Передвижная выставка 1954 года принесла огромную популярность музею имени Андрея Рублёва. Однако экспозиционная работа музея не могла быть полноценно развернута на столь малой территории, какой стала площадь Спасского собора. Поэтому к 1950-м годам относятся лишь первые попытки выставочной работы музея.
Период второй половины 1950-х годов принес новые проблемы в деле становления музея. Как отмечалось в газете «Советская Россия» от 11 октября 1956 года, недруги музея от открытого сопротивления перешли к скрытому, пытаясь парализовать работу музея, проводя многочисленные «проверки» по системе отдела культуры Госконтроля СССР, а затем и Госстроя РСФСР. Экспозиционная, научная, реставрационная работа музея тормозилась теперь отсутствием нормальных помещений, в то время, как основная часть памятников ансамбля находилась в руках других организаций. Секретарь президиума Союза художников СССР Юон, защищая музей, писал по этому поводу председателю Совмина РСФСР М.С. Яснову: «положение музея остается крайне тяжелым. Министерство культуры РСФСР до сих пор продолжает бездействовать под предлогом опасности создания музея икон. Моссовет вопреки постановлению союзного правительства об организации заповедника имени Андрея Рублёва, вместо того, чтобы организовать управление Заповедника, передало все здания и территории ЦНРМ (центральным научным реставрационным мастерским) под конторские помещения и деловой двор. Тем самым, узаконив то безобразное положение, в котором находится заповедник Рублёва»[34].
На территории заповедника в зданиях ансамбля по-прежнему продолжало жить несколько десятков московских семей. Руководство музея прикладывало все усилия для наведения порядка на территории заповедника и передачи памятников монастырского ансамбля в ведение музея. Но очередная «проверка» Управления культуры Мосгорисполкома в январе 1959 года нашла положение дел неудовлетворительным. Директор МиАР Д.И. Арсенишвили был уволен по статье в связи с несоответствием должности и дискредитирован. Но имя этого человека со временем стало легендарным для большинства музейных сотрудников новых поколений, приходящих на работу в музей Андрея Рублёва. Давид Ильич, как библейский царь Давид, подготовил основание, составил чертежи и создал все условия для постройки храма, свидетельствующего о многовековой истории православного иконописного искусства, храма, которого ему так и не удалось увидеть во всей красоте и полноте. Вполне понятно, что директор музея, поставленный руководством страны, «разоблаченным» на XX съезде КПСС, не устраивал новое советское руководство. Начиналась «хрущевская оттепель», осложнившая взаимоотношения между советским государством и Русской православной церковью. В новой идеологической обстановке началась борьба за «преодоление религиозных пережитков капитализма» в сознании советских людей. В печати усилились нападки на церковь и православную культуру, составной частью которой является и средневековое русское иконописное искусство. «Опасность создания музея икон» во всей полноте встала перед проводниками «оттепели». Все это в очередной раз доказывало, что вопрос об отношении к историко-культурному и православному наследию России всегда находился на острие государственной политики и трактовался в связи с изменением идеологического курса или нового политического руководства СССР.
Однако опыт работы, приобретенный сотрудниками музея Рублёва более чем за десятилетний период, поддержка музея виднейшими представителями отечественной науки и культуры и, наконец, элементы советской гласности давали себя знать.
В фонде музейного архива сохранилось несколько любопытных писем, выражающих отношение различных слоёв общества к организации музея. Представляет интерес письмо, адресованное главе советского государства Н.С. Хрущеву, от лица известного общественного деятеля большевика старой, ленинской гвардии, работавшего в системе советского просвещения и образования:
«Первому секретарю ЦК КПСС товарищу Н.С. Хрущёву.
Глубокоуважаемый и дорогой Никита Сергеевич.
Тяжёлая болезнь, заставившая меня лечь в больницу, мешает мне написать Вам обстоятельное письмо по вопросу, который волнует меня и не может не волновать нашу советскую общественность, по вопросу о судьбах находящегося в Москве музея древнерусской живописи им. Андрея Рублёва.
Этот музей был основан по постановлению Совета Министров СССР от 10 декабря 1947 г.
Прошло восемь лет после постановления Совета Министров СССР. Пять сотрудников, составляющих весь штат музея (в том числе и технические сотрудники) проделали за это время огромную работу, получившую признание деятелей советской науки и искусства и поддержку широких слоёв трудящихся.
До сих пор музей не открыт для постоянного обозрения. До сих пор музею не предоставлено помещение Андроникова монастыря, где жил и умер Андрей Рублёв. До сих пор недоброжелатели музея из архитектурного управления, куда входит музей, делают все попытки ликвидировать его и всячески третируют его самоотверженных сотрудников.
В 1960 году исполняется шестисотлетие со времени рождения Рублёва. Трудящиеся Советского Союза и всё передовое человечество отдадут новую дань уважения памяти гениального художника-гуманиста.
Напомню, что ещё в 1918 г. среди бурь и тревог гражданской войны, среди невзгод хозяйственной разрухи Владимир Ильич вспоминал об Андрее Рублёве и имя его включил в список великих деятелей науки и искусства, которым освобождённый пролетариат должен воздвигнуть памятники /ленинский декрет о монументальной пропаганде от 30.VII 1918 г./.
Но невеждам и бюрократам из архитектурного управления нет никакого дела до замечательного русского человека А. Рублёва, ни до декрета В.И. Ленина, ни до постановления Совета Министров от 10 декабря 1947 г., подписанного Сталиным.
Им нужен Андроников монастырь для их ведомственных целей. Вот и весь резон.
Напомню, что ещё в 1918 г. среди бурь и тревог гражданской войны, среди невзгод хозяйственной разрухи Владимир Ильич вспоминал об Андрее Рублёве и имя его включил в список великих деятелей науки и искусства, которым освобождённый пролетариат должен воздвигнуть памятники /ленинский декрет о монументальной пропаганде от 30.VII 1918 г./.
Но невеждам и бюрократам из архитектурного управления нет никакого дела до замечательного русского человека А. Рублёва, ни до декрета В.И. Ленина, ни до постановления Совета Министров от 10 декабря 1947 г., подписанного Сталиным.
Им нужен Андроников монастырь для их ведомственных целей. Вот и весь резон.
Прошу, дорогой Никита Сергеевич, среди всех огромных Ваших партийных и государственных дел, найти время, чтобы вмешаться в этот вопрос
С коммунистическим приветом
Даже такой глава государства, каким был Н. Хрущёв, не мог оставить незамеченной просьбу столь уважаемого, старого члена большевистской партии. Музей приобретал всё большую известность и пользовался значительной поддержкой советской общественности.
А вот что писали по этому поводу рабочие, проживающие на территории музея-заповедника, обращаясь к главе государства в 1958 году:
«Секретарю ЦК КПСС товарищу Хрущёву Н.С.
Мы рабочие завода Серп и молот, пенсионеры (бывшие рабочие того же завода) и рабочие других заводов, проживаем с семьями в городе Москве, в кельях бывшего Андроникова монастыря
С тех пор, как заповедник был передан Академии строительства и архитектуры СССР положение его ухудшилось. На территории заповедника чинятся безобразия. В освобождаемых помещениях укрываются подозрительные лица, которые хулигански себя ведут
Нам, как русским людям, бывает очень стыдно, когда в заповедник имени великого русского живописца Андрея Рублёва приезжают американские, английские, французские и др. туристы. Их в музей им. Андрея Рублёва не пускают, и они осматривают монастырь, который напоминает мусорную свалку. Обыкновенные дворы в нашем районе выглядят гораздо лучше, чем заповедник.
Владимир Ильич Ленин завещал нам чтить имя великого русского художника, а состояние территории, где он жил, работал и был похоронен, показывает не уважение к великому предку, а пренебрежительное отношение к нему»[36].
Уже в 1959 году был создан Всесоюзный юбилейный комитет советская общественность готовилась встретить 600-летнюю годовщину со дня рождения Андрея Рублёва. Это дало серьезный толчок к развертыванию экспозиционной музейной работы. К этому времени созрели и материальные условия для подобных мероприятий.
К началу 1960-х годов показатели работы музея, опыт его сотрудников, позволили ведущим отечественным ученым и специалистам генерировать, и открыто высказать концепцию развития музея Андрея Рублёва на самом высоком уровне. 19 февраля 1959 года большой круг ученых вновь обратился с письмом к первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву. В преамбуле письма была высказана эта концепция.
«Этот музей-заповедник должен стать центром изучения древнерусского искусства XIXVII веков, собирания и хранения замечательных памятников художественной культуры имеющим мировое значение», писали они.
Таким образом, здесь была высказана идея, отражающая новый виток в деле изучения и пропаганды отечественного искусства не только в СССР, но и во всем мире. Но признание международного статуса музея как центра, в принципе, становилось возможным лишь через признание отечественного иконописного искусства составной частью мировой православной культуры, мирового культурного наследия Вселенской Христианской церкви. Идея создания центра выводила московский местный музей Андрея Рублёва на общероссийский, общесоюзный и даже мировой уровень. Русское средневековое искусство должно было по достоинству занять своё место в одном ряду с искусством христианской Римской империи, православной Византии, искусством эпохи раннего Возрождения.
Далее в письме отмечались сложности, связанные с расширением штата музея, передачей ему памятников архитектурного ансамбля. Были высказаны просьбы о содействии музею в деле подготовки к 600-летию со дня рождения Андрея Рублёва в сентябре 1960 года. Под письмом подписались 14 человек, среди которых были: действительный член Академии художеств СССР М.В. Алпатов, академик В.В. Виноградов, доктор исторических наук Н.Н. Воронин, академик Б.А. Рыбаков, доктор искусствоведческих наук В.И. Смирнов, академик М.Н. Тихомиров, доктор исторических наук Л.В. Черепнин и другие. Идея создания центра изучения древнерусского искусства надолго пережила своих родоначальников и более двух десятилетий являлась стимулом творческой активности руководства и сотрудников МиАР. В конце 1980-х начале 1990-х годов она лишь частично нашла отражение в присвоении музею статуса Центрального музея древнерусского искусства и культуры имени Андрея Рублёва.