Настенька, пропела Хава, растягивая губы в медоточивой улыбке. Пришлааа Как же я рада тебя видеть, дорогая моя. Давай чмоки!
И с этими словами она обхватила меня тонкими суховатыми ручонками и, приподнявшись на носки и вытянувшись, попыталась клюнуть тонкими губами куда-то в подбородок.
Хава и видом своим, и повадками напоминала мне булгаковскую чуму-Аннушку, так трагически разлившую в свое время подсолнечное масло у трамвайных путей. Ее востренький нос словно самой природой создан был для того, чтобы соваться в чужие дела. А цепкие блудливые глазки так и сновали из стороны в сторону, высматривая что-нибудь интересное, а, всего лучше, тщательно скрываемое и шокирующее. Хава, считавшаяся лучшим мастером в Сунжегорске, была вхожа в дома многих местных воротил, чьи жены и дочери доверяли ей свои локоны. Этим фактом она любила прихвастнуть и частенько рассказывала мне интересные местные сплетни. На страницах ее Инстаграма мне доводилось видеть жену и детей Тамерлана теперь я уже знала, что эта самая жена, как я и предполагала, у него была. Дети его, мальчик и девочка, доверительно обнимали Хаву за тонкую шею, она же довольно ухмылялась в объектив.
Ну, как ты, Настенька? Давай, рассказывай! защебетала Хава, помогая мне снять куртку. И тут же скривилась. Ну что ты такое носишь. Это же не настоящий мех, хвосты какие-то разноцветные.
Это стиль милитари, попыталась возразить я.
Но Хава самоуверенно перебила:
Это стиль милитари, попыталась возразить я.
Но Хава самоуверенно перебила:
Фигня это, а не милитари. Женщина должна носить натуральный мех. Ты что, шубу себе позволить не можешь? Ходишь как нищенка. А это все потому, что мужика у тебя нет нормального.
Я уселась в кресло, а Хава, помогая мне откинуть голову в раковину и взбивая мыльную пену на волосах, все балаболила, не давая мне вставить ни слова.
А ты слышала, Ханаев своей любовнице Верочке ювелирный магазин подарил. Чтобы, мол, дома не скучала. Нет, ну ты подумай! А у нее, между прочим, на голове три волосины в пять рядов. И такой успех. Чем же она его берет?
Я рассеянно слушала весь этот поток информации, прикрыв глаза и собираясь с мыслями перед предстоящими мне дневными делами. И тут Хава внезапно упомянула знакомое мне имя, и сонную одурь как рукой сняло.
Ну, что и говорить, Тамерлан Русланович, конечно, настоящий мужчина. Широкой души человек, пропела она, и, взглянув в зеркало, висевшее перед нами, я увидела, как она томно закатила глаза. А как говорит «Ты, Хава, говорит он мне, единственная отрада в моей жизни. Мое солнце и луна». Вот прямо как в «Великолепном веке» султан Сулейман говорил Хюррем, так он мне и сказал.
Серьезно? переспросила я, мгновенно сбрасывая расслабленную дремоту. Так и сказал?
Внутри у меня родилось жуткое подозрение. Неужели именно Хаву выбрал Тамерлан своей роковой страстью? Неужели именно она, вертлявая, болтливая, тщеславная, до смешного предприимчивая, начисто лишенная вкуса, и была той самой причиной, по которой Тамерлан держался со мной так холодно? На всякий случай я пристально вгляделась в нее, пытаясь отыскать какие-то не замеченные мной раньше следы неземной красоты и душевной широты, но, к несчастью, так ничего и не нашла. Хава была все той же увешанной блестящими цацками суматошной женщиной неопределенного возраста.
А мне казалось, он довольно сдержанный человек, добавила я.
Ну, ты же понимаешь, положение обязывает, покивала Хава. Но вот наедине А ты давно его видела в последний раз? Как там работа над книгой?..
Разумеется, про мое давнее знакомство с Тамерланом Хава не знала. А вот про книгу я упоминала.
Не очень, отозвалась я. Работа идет своим чередом.
Мне не хотелось сообщать ловкой парикмахерше, что после той единственной встречи Ахмедов так и не удостоил меня своим вниманием, все правки передавая мне через секретаря.
Ах, а я только вчера у них была, мечтательно пропела Хава. Знаешь, жена его ходит вся в шелках, вся в золоте. Ничего для нее не жалеет. Ну, оно и понятно, наверное, чувство вины испытывает, хихикнула она.
Я же немедленно насторожилась.
Это еще почему?
Да так, неопределенно вздохнула Хава, и глаза ее затуманились поволокой. Думаешь, ей очень приятно знать, что муж охапками розы ее парикмахеру присылает?
Это тебе, что ли? недоверчиво охнула я.
Хава тонко улыбнулась и кивнула в угол комнаты. И я только тут увидела, что на полу в самом деле стояла массивная ваза, из которой тянулись вверх крупные розовые соцветия.
Видишь? Я же говорю: ще-е-едрый, настоящий рыцарь. Всегда машину за мной пришлет, если понадобится. Ах, такой мужчина Ясное дело, жена для него святое. Он ведь политик, семьянин, ну, сама понимаешь. А все-таки, я считаю, не пара она ему, простенькая слишком.
А кто пара? Ты? стараясь, чтобы прозвучало не слишком скептически, спросила я.
Хава же, хихикнув, покровительственно погладила меня по плечу.
Ревнуешь? Не нужно, подруга, у нас с тобой у обеих нет шансов.
И тут же подмигнула моему отражению в зеркале, словно хотела сказать, что у нее-то, разумеется, шанс есть и говорит она это так, чтобы подсластить мне пилюлю. От этих ее слов на меня повеяло какой-то гадливостью. Не хотелось верить, что Тамерлан человек, казавшийся мне этаким суровым бескомпромиссным воином, для которого долг и честь всегда будут превыше личных чувств, на самом деле всего лишь предпочел мне более удобную и нетребовательную любовницу. Представить его с Хавой было немыслимо. Но я достаточно давно жила на свете, чтобы отдавать себе отчет, что порой самые немыслимые вещи оказываются и самыми вероятными, а никаких рыцарей без страха и упрека на земле давно не существует.
Слушай, внезапно загорелась идеей Хава, а ты у меня эти его розы купить не хочешь?
Зачем? не поняла я.
Зачем? не поняла я.
И та дернула плечами, раздраженная моей непонятливостью.
Ну я же домой-то их не могу отнести. А чего добру пропадать? Купи их у меня, а? Пройдешься с ними по проспекту, мужики сразу на тебя обращать внимание и начнут. Подходить будут, спрашивать, кто подарил. А еще сфоткаешься и в Инстаграме опубликуешь. Они сразу и клюнут, их соперничество заводит, я тебе точно говорю. А то что ты все одна да одна. Вон и шубу-то тебе купить некому. Она расстроенно поцокала языком.
В груди у меня от этих ее слов поднялось злобное, нехорошее чувство. Какое право эта пошлая балаболка имела лезть в мою жизнь? Раздавать мне бесплатные советы, сдобренные житейской псевдомудростью. Смотреть на меня с этаким презрительным сочувствием и перепродавать мне цветы, которые ей якобы преподнес Тамерлан. Тимофей И я отозвалась, тонко улыбнувшись:
Нет, зачем же. Тебе, Хава, не приходило в голову, что, если я не кричу о своей личной жизни на всех углах, это не значит, что ее у меня нет? Кто знает, быть может, я просто связана с человеком, которому не стоит афишировать наши отношения.
Да что ты? навострила уши Хава. Ну ты хоть мне как подруге расскажи! Без имен, конечно. Что я, не понимаю?
Руки ее сновали у меня в волосах, будто бы усыпляя бдительность. И я начала свой рассказ, получая странное удовольствие от того, что искусная мастерица и понятия не имеет, о ком я повествую. А меж тем человек этот ей хорошо знаком, возможно, если верить ее странным намекам, даже слишком хорошо.
Мы познакомились с ним на островах в Средиземном море
Хава внимательно слушала мою историю. Ахала, закатывала глаза, задавала наводящие вопросы. Я, разумеется, не стала говорить ей ни о расставании с Тимофеем, ни о встрече с ним здесь, в Сунжегорске. В завершение добавила только:
И даже если нас когда-нибудь разведет судьба, я все равно всегда буду помнить его глаза, его улыбку, сильные руки, косой извилистый шрам от виска до скулы, темные волосы с легкой проседью на висках.
Ах, какой мужчина, отозвалась Хава, странно поблескивая глазами. Прямо настоящий пират. И шрам даже, от виска до скулы Надо же Так романтично!
И я немедленно пожалела о том, что от злости, от глупой ревности зачем-то выболтала ей свою тайну. Хоть я и не выдала ей, кем был герой моего короткого романа, можно было предположить, что ее любопытство разыграется не на шутку. Правда, раскопать она, конечно, все равно бы ничего не смогла, даже мне в свое время не удалось нигде найти Тамерлана, представившегося мне Тимофеем, но сам факт того, что теперь кому-то известна такая сокровенная для меня история, был мне неприятен.
Продолжать разговор мне не хотелось, я задала Хаве какой-то наводящий вопрос об одной нашей общей знакомой, и она тут же радостно принялась пересказывать мне все, что слышала о ней за последние недели, а то и видела собственными глазами. Я же снова зажмурилась и усилием воли свела звучащий в ушах звонкий Хавин голос до уровня белого шума.
И вот наконец Хава, содрав с рук тоненькие перчатки, заявила, как фокусник на арене:
Готово!
Я открыла глаза и оценила в зеркале что-то такое ненавязчиво богемное. Нужно отдать Хаве должное, руки у нее и вправду были искусные. А затем, окончательно распрощавшись с Хавой, вышла на улицу, махнула рукой проезжающему такси и отправилась в Государственный драматический театр имени Лермонтова, где должна была происходить читка только вчера законченного и отданного директору театра на суд первого действия моей пьесы.
Новенькое здание театра располагалось в аккуратном скверике с подстриженными газонами и удобными скамейками. Сам театр представлял собой сверкающее полукруглым стеклянным фасадом здание, крышу которого поддерживали уходящие ввысь стройные колонны. Внутри театра пахло свежим ремонтом, прохладой и запустением. Завлит Мурзыкаев в свое время не обманул меня, сказав, что постановок в театре практически нет. Он и правда стоял внушительный, просторный, светлый, но абсолютно пустой. С драматургией в славном городе Сунжегорске была напряженка. Однако же теперь, когда руководство театра подписало со мной договор, в кулуарах началась какая-то активность. Мне уже даже показывали приблизительные наброски декораций и театральных афиш.
Войдя в театр, я сразу же заглянула в зал, где и должна была по предварительной договоренности происходить читка моей пьесы, однако в помещении никого не оказалось. Прожекторы над сценой были погашены, лишь сиротливо подмигивал красноватым светом один, который, видимо, забыли выключить. Ряды кресел зрительного зала одиноко чернели в полумраке, ощетинившись пустыми спинками. Ошеломленно оглядевшись по сторонам, я прикрыла дверь зала и отправилась к кабинетам администрации разбираться в таком вопиющем безобразии. «Что это за безалаберность? готовилась рявкнуть я. Где актеры? Кто-то проспал? Кто-то опоздал? Почему дирекция не следит за своими сотрудниками?» Однако открыть рот я не успела, потому что, заглянув в кабинет директора, сразу увидела режиссера Зелимхана Исаева по прозвищу Акула.