Он поёжился, сидя на скамейке в парке у Смольного, и представил себе одинокую перепуганную Еву, которая ждала от него помощи на берегу моря в другой стране. Дорого дал бы Одинцов за то, чтобы оказаться рядом, обнять её крепко-крепко и уже больше никуда не отпускать!
Миленький, раздался в гарнитуре жалобный голос Евы, всё ведь уже закончилось. Мы нашли Ковчег, отдали. Но почему тогда?..
Она всхлипнула и, похоже, опять была готова расплакаться.
А с чего ты взяла, что это как-то связано с Ковчегом? поспешил спросить Одинцов. Никак не связано. У Салтаханова наверняка проблем было выше крыши, он же из Интерпола. Наступил кому-то на хвост, какой-нибудь банде международной, а его вычислили и отомстили. Конечно, жалко мужика, но ты тут вообще ни при чём. Просто случайно подвернулась.
Одинцов говорил глупости и догадывался, как ответит Ева, но её надо было отвлечь. Пусть лучше анализирует ситуацию, в этом ей нет равных. Трюк удался: Ева всхлипнула ещё раз и заговорила уже спокойнее по-английски.
Даже если всё случайно, сказала она, теперь меня будут подозревать в убийстве. Меня будут искать. Флешку кто-то забрал. Когда эти люди поймут, что я знаю про базу данных на флешке, они тоже будут меня искать. И полиция тоже. Я слишком близко к России. Мне лучше быть в Штатах. По крайней мере, оттуда не выдадут, и что-то всегда можно будет сделать.
Умница ты моя, сказал Одинцов. Как же я тебя люблю Чем скорее ты доберёшься до Штатов, тем лучше. Тяжело, конечно, но ты спи в самолёте, не надо гостиниц. Бери ближайший рейс и лети куда угодно, лишь бы в ту сторону.
Ева продолжала, словно не слыша:
Только всё это не случайно. Ты сам знаешь, с Ковчегом ничего не бывает случайно. И флешка такая странная не случайно. И про Зубакина информация там не случайно Мы что-то не сделали. Что-то не закончили. От нас хотят ещё чего-то.
Одинцов чуть было не спросил кто хочет? но вовремя прикусил язык и поинтересовался:
Как думаешь, твой бывший успел скачать флешку?
Не знаю. Ты же сказал никому не звонить.
Правильно. Зря пугать не надо. Одинцов тоже заговорил спокойным и деловым тоном. И вообще суетиться не надо. Но надо поспешать. Флешку забрали вместе с ноутбуком. Наверняка удастся проследить, кто пытался её скачивать. Если на ней действительно что-то важное, этот твой Бóрис тоже в опасности.
Ты ревнуешь? неожиданно обрадовалась Ева. Миленький, я так тебя ждала так мечтала провести с тобой эту ночь Ну почему у нас всё не как у людей?!
Одинцов шутливо повысил голос:
Но-но, я бы попросил! У нас всё лучше всех. Это у людей всё не так, как у нас. Пусть завидуют. А ты мне поводов не давай, и я не буду ревновать. Езжай в аэропорт сама говорила, часики тикают. Сообщи, куда и каким рейсом полетишь. Вообще звони. Всё время звони, слышишь? Всё время! Целую тебя, моя хорошая. Всё будет хорошо. Езжай.
На его последних словах смартфон пиликнул: долгий день приближённого числа «пи» закончился.
4. Про непорядок в Калифорнии
Борис остолбенел.
В его домашнем кабинете было три монитора, и от зрелища на крайнем левом Бориса бросило в холодный пот. По спине скользнули противные липкие капли. Он с усилием проглотил ком, вставший в горле, и пересохшими губами шепнул:
Гос-споди боже мой
Прошлой ночью Бориса обрадовала неожиданная просьба Евы о помощи с какой-то безделицей. К тому же бывшая жена не поскупилась на лесть.
Когда нужен компьютерный гений, мурлыкала она, о ком ещё я могу подумать?
В ответ Борис позволил себе неуклюже пошутить мол, проведём ночь вместе, как в старые добрые времена Ева тут же поставила его на место:
И не надейся. У нас одиннадцать часов разницы. Это у тебя в Калифорнии ночь, а я в России, тут уже середина дня.
Радости снова поубавилось, когда Борис не смог быстро вытащить базу данных с флешки: задача оказалась не пустяковой. Он получил удалённый доступ к ноутбуку, в который была вставлена флешка, попросил включить видеосвязь, чтобы разговаривать не вслепую, и совсем сник, увидав рядом с Евой симпатичного крепкого мужчину. Более того, бессердечная Ева оставила их общаться друг с другом, а сама куда-то ушла.
Мужчина маячил в окошке программы видеосвязи на левом мониторе. Он попытался из вежливости завязать беседу; Борис эту попытку пресёк, пробурчав какие-то извинения; приглушил звук, отвернулся к правому монитору и демонстративно сосредоточился на базе данных
которая заставила его похрустеть мозгами. Где только Ева такую взяла?! Объём информации был довольно скромным. На кой чёрт понадобилось убирать с него многослойную защиту? Останься Ева у компьютера, Борис непременно пошутил бы насчёт того, что она, похоже, стала работать с разведкой.
Уровень защиты в самом деле производил сильное впечатление. Таймер отсчитывал время до самоликвидации всех документов. Документы были закодированы, а декодер, без которого их не прочтёшь, встроен в саму базу. Кто-то не хотел, чтобы файлы копировали или пересылали, поэтому надёжно заблокировал такую возможность. Вдобавок выяснилось, что программа-шпион идентифицирует компьютеры, которые получали доступ к базе, и отслеживает, куда с них пытались отправить файлы. Это было уже чересчур.
Могу я узнать раздражённым тоном начал Борис, снова поворачиваясь к монитору с коллегой Евы
но окошко видеоканала сделалось чёрным. Через мгновение сигнал пропал: удалённый компьютер отключился. Борис попробовал восстановить связь ничего не вышло. В раздражении он не стал звонить Еве в конце концов, кому нужна эта база, ему или ей?! На часах под утро Борис бросил работу и отправился спать.
Встал он по обыкновению рано, всего через несколько часов. Еве не звонил из принципа, она тоже не перезванивала. Над Пало-Альто сияло солнце. Со стаканом свежевыжатого сока Борис уселся перед компьютером. Его ждала кое-какая работа, но сперва на центральном мониторе появилось ёрническое поздравление от коллеги с двадцать вторым июля днём приближённого значения числа «пи», а потом взгляд упал на правый монитор с базой данных; руки сами потянулись к клавиатуре
и Борис не заметил, как погрузился в борьбу, которую не закончил ночью. Он работал без перерыва на ланч; защитные программы сдавались одна за другой до тех пор, пока неприступная, как Форт Нокс, база не превратилась в каталог раскодированных файлов. Теперь их можно было просматривать при помощи обычных программ, копировать, пересылать словом, делать с ними что угодно.
Из любопытства Борис открыл один файл, другой Там оказались отсканированные документы, в основном тексты, напечатанные на пишущей машинке, с прибавлением рисунков и таблиц. К удивлению Бориса, документы были датированы серединой 1930-х годов, большинство на бланках ОГПУ НКВД с грифом «Совершенно секретно», а некоторые даже с примечанием «Отпечатано в одном экземпляре».
Борис эмигрировал незадолго до краха Советского Союза и бóльшую часть жизни провёл в Штатах. Но какой эмигрант не знает, что ГПУ это старое название КГБ? А что КГБ не сулит ничего хорошего, знают во всём мире. И всё же по-настоящему настроение Борису испортили резолюции в углах документов, сделанные то синим, то красным карандашом. Он не поверил своим глазам, когда под одной резолюцией увидел размашистую синюю подпись «И. Сталин» и встретил эту же подпись ещё несколько раз, наугад открывая файл за файлом.
Ева, ты куда влезла? вслух сказал Борис. И во что меня втравила?
Похоже, вчерашняя шутка насчёт разведки переставала быть шуткой. Борис пятернёй взъерошил волосы на макушке. Вот же чёрт Он попробовал связаться с Евой через мессенджер, но Ева не отвечала. Ну да, конечно, если сейчас в Калифорнии день, значит, у неё в России ночь
Тут у Бориса мелькнула мысль: пока он с удовольствием разглядывал Еву на мониторе и млел от её лести, не обмолвилась ли она об источнике этой базы данных? Не упоминала ли, зачем ей нужны старые советские файлы, да ещё с таким автографом?
По работе Борис регулярно использовал видеоконференцию, и программа автоматически записывала его переговоры с коллегами для последующей расшифровки. Вчерашний сеанс связи с Евой тоже был записан целиком вплоть до момента, когда её ноутбук отключился и перестал реагировать на вызовы. Борис запустил файл записи в режиме обратной перемотки
и теперь остолбенело таращился на крайний левый монитор. Потому что вслед за чёрным полем в конце записи он увидел незнакомого человека, который рукой в перчатке поднял крышку ноутбука, а когда человек попятился перед веб-камерой откуда-то из-под стола появился коллега Евы с перекошенным лицом и сел на место; лицо его приняло спокойное выражение, он начал оборачиваться к человеку в перчатках, который отступал, пропуская вперёд ещё одного с пистолетом в руке, а коллега Евы снова спокойно посмотрел в монитор, в то время как двое незнакомцев продолжили пятиться один за другим и вышли из кадра.
и теперь остолбенело таращился на крайний левый монитор. Потому что вслед за чёрным полем в конце записи он увидел незнакомого человека, который рукой в перчатке поднял крышку ноутбука, а когда человек попятился перед веб-камерой откуда-то из-под стола появился коллега Евы с перекошенным лицом и сел на место; лицо его приняло спокойное выражение, он начал оборачиваться к человеку в перчатках, который отступал, пропуская вперёд ещё одного с пистолетом в руке, а коллега Евы снова спокойно посмотрел в монитор, в то время как двое незнакомцев продолжили пятиться один за другим и вышли из кадра.
Гос-споди боже мой
Борис чувствовал, как сердце частыми тяжёлыми ударами разрывает грудь и мешает дышать, а по спине струится липкий холодный пот. Он дрожащими пальцами остановил запись и включил снова уже в обычном режиме, по-прежнему не сводя с монитора глаз, расширенных ужасом.
Коллега Евы, кавказского имени которого Борис не запомнил, бросал редкие взгляды на монитор и временами покусывал ноготь большого пальца: заметно было, как он скучает. Потом в кадре за его спиной появился человек с поднятым пистолетом. Видимо, кавказец услышал шаги, начал оборачиваться и тут раздался едва слышный хлопок выстрела. Коллега Евы переменился в лице, схватился скрюченными пальцами за грудь и за горло и упал, а из-за спины человека с пистолетом к ноутбуку подошёл второй, в перчатках, и захлопнул крышку. Экран стал чёрным; через мгновение связь оборвалась.