что есть общий ресурс?
что можно расценивать как хорошие практики и подходящие отношения между производителями общего и различными общими ресурсами?
кто образует «мы» сообщества?
Обозначенные три вопроса пригодятся для анализа и традиционных ресурсов общего доступа (например, рыбных мест) и сложной констелляции городских совместностей, которым и посвящен данный сборник. В следующем разделе мы уделим большее внимание городской среде, сулящей дополнительные сложности в разговоре об общем. Например, идея Остром о том, что хорошо определенные границы есть фундаментальное условие любой попытки создания общего (что обсуждалось в ее вышеупомянутых восьми принципах), может быть оспорена условиями городской среды. Городская совместность не просто размещена в пространстве, она является результатом серии разномасштабных процессов.
Определяя городскоеКак отмечают различные авторы, понятие «городское» предполагает разговор о «праве на город», способном обосновать сопротивление силам государства и капитала, претендующим на эксклюзивное использование ресурсов территории23. Лефевровская концепция «права на город» основывается на представлении о городе как творении, постоянно творящемся коллективном произведении искусства, которое формируют, используют и изменяют сами обитатели; эта концепция удивительным образом похожа на идею общего (the commons). Впрочем, более распространенная концепция «городского» предлагает мыслить пространство совсем иначе. Чаще «городское» синонимично «локальному», город понимается как «сущность»24; временами это понятие вмещает в себя и аспекты плотности и масштаба. Критикуя глобальную урбанистическую парадигму, также называемую дискурсом об «эре урбанизма», Бреннер и Шмид доказывают, что определять пространство как «город» довольно спорная затея в силу обилия вариаций, различных методов оценки, а также локальных и национальных ограничений, влияющих на сбор международной статистики об общемировой урбанизации25. Конечно, все эти определения основываются на фундаментальном допущении, согласно которому «глобальную зону расселения можно и нужно аккуратно разделять на городские и сельские единицы (containers)»26. Другие определения приписывают городу специфические формы и объемы. Если мы обратимся к версии Афинской хартии авторства Ле Корбюзье, вышедшей в свет в 1943 году, мы увидим классическое и общеизвестное распределение: город, разделенный на функциональные зоны (например, жилая застройка, деловые и торговые кварталы), определяющие досуг, работу, перемещения горожанина. Другое направление урбанистических наук цепко держится за концепт «глобальных городов»27, как если бы он позволял понять истинную природу города.
Мы, будучи исследователями городского, воспитанными в критической традиции, воспринимаем «городское» как понятие, действующее на более высоком уровне абстракции, нежели понятия «город» или «локальное». Различие между городом (city) как «локальным пространственным явлением» и «городским» (the urban) не так уж легко провести, но его неминуемо нужно обозначить, особенно в связи с вызовами, которые оно бросает концепции «общего».
Из текстов, написанных в рамках критической урбанистической традиции, мы можем извлечь две конкретные интуиции «городского».
Во-первых, «городское» схватывается в терминах своей мультимасштабности (multi-scalar constitution), а также связей с другими пространствами и местами. Эта идея берет начало в политэкономической критике и определяет урбанизацию как глобальный процесс, связывающий различные места и масштабы, от телесного до глобального. Отталкиваясь от текстов Анри Лефевра, Нил Бреннер и Кристиан Шмид даже позволяют себе заявить, что мы живем в ситуации «планетарной урбанизации»28; таким образом, урбанизация определяется как, по их мнению, превалирующий тип существования, присущий современному обществу.
Во-вторых, «городское» также можно понять как реальность (модерной) повседневной деятельности.
«Городское» призма, позволяющая увидеть, как логика капитала и государственных сил вплавляется в различные опыты и тактики горожан, стремящихся удержаться на плаву в повседневности; «городское», увиденное таким образом, есть культурный процесс, опосредующий индивидуальный и повседневный опыты в соответствии с требованиями накопления капитала и политической гегемонии. Анонимность, без которой немыслимы большие и сложные городские агломерации, не в лучших отношениях с идеалами децентрализованного общего, в котором все создатели и пользователи знают друг друга в лицо. Тем не менее некоторые урбанисты29 ценят именно эти черты городского (то есть анонимность), воплощающие освобождение от группового давления (peer pressure) и других форм общественного контроля; черты, позволяющие городским культурам развиваться во всем их многообразии.
Дэвид Харви, говоря о переменах и разнообразии, присущих городскому, лаконичен и точен: «город это пространство, в котором взаимодействуют люди всех типов и классов, как бы неохотно и даже агрессивно они это ни делали; тем самым они производят общую, пусть и постоянно изменяющуюся и эфемерную жизнь»30.
Обратившись к широкому спектру измерений «городского», мы можем обобщить «городское» как пространственную организацию общества. Оно образуется структурными аспектами, то есть ускорением и уплотнением формируемых связей, воплощенных в развитии застраиваемой среды; но его также образуют и культурные аспекты, то есть методы работы с различием и сложностью, основанные на микрофизике повседневных столкновений, а не только замысел высших сил и властное планирование (sovereign planning). Чтобы избежать обращения к доминирующему методу, который выстраивает теорию на основании кейсов, ограниченных рамками Глобального Севера, и принимает города «Третьего мира» за «проблемы, нуждающиеся в диагнозе и реформах»31, мы коллегиально решили рассматривать города и Глобального Севера, и Глобального Юга. Мы стремимся обозначить точку зрения на «обыкновенные города»32, хотя понимаем и признаем, что большинство рассматриваемых примеров размещено в городах крупных (metropolitan centers).
Вызов, поджидающий исследователей городской совместности, кроется в том, что любая попытка создания совместности зависит от городских условий, и в каждом конкретном случае эта зависимость отличается глубиной и сложностью. С одной стороны, городская совместность вынуждена учитывать масштабы, на которые она может выйти, если будет достаточно долго существовать; кроме того, в ней самой заключены потенциальные ограничения, которые могут актуализироваться с течением времени. С другой, продолжающаяся урбанизация общества со всеми ее мобильностями, скоротечностями и множественностями субъективностей постоянно подрывает и оспаривает установленные границы. Так мы приходим к вопросу: какие институции нужны в условиях разнообразия и пусть неполной, но анонимности? И как нам следует размышлять о взаимодействии различных городских акторов? В конце концов, кажется неизбежным наличие набора общих ценностей и норм, необходимых для общественной институционализации.
Границы, в определенный момент создающие чувство сообщества, некоторое время спустя могут быть восприняты и как форма необоснованного исключения. То есть обвинениями в исключении разражаются не только сторонники совместностей; исключение может обнаружиться и в практике, которая мыслилась как общая. И, естественно, любой проект создания совместности, стремящийся преодолеть ограничения государства и рынка, должен рассматривать эти обвинения со всей серьезностью иначе он рискует воспроизвести социальные различения. С другой стороны, границы можно оспаривать и изнутри; горожане могут прекратить попытки производства совместности (commoning endeavors) изза географической мобильности или же потери ощущения сопричастности сообществу. Совместностям, число участников которых идет на спад, грозят проблемы с воспроизводством. Участники, преданные делу, могут чувствовать отчаянную потребность в том, чтобы оберегать соседский парк или удерживать (и обновлять) конкретный сквот. Однако участники процесса по созданию общего, городские акторы, вольны преследовать свои интересы и разрабатывать новые идентичности в самых разных направлениях; и причины, по которым они могут оставить совместное дело, не обязательно сводятся к одному лишь переезду.
В такой ситуации создателям приходится постоянно уточнять, обсуждать и повторно артикулировать, кто такие «мы». Итак, приняв во внимание это непостоянство, как же создателям совместности поддерживать коллективные интересы и идентичности?
У проблемы границ есть и другой аспект, связанный с взаимоотношениями разных совместностей. Харви указывал, что горизонтальность как принцип совместной организации общих благ и ресурсов имеет свои ограничения33. Из этой перспективы децентрализация и автономия основные двигатели производства еще большего неравенства, производимого неолиберализацией, и в силу этого взаимодействие между автономными элементами (совместностей) необходимо регулировать при помощи правил, которые, в свою очередь, вводит, устанавливает, обеспечивает и контролирует авторитет, занимающий в иерархии более высокое положение34. Отталкиваясь от работ Мюррея Букчина, Харви35 также предложил федеративную структуру, координирующую различные совместности.
В каждом отдельном случае городским совместностям следует быть настороже чтобы постоянно учреждать и пересматривать собственные границы и институциональную динамику. В каждом случае совместность должна держаться на приличной дистанции от воздействий рынка и государства, при этом выступая «ведущим партнером в танце»36 с ними. Поскольку и капитал, и государство получают накопления из внешних источников, они сознательно трактуют городскую жизнь как источник ревитализации37.
Новые формы взаимодействия, социального и культурного воспроизводств, технологических инноваций, мода и многое другое суть важные импульсы, усиливающие накопление капитала38. Инициативы по созданию совместностей такие, как сети малых предпринимателей, субкультурных производителей инициативы по оказанию прямых услуг маргинализованным группам и, например, городское садоводство получают теплый прием у правительств, которые могут даже поддерживать эти инициативы, надеясь на ревалоризацию городского пространства и смягчение от ударов экономической реструктуризации39. Тем не менее в то же самое время креативный потенциал городских совместностей и их способность к воспроизводству постоянно подрываются новыми попытками их эксплуатировать и контролировать (то есть отграничить); попытками, в свою очередь вызванными политикой по сокращению расходов.