Стойте, вы ее так убьете! проговорил надо мной Желтолицый.
А ты меня еще поучи! хрипела Тамара. Я кинолог с тридцатилетним стажем, я ее приструню, тварь такую, чтобы и рявкнуть на хозяина не смела.
«Ты мне не хозяин», хотела пролаять я, но уже не могла.
Мне не хватило совсем чуть-чуть. Еще рывок и я смогла бы ее повергнуть. Но тяжелые ботинки с твердыми носами снова и снова вбивались мне под ребра, и с каждым ударом сил у меня оставалось все меньше. Я не помнила, как подломились лапы, осознала только, что всем телом лежу в раскисшей грязи, прижимая уши под сыпящимися на меня ударами. В пасть набилась земля, заглушая привкус крови, перед глазами все закружилось: и будки, и деревья, и ворота, и мелькавшие надо мной ботинки. Я уже не могла дышать, больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и провалиться в наползающую темноту. Но что-то не давало мне смириться, какая-то сила словно тащила меня вверх, приказывала: «Держись! Дыши! Живи!» И я, теряя сознание от невыносимой боли, цеплялась за нее ослабевшими лапами, когтями, зубами и все еще прерывисто дышала.
Удары к этому моменту уже прекратились, надо мной раздавались только голоса.
И что теперь?
Теперь? В дальний вольер ее, пускай отлежится. Ничего-ничего, оклемается, сильная тварюга. Таких жестче всего обламывать нужно, чтобы знали свое место.
А может Может, не надо нам ее опасливо пробормотал Розовый.
А что, боитесь, Абай ваш не справится? насмешливо спросила Тамара.
Справлюсь, коротко бросил Желтолицый. Только смысла не вижу. Зачем ломать животное? Есть множество собак, получающих удовольствие от караульной службы
А это уже не твоя забота, оборвала его Тамара.
Ох, да у вас весь рукав в крови. Сильно она вас порвала снова заблеял Розовый.
Ничего, жить буду. Где тут у вас лазарет, говорите?
Потом я увидела, как над головой моей зависло лицо Тамары, и голос ее произнес:
Ну что, уяснила, кто здесь главный? Смотри мне, чтоб без глупостей с этого дня.
Если бы только у меня оставалось хоть немного сил, я бы прыгнула и вцепилась ей в морду. Но я сейчас не могла оторвать и лапу от земли. И в наползающем забытьи понимала, что я оказалась слишком слаба. Тамара победила, я теперь обязана была ей подчиниться.
На поиски Буни у меня ушло несколько месяцев. Это казалось невероятным, что в наше время, когда практически любого человека можно за пару минут найти с помощью поисковых сетей в интернете, похищенная собака может кануть бесследно. Первым делом я, конечно же, обратилась в полицию, подключила всех имевших отношение к питомникам МВД знакомых, с которыми пересекалась по работе. Таскала на встречи со следователем Сергеевым, плечистым парнем с ранними залысинами, Лизу, которая подтверждала, что мою девочку забрала особа в камуфляжной куртке.
Я, конечно же, понимала, что моя бывшая свекровь женщина хитрая и расчетливая приняла какие-то меры к тому, чтобы вину ее невозможно было доказать. И следствие действительно тянулось и тянулось долгие месяцы. Создавалось ощущение, что никто, включая сотрудников полиции и работников питомников, просто не хотел связываться с Тамарой Андреевной.
Лишь в начале осени мне удалось по своим каналам выйти на охранника питомника, в котором работала моя бывшая свекровь. И тот согласился мне помочь.
Я подъехала к питомнику поздно вечером, созвонилась по мобильному с Михаилом так звали этого отзывчивого человека, чтобы убедиться, что никого из инструкторов и дрессировщиков на территории не осталось. И, получив добро, вылезла из такси, наказав водителю меня ждать, и пошла к воротам. В груди у меня надсадно ныло, сердце, словно сбесившись, то затихало, то начинало скакать и колотиться как сумасшедшее. Я уже предвкушала, как увижу Буню, прижму к груди мою бедную настрадавшуюся девочку. Интересно, какая она стала? Сильно ли выросла? Не забыла ли меня? Последний вопрос, конечно, был риторическим. Я нисколько не сомневалась, что Буня помнит меня и ждет.
О том, как я буду забирать Буню из питомника, я пока не думала. Наверняка пришлось бы звонить Сергееву и признаваться, что я затеяла собственное расследование, неудовлетворенная результатом его работы. А впрочем, я очень хорошо понимала, что, если нужно будет, устрою скандал, подниму шумиху в прессе, но не оставлю мою собаку здесь.
О том, как я буду забирать Буню из питомника, я пока не думала. Наверняка пришлось бы звонить Сергееву и признаваться, что я затеяла собственное расследование, неудовлетворенная результатом его работы. А впрочем, я очень хорошо понимала, что, если нужно будет, устрою скандал, подниму шумиху в прессе, но не оставлю мою собаку здесь.
Михаил, оказавшийся мрачноватым мужиком со вспоровшим левую щеку старым, багровым шрамом, встретил меня у ворот и буркнул:
Ну, пошли, что ли. Только быстро. И без шума.
И я пошла за ним к вольерам, где держали собак. Те, учуяв меня, начали беспокоиться, лаять, рычать. Уже сгущались сумерки, и я щурилась, вглядываясь в метавшихся за решетками псов, пытаясь высмотреть среди них мою Буню. Но Михаил коротко качнул головой.
Сюда не гляди, эти здесь давно. За последние полгода поступили только трое, двое из них кобели. А у тебя, как я понял, сучка.
Да, кивнула я.
Значит, только одна подходит, подытожил Михаил и быстро зашагал в сторону нужного вольера. Я шла за ним и невольно комкала в пальцах полу рубашки. В горле пересохло, я попыталась откашляться, подавилась воздухом, снова пошла вперед. И едва не впечаталась в мощную спину резко остановившегося Михаила.
Ну, смотри. Твоя? обернулся ко мне он, указывая на вольер.
Я шагнула к нему и В первую минуту мне в самом деле показалось, что это Буня. У собаки, настороженно смотревшей на меня из-за решетки, были те же умные круглые глаза, веселые рыжие подпалины и острые уши. Конечно, она была больше Буни, но ведь и та уже должна была подрасти. Я рванулась к решетке, забывшись, больно ударилась ладонями о прутья. И собака, вдруг агрессивно зарычав, бросилась на меня и хватанула бы за пальцы, если бы Михаил, дернув меня за шиворот, рывком не оттащил от решетки.
Нет, это была не Буня. Я поняла это по тому, как злобно она набросилась на меня, явно не узнавая. Но теперь уже разглядела и другие несходства: у нее не было белесоватого пятнышка на груди, и нос был не таким острым и хитрым, и глаза смотрели не так пристально. И, самое главное, номер, номер на ухе не совпадал. Нет, это была не моя Буня, я теперь знала это точно.
Да и глупо было ожидать от такой дальновидной умной сволочи, коей была моя экс-свекровь, что она оставит собаку в своем питомнике, не попытается спрятать понадежнее. Слишком опасно, слишком легко найти. Наивно с моей стороны было столько времени искать выходы именно на этот питомник, когда сразу можно было предположить, что Буню я тут не найду. Теперь же все нужно было начинать сначала.
Нет, это не она, сказала я и, повесив голову, побрела прочь.
Михаил догнал меня во дворе, заворчал:
Куда тебя несет? Я и так головой рискую, что посторонних на территорию пустил, а она убегает еще. Пару минут он молча шагал рядом со мной, а затем, покосившись на меня, сказал грубовато: Ну, чего так убиваешься-то? Возьми себе другую собаку, делов-то.
Спасибо за совет, пробормотала я, не оборачиваясь на него.
Уже у самых ворот он снова меня остановил.
Подожди посмотрел себе под ноги, потом куда-то поверх моей головы, на забор, и, наконец, выдал неловко: Ладно, есть у меня кореш в другом питомнике служит. Так уж и быть, дам ему твой телефон. Может, поможет чем.
Спасибо, силясь улыбнуться, произнесла я.
И Михаил смущенно отмахнулся:
Да чего там. Ты вот что, не горюй. Найдется собака-то. Нутром чую, найдется.
С того вечера начались мои бесконечные странствия по располагавшимся в Москве и области специализированным собачьим питомникам. Михаил не обманул меня, действительно передал мой телефон какому-то своему знакомому, и тот провел меня на территорию другого питомника. Но и там Буни я не нашла. Потом был следующий питомник, еще один Не в состоянии ждать, когда у следствия появятся хоть какие-нибудь результаты, я искала любой случай наведаться в очередное место, где могли держать мою Буню, отпрашивалась с работы, тряслась в электричках, искала все новые выходы на новые питомники. Время шло, утекало сквозь пальцы, и иногда я уже готова была поддаться отчаянию. Мне начинало казаться, что с Буней нас разлучили навсегда, что я уже никогда ее не увижу. В такие моменты я вдруг начинала вынашивать планы мести Тамаре Андреевне, придумывать, как отплачу ей за ту боль, которую она причинила мне и моей собаке. И лишь опомнившись, говорила себе, что у меня нет времени на личные счеты, я должна тратить все ресурсы лишь на то, чтобы отыскать свою собаку.
А однажды, задремав вечером на диване после работы, я вдруг подскочила с колотящимся сердцем и сбившимся дыханием. Я не понимала, что случилось, создавалось ощущение, будто что-то выдернуло меня из сна. Не понимая, что со мной происходит, я схватилась рукой за мгновенно занывшие ребра. Мне даже показалось, будто я чую наваливающуюся на меня дурноту, отдающую запахами раскисшей земли и зловонного человеческого жилища.
И в какой-то момент я очень отчетливо поняла, что чувствую сейчас то, что чувствует моя Буня. Это с ней случилась беда, это ей было сейчас больно, страшно, невыносимо. Я не знала, что с ней стряслось избил ли ее кто, или она попала в аварию, сорвалась с высоты, разбилась, поранилась. Я только остро осознавала, что ей сейчас как никогда необходима моя поддержка. Я же, находясь далеко от нее, ничем не могу помочь.
Глотая мгновенно хлынувшие слезы, я сжала руки у груди и начала тихо уговаривать:
Только живи! Только дыши! Не сдавайся, слышишь? Я обязательно тебя найду, мы снова будем вместе. Только дождись меня, удержись, выживи, хорошо? Моя чудная отважная подруга, только выживи!
Уснуть я в ту ночь так и не смогла, а через несколько недель после этого случая мне вдруг позвонил следователь Сергеев и сообщил, что у него появились кое-какие зацепки. Как оказалось, ему удалось проследить связь Тамары Андреевны к слову, при последней их встрече правая рука ее была в бинтах, видно, кому-то из питомцев не понравились жесткие методы воспитания именитого кинолога, с питомником, находившимся в Тверской области.