Тайна двух реликвий - Дмитрий Владимирович Миропольский

Дмитрий Владимирович Миропольский

Тайна двух реликвий

© Миропольский Д.В., 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

1. Про всё сначала

В день приближённого числа «пи» майор Одинцов не собирался никого убивать.

Говоря строго, в звании его восстановили совсем недавно, дата вызывала раздражение, а убийство случилось без участия Одинцова

но зато в его квартире. Об этом с нервным смехом сообщила по телефону Ева и разрыдалась. Через считаные минуты после её звонка Одинцов уже мчал на своём внедорожнике из Старой Ладоги в Петербург.

Про день приближённого числа «пи» он услыхал в утренних теленовостях. Под конец выпуска барышня с экрана обмолвилась, что нынешнюю дату двадцать второе июля можно записать в виде дроби 22/7, которая даёт в результате примерно 3,14.

 Вот людям делать нечего,  проворчал Одинцов.

Школярская шуточка напомнила, как четырнадцатого марта он так же случайно вычитал в газете, что это день числа «пи», а ещё через пару дней потерял единственного друга, и кругом полегло ещё человек двадцать, и сам Одинцов уцелел только чудом. Правда, судьба тогда свела его со вчерашним студентом, несуразным историком Муниным, и темнокожей американской красавицей Евой: втроём они сумели отыскать библейский Ковчег Завета и круто повернули не только жизнь всего человечества, но и свою собственную.

Ковчегом теперь занималась особая комиссия ООН. Древний золотой сундук со скрижалями поместили в Михайловском замке, который выстроил в центре Петербурга император Павел. Замок из музея пришлось превратить в крепость, окружённую запретной зоной. Местную службу безопасности, где начальствовал Одинцов, сменил специально созданный международный корпус охраны. Майор пережил изумительный взлёт карьеры на шестом десятке: его зачислили в штат корпуса на полковничью должность и тут же предоставили оплачиваемый отпуск на всё лето. О чём ещё можно мечтать?

Мунин с молодым задором набросился на диссертацию про многовековое путешествие Ковчега в Россию. Он был уверен, что кандидатскую зачтут сразу как докторскую, и рассчитывал вскоре прибавить к фамилии звучный титул «доктор исторических наук». Разгаданная тайна трёх государей Ивана Грозного, Петра Первого и Павла обрастала новыми подробностями. Мунин постоянно мелькал на телеэкранах и упивался славой, но переживал, что публичная жизнь отвлекает от работы: слишком много времени уходило на всевозможные выступления. Несколько дней назад он улетел в Англию для доклада в Лондонском Королевском обществе.

Еву пригласили в группу исследователей Ковчега. Комиссия ООН собрала туда лучших специалистов по истории, лингвистике, археологии, семиотике, культурологии, этнографии, религиозным культам Гуманитариев было пруд пруди, физиков и химиков тоже хватало, но все они работали на главную задачу, которую предстояло решить Еве с командой математиков и криптографов. От учёных ждали расшифровки надписей на скрижалях Завета. Больше трёх тысяч лет эти надписи читали как десять заповедей, лежащих в основе иудаизма, христианства и ислама; теперь их надо было прочесть как универсальные формулы законов мироздания. Ева погрузилась в работу, хотя и не так глубоко, как обычно

потому что уже второй месяц жила с Одинцовым.

В начале апреля, когда их троица передала Ковчег международному сообществу, Одинцов и Мунин оказались в госпитале. Там до конца весны их врачевали от последствий отравления, полученного в схватке за Ковчег. Еве при химической атаке досталось не меньше, но она предпочла швейцарскую клинику.

 Мне тридцать восемь лет, и я привыкла заботиться о своём здоровье,  объявила Ева, улетая из России.

В Швейцарии она пыталась выбросить Одинцова из головы, а после клиники приняла приглашение комиссии ООН и в первых числах июня опять была в Петербурге. Ева без предупреждения отправилась домой к Одинцову, сказав себе, что должна поблагодарить его за спасение и вообще за всё; на пороге крепко обняла

и осталась. Они провели в постели остаток дня и позже со смехом вспоминали вытаращенные глаза Мунина, который появился к ночи. Дверь ему открыла счастливая Ева. Из одежды на ней была только просторная клетчатая мужская рубашка, надетая на голое тело. Мунин смерил красавицу взглядом от смоляной копны кудрей, рассыпанных по плечам, до умопомрачительных шоколадных ног и обратно,  поправил очки на носу и, когда Ева весело чмокнула его в лоб, сказал только:

 Ну вы даёте

Мунин квартировал у Одинцова с тех пор, как начались поиски Ковчега. Из госпиталя они вернулись домой вместе. Теперь подоспела Ева, и троица снова была в сборе. Они чудесно отпраздновали встречу, успели обсудить почти всё на свете, а под утро Мунин сложил в сумку вещи и поплёлся в прихожую. Одинцов по обыкновению изогнул полуседую бровь.

 Ты куда это?

 На волю,  сказал Мунин.  У вас тут медовый месяц, а я В общем, третий лишний. Не пропаду, не беспокойтесь.

 Ещё чего!  с непередаваемой интонацией и милым акцентом объявила с кухни Ева, уперев руки в бока.

 Вот именно,  поддержал её Одинцов.  Давай-ка не блажú. Сейчас на боковую, а завтра всё решим.

Мунин не стал дожидаться привычных слов «это не просьба, это приказ», отнёс сумку обратно в свою комнату и послушно отправился в ванную чистить зубы перед сном.

На следующий день действительно всё решили. Мунин оказал вялое сопротивление и был оставлен жить в квартире, а влюблённая парочка укатила в Старую Ладогу, за сто тридцать километров от Петербурга. Для работы Еве достаточно было появляться в городе раз-другой в неделю, а Одинцов наслаждался отпуском.

Варакса, старый друг, перед смертью привёл дела в порядок и оставил почти всё своё добро Одинцову. Завещание вступало в силу только через два месяца, но родственников у покойного не нашлось, больше никто на имущество не претендовал, и Одинцов с Евой привольно зажили в усадьбе Вараксы на берегу Волхова.

Лето выдалось из ряда вон. Природа явно перевыполняла норму в семьдесят солнечных дней, отпущенных Петербургу с окрестностями на весь год. Одинцов хлопотал по хозяйству и загорал под несмолкающий стрекот кузнечиков, Ева привыкала к белым ночам и училась ловить рыбу. Пару раз в Старую Ладогу выбирался Мунин, сетуя, что так и не успел съездить на рыбалку с Вараксой.

Одинцов тоже что ни день поминал погибшего друга и не расставался с чётками, которые Варакса сделал собственноручно. Теперь уже некого было спросить, зачем на толстую нить нанизаны резные нефритовые бусины из Китая, колючие косточки индийской рудракши, серебряные кубики с буквами иврита на гранях Вечерами Ева задумчиво перебирала в тонких пальцах этот странный набор, уткнувшись в экран компьютера: за летними радостями и любовными утехами она не забывала о работе.

Ева Одинцов стукнул ребром ладони по рулю. Почему она не предупредила, что прилетит днём, а не ночью?! Когда Еве надо было попасть в город, Одинцов отвозил её и занимался своими делами, чаще всего тоже связанными с Евой. Поселившись у Одинцова, она попеняла ему на то, что ни в квартире, ни в загородном доме нет ни одного приличного зеркала такого, чтобы женщина могла хорошенько рассмотреть себя во весь рост.

 Так некому здесь было себя рассматривать,  оправдывался Одинцов,  а зеркало в ванной висит. Ты же и так мисс Вселенная, зачем тебе вообще зеркало?

Выглядела Ева в самом деле сногсшибательно, тем более летом и без лишней одежды. Но слово было сказано, и зеркала появились в обоих жилищах Одинцова. Мунин не упустил случая блеснуть эрудицией.

 Дурное это дело,  сказал он, глядя, как Одинцов пристраивает в прихожей высокое трюмо.  На Руси с семнадцатого века священникам запрещали зеркалами пользоваться.

 Это почему же?  поинтересовался Одинцов.

 Потому что дьявольское изобретение. Оттуда и суеверия. Кто зеркало разобьёт, тому семь лет удачи не будет, так что все осколки надо собрать и похоронить. А если в доме кто-то умер, надо зеркало завесить, чтобы через него дьявол душу покойника не утащил. И так далее.

 Знаешь что? Найди себе бабу,  в сердцах бросил через плечо Одинцов,  и я посмотрю, как ты ей всю эту ерунду рассказывать будешь. Подай лучше отвёртку.

Мунин обиделся: девушки у него до сих пор не было. А Одинцов за полтора месяца расставался с Евой только на время, которое она проводила с коллегами исследователями Ковчега. Привозил, куда надо, забирал, и дальше они или сразу отправлялись за город, или проводили остаток дня среди красот Петербурга, но потом всё равно уезжали. А позавчера Ева улетела в Амстердам на заседание Русской комиссии розенкрейцеров: сотрудничество с орденом продолжалось. Нынче к ночи Одинцову предстояло встретить её с самолёта в аэропорту. Но Ева почему-то оказалась в Петербурге уже днём и позвонила из квартиры, повторяя сквозь рыдания:

 Его убили! Слышишь? Убили! Он мёртвый здесь лежит Убили его Я боюсь, миленький Что мне делать?

Вот это был сюрприз так сюрприз. Как в анекдоте: «и снова здравствуйте». От Одинцова только недавно отстали следователи, которые занимались весенними событиями. Госпиталь оказался настоящим спасением тамошние медики сдерживали энергичных детективов. Очень кстати уголовные дела о гибели двух десятков человек, причастных к тайне Ковчега Завета, объединили в одно дело и передали его международной следственной группе.

За работой группы следили на правительственном уровне, материалы расследования были строго засекречены. Одинцов числился только свидетелем наравне с Муниным и Евой. Его ни в чём не обвиняли; наоборот, удивительным образом восстановили в майорском звании, которое отняли давным-давно. Вроде можно уже было считать, что всё осталось в прошлом. Но тут вдруг в его квартире появился труп, и не просто труп