами. Прямо, честно, спокойно, глядя в глаза. Предупреждение, дуэль, казнь, изгнание
Но этот дикарь он совершенно не понимал слов! И как еще мне донести мое неудовольствие? Только опустившись до его уровня или подняв его до моего!
Да куда ты опять прешь, чахла, чтоб тебя кикиморы унесли! Все, давай привал делать.
Прямо здесь? Я обвела рукой болото! Ледяные грани, вот как он место для привала выбирал? Впереди тропа, позади тропа И там, где мы стоим, тоже тропа!
А где еще? Поляны специально для тебя поблизости нет. До нее еще минут двадцать мне бежать и часа два тебе плестись.
Я не хочу спать прямо на дороге! У меня от возмущения внутри снова начал зарождаться фонтан магии, поэтому я закрыла глаза, сосредоточилась и попыталась успокоиться.
Если обернуться не получится, магия не сможет выплеснуться и мне будет очень плохо. Больно.
Тха-арис долго учился обороту, очень долго. Я уже была в сознательном возрасте, когда у него стало все получаться с первого раза. И я очень хорошо помню, как ему было больно ведь он был драконом нашего клана, а мы все чувствуем друг друга, порой даже на расстоянии. Конечно, основную боль забирал отец, потом мать, сестра и какой же огромной она была, раз доставалось даже мне?!
А я не хочу бродить несколько часов в ночи заплутаем, век не выберемся.
Сам же сказал, двадцать минут! Я уставилась на дикаря в упор, а он даже не поежился, так же в упор уставившись на меня. И только спустя вечность, когда я уже готова была сдаться и отвести взгляд, махнул рукой:
Ну что, чахла с гонором, сейчас повеселимся
И перекинул меня через плечо, сверху на мешок! Головой вниз! А потом побежал Дикарь! Тупица! Чудовище зеленое!
Придурок! Как ты посмел?! Как?..
Сама хотела на поляне спать. Спи!
Прямо на траве? А костер? А
Кровать? Матрас? Спальный мешок есть, но он один.
Спальный мешок меня устроит, облегченно выдохнула я. И костер разведи. Холодно.
Костер этот зеленый придурок развел довольно быстро и даже где-то нашел воды, в которую насыпал травы и чего-то сушеного главное, чтобы не мух!..
Стараясь не задумываться о компонентах, быстро выпила горячий бульон из миски и вопросительно посмотрела на чудовище. Он медленно уверена, что нарочно медленно, съел все, что оставалось в котелке, снял широкий пояс, сразу вместе с висящим на нем в чехле топором, пробубнил о том, что завтра надо будет поохотиться. Затем достал из рюкзака большую, сшитую пополам мехом внутрь шкуру и залез в этот мешок сам!