«Отвердела» ли Зона вокруг Матроса настолько, что уже не выбраться? Вопрос вопросов, однако. И появление неожиданного, но в каком-то смысле долгожданного, «вымоленного» напарника покуда не так чтобы действенно помогало склониться к определённому ответу.
В этой локации, с первых шагов не предвещавшей особых проблем, идущий застрял, как муха в янтаре.
Точнее, влепился в смолу, которая потом станет янтарём, и если муха не выберется вовремя, то запечатлится на века вместе с окружающей массой. Пока тормозящая движение субстанция податлива, ещё не совсем застыла, из неё надо выбраться. После точки невозврата освобождение станет невозможным, смола слишком отвердеет
«Отвердела» ли Зона вокруг Матроса настолько, что уже не выбраться? Вопрос вопросов, однако. И появление неожиданного, но в каком-то смысле долгожданного, «вымоленного» напарника покуда не так чтобы действенно помогало склониться к определённому ответу.
Что-что, а образ мухи в смоле как нельзя лучше подходил не только к ситуации внутри этого сегмента, но и в целом к статусу, в котором находился сталкер. Желающий, но не могущий выбраться обратно из тягучей мутности, обволокшей его с момента, когда прошёл сквозь стену Периметра и вляпался в Зону.
По-прежнему неопределённость. Тоскливо, безнадёжно тянущееся «или», уныло зависшее между «нет» и «да» Хотя, спохватился Матрос, изменение есть! Тоску и уныние можно отмести из определения статуса. Надежда не оформилась чётко, но свет в конце туннеля определённо брезжит. Добраться бы туда, к финальному перекрёстку, и правильно выбрать.
Тот самый коридор, что ведёт не в тупик или следующий лабиринт, а к желанному уходу из Зоны.
Внешнему, окончательному выходу
Остался же он хоть где-то, как-то, когда-то?! Сквозной канал через Периметр. Не могла она закупориться наглухо. Пусть парадные ворота заколочены и все боковые двери заперты на засовы, но хотя бы запасной, секретный «ход доступа» обязательно необходим любой структуре! Системе, сущности, желающей не замереть в смертеподобном трансе небытия навечно. Намеренной развиваться, шириться, расти, вернуться в бытие и сознание.
Жить.
В том, что Мультизона хочет жить, а не умереть, сталкер не сомневался ни на йоту. Иначе последняя из таких вампирских сверхсущностей, арьергард кочевого «племени» некогда сотворившегося в неведомых глубинах вселенной и распространившегося по пространственно-временному континууму, вела бы себя по-другому. Тихо угасала, закапсулировавшись сама в себе, до истощения последних искр энергии. (Вечности нет. Всему всегда приходит конец, так или иначе. Даже тьме. Потом на смену обязательно придёт новое начало, но это уже будет совсем другая история)
Зона же, чудом уцелевшая, сохранив часть былых энергетических возможностей, направляла их на захваты частиц окружающей вселенной. Они происходили безостановочно, силы постоянно использовались на то, чтобы неустанно тянуть внутрь себя пищу, добычу, любую подпитку извне. Всё, вся и всех, до чего и кого захватчица способна дотянуться, самолично или опосредованно.
Наверняка и обратный процесс, вектор наружу, предусмотрен
Ходка к нему продолжается.
Остановки не дождётся, сука! Сталкер жив, умирать он тоже не собирается. Волю не сломить, пока веришь в победу. Человека не одолеть, пока он сам не захочет сдаваться.
Вот какие девизы у человечества арьергардная Зона точно позаимствовала, уж чему-чему, а эти уроки выучила на отлично. Принцип усвоила крепко-накрепко, в «кровь» её он впитался
В этой локации ходка резко снизила темп, сталкер основательно завяз. Да уж, богато на непредсказуемые сюрпризы и залихватские повороты «сюжета» прохождение сегментов, разновеликих, разномастных и разнообразных (чего и кого только не натащила жадная вампирша!). Локаций-секторов, из которых мозаично складываются сегменты, в свою очередь, образующие адские круги Зоны.
Сейчас вокруг него простирались городские улицы.
Мегаполис на многие миллионы обитателей. Действующий, исправно функционирующий во всех сферах, коммунальных, производственных и транспортных. Но совершенно пустой. Население исчезло, как будто в одночасье стёртое с лика этого мира.
И судя по некоторым признакам, сгинувшие жители лишь внешне казались членами социума, очень близкого к человечеству, привычному Матросу. Всё-таки мир в их представлении смотрелся не совсем таким. Здешнее мировидение отличалось от мировосприятия и понятий соотечественников, ему запомнившихся по родной реальности.
Например, у местного аналога автобусов и троллейбусов почему-то были треугольные окна. У всех. Причём у аналогов легковых машин такого дизайна не наблюдалось, окна выглядели нормально, так сказать. Зато у грузовиков зачем-то сплошь круглые, прямо корабельные иллюминаторы. Лодок и кораблей по ходу не попалось, но возникал логичный интерес: здесь у плавсредств иллюминаторы должны быть только квадратными или многоугольными?..
Такие искажённые тени городов порой могут присниться. Затерянные в ничто-нигде-никогда сновидений, безлюдные и остановленные во времени проекции живого мира.
Сейчас живой человек реально бродил по мегатени, проходя улицу за улицей, двор за двором, площадь за площадью Заглядывал в жилые дома, общественные здания, технические сооружения. Рассматривал игровые и спортивные площадки, гаражи и парковки, медицинские, развлекательные и прочие учреждения. Не поленился пробежаться по паре-тройке фабрик и крупному заводу.
Некоторое недоумение вызвало отсутствие открытой воды. Рек с набережными, проложенных искусственно каналов, выкопанных прудов, каких-нибудь канав с текущими по дну потоками типа ручейков, даже фонтанов нигде не нашлось. Вода имелась, но повсеместно была скрупулёзно упрятана в тянущиеся везде и всюду, сплетающиеся и ветвящиеся надземные трубопроводы. Либо отведена в замкнутые русла, трубы большого диаметра под поверхностью.
Что вверху, что внизу водные артерии были в разрезе отнюдь не круглыми. Три плоскости металла, сочленённые так, чтобы образовать равносторонний треугольник. Острые кромки по всей длине, многие сотни и сотни, тысячи километров (в сумме по городу!), скреплялись как-то с виду не сварными швами. Намертво склеивались чем-то, кажется.
Вроде всё «как у людей», во многом разительно напоминает нормальное, с детства знакомое. Но по мере присматривания к деталям повсюду обнаруживались и другие, пусть не сразу заметные, однако существенные отличия. Порой кардинальные.
К примеру, дверные полотна и оконные рамы, чтобы открыть проёмы, опускались в пороги и подоконники. Не распахивались, не разъезжались створками в стороны. Не сдвигались вверх, как сегментные ролеты или окна англо-американской системы.
Нигде никаких уличных скамеек, чтобы посидеть. Вместо них к ветвям деревьев (растительности мегаполис не был лишён, что порадовало) крепились гамаки. Да, да, самые что ни на есть подвесные полотнища и сетки. Буквально на каждом дереве; горизонтально растущих ветвей хватало с избытком, будто их специально оттопыривали ещё у молодых саженцев. Болтались теперь эти подвески под кронами, как экзотические плоды
Зато повсюду, буквально через каждые полсотни шагов, на тротуарах и в скверах, на аллеях бульваров и в проходах между домов установлены конструкции, которые иначе как унитазами язык не поворачивался назвать. Хотя схема дизайна отличалась от привычной, коротко характеризуемой основополагающим понятием «овально-закруглённый».
Эти штуковины были кубическими ящиками строгих линий. Все как одна пятнистые, чёрно-серо-бурые, но не «камуфляжно», а с пятнами, словно в шахматном порядке расположенными, чётко. Вода к этим открытым, без намёка на ширмочку или загородку вокруг «ватерклозетам» подводилась скрытно, под уличным покрытием (не асфальтом и не бетоном, а чем-то вроде шершавого пластика!). Слив происходил автоматически, стоило в чашу что-нибудь наложить или налить сверху. Минутная пауза и сливает.
Сталкер экспериментировал, пробуя несколько раз накладывать и лить. Работало исправно везде. Как эти устройства нейтрализовывали неизбежные ароматы, неясно. Никаких аэрозолей не прыскало после слива. Предположить, что наложенное у исчезнувших аборигенов «не пахло», можно было, но тогда в списке странностей должна появиться совершенно отдельная колонка, предполагающая ну очень большую различность физиологий.
А о моральных аспектах публичного испражнения отходов метаболизма не стоило даже начинать думать. Чужой монастырь, чужие правила, что ещё сказать.
Это могло бы даже позабавить, но вызвало скорее удивлённое недоумение, чем веселье.
И это всё навскидку, без тщательного изучения вплотную и дальнейшего сравнительного анализа различий.
Факт, что с виду местные (судя по изображениям на рекламах и прочим оказиям познакомиться с внешностью) не отличались от привычного человеческого облика, даже стилистика и конструкция одеяний достаточно схожа, в данном контексте не утешал, а наоборот. Какое там у них внутри биологическое содержимое, если накладываемое в туалетах не пахнет?
Или у них просто так сложилось исторически, что сидящие «на горшках» соплеменники (и соплеменницы!) не нарушают норм, а подобные запахи им не кажутся столь уж недопустимыми в публичном пространстве
Сталкер специально обследовал здания, показавшиеся жилыми домами, и обнаружил, что внутри никаких унитазов нет. Вот так, ни больше ни меньше. Приспичило, ходи до ветру на улице, при всех прохожих.
Или у них просто так сложилось исторически, что сидящие «на горшках» соплеменники (и соплеменницы!) не нарушают норм, а подобные запахи им не кажутся столь уж недопустимыми в публичном пространстве
Сталкер специально обследовал здания, показавшиеся жилыми домами, и обнаружил, что внутри никаких унитазов нет. Вот так, ни больше ни меньше. Приспичило, ходи до ветру на улице, при всех прохожих.
Ванн, душевых кабин или чего-то подобного, кстати, тоже в домах не обнаружилось, хотя очень даже узнаваемые кухни там имелись (с раковинами-мойками для посуды). Где они моют тела в таком случае? Общественные бани? Но отправиться на поиски банных комплексов единственный сейчас живой прохожий в этом городе неожиданно не захотел. Стрёмно стало. Вдруг там, в технологии омовения, обнаружится что-нибудь ещё более экзотическое, чем «толчок» посреди тротуара
Да, здесь жили-поживали и вдруг пропали настоящие инопланетяне. Ну, либо инореаляне, если это фрагмент Земли, но из параллельной (перпендикулярной, диагональной) реальности.
Город на удивление спокойно перенёс отсутствие жителей. Транспортные системы продолжали работать в автоматическом режиме. Много автомобилей стояли запаркованные в отсутствие пассажиров, но общественный транспорт выполнял рейсы. Аналогов троллейбусов и автобусов здесь ездило очень много, гораздо больше, чем в мегаполисах родного мира, а вот трамваев, надземок и вообще любых аналогов рельсовых средств передвижения не наблюдалось.