На пальцах, еще ощущавших жар огня, темнели разводы золы, которую я рассеянно вытерла о подол платья.
Ты уже закончила? строго спросил Делмар, смерив меня ехидным взглядом, совершенно не вяжущимся с серьезным тоном. Теперь мы можем идти?
Вот и какой он после этого огонек? Пироманьяк он. Контуженный.
Вместе с Делмаром мне идти, конечно же, пришлось, а потом пришлось любоваться знакомым залом, в который Раяр притащил меня прямо с сектантской поляны. В тот самый, что с мраморными полами, резными каменными стенами и люстрой. Вот по всему замку висели светильники, а здесь была люстра. Огромная, красивая, освещающая и сияющая от собственного света.
И трон. Большой, массивный, выбитый прямо из камня, он казался мощным и несокрушимым, совсем таким же, как и темный, восседавший сейчас на нем.
Ради приема дорогих гостей Раяр расстарался на славу. Тьма под потолком и в углах стала будто бы гуще, чем обычно, зал сделался гулче, а воздух холоднее. И хейзар на черном троне, сменивший темный камзол на темный матовый доспех и плащ с меховым подбоем, выглядел совершенно недружелюбным. Не то чтобы раньше он был таким уж лапочкой, но сейчас Раяр выглядел именно так, как и должно выглядеть хейзару. Огромная, опасная жуть с горящим взглядом, который еще долго будет преследовать в кошмарах всякого, кто с ним встретится.
Вы не спешили, прогрохотал мой кошмар, и его голос охотно подхватило слабое эхо.
Пафос, пафос, пафос, в умилении пробормотала я, прижимая руки к груди. Вот только что же читала, как предположительно не он (хотя он, конечно же) рыдал над недотрупом никак не желавшей преставиться веларийки, а теперь уже сидит весь такой суровый и демонстрирует крайнюю степень недовольства.
А для меня он же теперь навечно станет лапочкой с тонкой душевной организацией и тяжелой судьбой. Не любить такое увечное создание просто преступление.
Ну что, любовь моя безответная, куда мне становиться? Я буду гордо топтаться за твоим левым плечом? Или за правым?
Пока Раяр переваривал мое в крайней степени непочтительное обращение, моим просвещением занялся Делмар:
Мы будем сидеть на ступенях.
Они же холодные!
Закатив глаза, огонек молча потащил меня по лестнице, крепко держа за запястье. Конечно, ему-то что, у него мамка тьма, ему ли бояться холода?
Так же молча он дотащил меня до третьей сверху ступеньки, на которой бросил, поднявшись наверх. Там и сел, привалившись плечом к трону.
Если вам так нравится на камне сидеть и морозиться, то это ваше личное дело, но я не буду. Я человек, мы, человеки, это теплолюбивые!
Темные обменялись снисходительными взглядами, и из-под ступени, прямо мне на ноги, полилась тьма, отчего я чуть не пересчитала все пятнадцать ступеней своими косточками.
Тьма схлынула раньше, чем я успела облечь свои матерные мысли в относительно вежливые слова, а на ступеньке уже лежала подушка. Стандартно-черная, вышитая золотой нитью.
Вот, другое дело, проворчала я, величественно кивнув хищнику, благодарю.
Делмар фыркнул, но я не обратила на это особого внимания, занятая новой проблемой.
Сидеть одной как-то не хотелось. Огонек сбежал под крылышко моего кошмара, а я, стало быть, должна была страдать тут одна перед светлыми.
Решение мое было смелым, радикальным и таким неожиданным, что братцы оба сразу офигели. Особенно офигел Раяр, когда я подхватила подушку и, по примеру его огнеопасного родственничка, уселась около трона. Оперлась, правда, не на холодный камень, а на ногу хищника, она теплее. Я мало того что человек, я человек со слабым здоровьем, и то, что до сих пор ни разу не заболела, чудо просто. А у всякого чуда, как известно, имеется срок годности
Наверное, меня бы прогнали, не исключено, что даже пинком по мягкому месту на нужную ступеньку вернули, но именно в тот момент, когда темные братцы пришли в себя и даже готовы были что-то сказать, в зал вплыло нечто, отдаленно напоминающее человека. Сотканное из тьмы, чем-то похожее на Рассах, но не такое фигуристое, оно сверкало красными угольками глаз, напоминая моих мочалок, и вело за собой светлых.
Светлые были светлыми. Трое мужчин весьма презентабельного вида, обряженных в белые балахоны, вышитые по рукавам и подолу золотой нитью. Они являлись гордыми обладателями светлых волос от медово-русого до золотистой блондинистости и поражали воображение светло-голубыми прозрачными глазами. В правом ухе одного из мужчин, шедшего впереди своих товарищей, красовалась серьга. Символ Мирай, в центр которого был вставлен маленький прозрачный камень.
Сразу за мужчинами, тоже в белом, но простом платье, ступала женщина. И вот она мне совсем не понравилась. Если балахонники вызывали враждебные чувства из-за своего весьма отдаленного, но все же сходства с сектантами, то в женщине было что-то странное. Какая-то смертельная опасность угадывалась в ее пустом взгляде.
Или это была паранойя, или моя интуиция все же начинала работать, но Раяр на женщину никак не отреагировал, все свое внимание уделив заговорившему храмовнику пресветлой Мирай.
Я же не могла отвести от нее глаз, хотя чувствовала, что на меня смотрят. С ней совершенно точно было что-то не так. Она была странной словно мертвой внутри.
сосуд должен быть уничтожен, ворвался в мои напряженные мысли сильный голос главного в этой небольшой группе, и мы готовы помочь
Мне странно слышать, что магистрат мог предположить, будто я способен пощадить человека, перебил храмовника Раяр, и в голосе его слышалась неприкрытая издевка. Так откуда же у вас взялась такая информация? Неужели в Светлой империи появилась зрячая, о которой еще не знают Темные земли?
Мужик смешался, сбитый с мысли внезапным вопросом. И не успел он еще толком собраться с мыслями и ответить, как тишину нарушил огонек:
Ты полагаешь, хоть одна зрячая решилась бы родиться в их краях? После того, что сделала с ними пресветлая Мирай?
Я затаила дыхание, ожидая ответа храмовника. Пусть знания мои об этом мире были весьма скудны, но вот всю правду о том, как именно были стерты с лица земли зрячие, как-то упомянутые в разговоре огоньком, я выяснить успела.
Проклятие самой богини, что может быть страшней и несправедливей? Чего опасалась или хотела добиться Мирай, уничтожая целый магический вид, никто не знал, но результат был ужасающим по своей жестокости. Зрячие одаренные милостью былых богов, способные видеть будущее и понимать суть вещей, перестали существовать. Умерли все. Старые, молодые, еще не вошедшие в силу, живущие в Светлой и тогда еще Темной империи.
Пресветлая добралась до каждой, вытянула жизненные силы сотен своих жриц, но избавилась от тех, кого считала своей угрозой.
Наши Мудрые способны на многое, сдержанно произнес храмовник, хотя по его лицу было прекрасно видно, как много он хотел бы сказать, но сдерживался. Святой служитель храма, что с него взять? Мы знаем, что сосуд все еще жив, и готовы помочь в его уничтожении.
Помочь? Как же? равнодушно поинтересовался Раяр.
Звон в ушах постепенно стихал, и я могла слышать, хотя, судя по всему, успела пропустить много, пока, оглушенная стуком собственного сердца, напряженно разглядывала незнакомку.
Переведя взгляд на мужчину, упомянувшего сосуд упомянувшего меня, я недружелюбно сверлила его глазами, очень удивленная внезапной темой разговора.
Впрочем, удивленной была не одна я. Делмар-то считал, что светлые прибыли жаловаться по поводу внезапно поднятых цен, и уж точно не думал увидеть здесь храмовников.
Но вот вместо ожидаемых представителей торговой гильдии к Раяру заявились официальные представители светлого храма с требованием уничтожить, возможно, единственного живого человека на все Темные земли. Меня то есть.
Для полной безопасности тело необходимо освятить, лишив тем самым темнейшую Рассах любой возможности занять сосуд.
Зачем бы твоей матери занимать мою убитую разлагающуюся тушку? тихо спросила я у Делмара, не решаясь обращаться с такими глупыми вопросами к Раяру. Не учла, правда, что тут акустика хорошая, и шепчи не шепчи услышат все. А если и не все, то многие. Например, мужик, которому так хотелось меня убить, а потом еще и над телом надругаться. Я точно не знала, как проводится это их освящение, но совсем не хотела, чтобы со мной это делали.
Не обращай внимания, беспечно отмахнулся Делмар, будь их воля, они освящали бы все на своем пути. Ощутить силу богини в себе будоражащее чувство.
Мужика перекосило, а два других храмовника зло глянули на огонька, но все сделали вид, что наши перешептывания никто не слышал.
Особенно хорошо это получилось у Раяра, он даже в лице не изменился. Как сидел мрачным скучающим истуканчиком, так сидеть и остался.
Зато мужик, имени которого я не знала, так как основательно отвлеклась на женщину во время приветственных расшаркиваний, с жаром начал расписывать их незавидное будущее, если Рассах все же пробудится ото сна.
Почему их, а не наше?
Да потому что меня к тому времени в живых уже не будет. Тьма завладеет моим телом и выпьет мою душу на радость своим адептам.
Из всего сказанного храмовником я поняла главное: зря я раньше только адептов культа Изначальной Тьмы недолюбливала. Служители храма Извечного Светоча такие же жестокие сволочи, как и сектанты. Только носят белое и воспевают другую богиню.
И вот этот вот беленький мужик, весь такой внешне располагающий к себе, очень добрый на вид, хотел жестоко и цинично меня убить. Потому что просто свернуть мне шею недостаточно. Нужно воткнуть в сердце костяной нож, который у них как раз с собой, а потом в срочном порядке меня освятить и сжечь.
И с таким воодушевлением он описывал мою кончину, необходимую для блага их Излома, в таких красках и подробностях, что мне стало не по себе. Настолько сильно не по себе, что это почувствовали и Делмар с Раяром. Последний даже не поленился податься вперед, чтобы зачем-то потрогать мои волосы. Жест вышел неловким и смущающим, но меня странным образом успокоил. Хотя я была почти уверена, что это он придумал из какой-то книги позаимствовать. Не прошло бесследно чтение любовных романов, ой не прошло.
Достаточно. Раяр оборвал веселые рассуждения светлого хмыря о моей бесславной кончине, за что я была ему очень сильно благодарна.
Мне, как барышне нервной и впечатлительной, не хотелось и дальше слушать о моем умерщвлении. Да, у меня была убогая фантазия, но даже она легко рисовала те кровавые картины, которые так талантливо описывал храмовник.