Изучение коллаборационистской тематики часто затрагивает и такое популярное сегодня направление исследований, как история частной жизни. Фактически речь идет о конкретных жизненных ситуациях, через освещение которых становятся более понятны мотивы поведения конкретных людей. Подобные мотивы от мести до добровольной помощи немецким войскам рассматриваются в статье исследователя С.А. Митрофанова «Цена измены». Автор получил возможность ознакомиться с рассекреченными материалами надзорных производств прокуратуры Тульской области. Помимо примеров сотрудничества с врагом, Митрофанов касается и вопроса воздаяния за пособничество, что весьма важно, поскольку уже в первый год войны стала складываться система судебного преследования коллаборационистов.
Во второй раздел сборника вошли документы и материалы из российских и зарубежных архивов. Основная задача публикации этих источников расширение документальной базы по вопросам сотрудничества с нацистами различных кругов российской эмиграции как до, так и во время Второй мировой войны. В этой связи значительный интерес представляет переписка генерал-майора В.В. Бискупского и А. Розенберга, подготовленная к публикации историком И.Р. Петровым. Корпус писем, обнаруженный исследователем в архивах Мюнхенского института современной истории, дает весьма ценную информацию об идеологических концепциях и воззрениях, существовавших в среде русских изгнанников, симпатизировавших нацизму. Отдельно стоит подчеркнуть и то, что эта переписка, несмотря на определенные идейные расхождения с внешнеполитическими устремлениями лидеров Третьего рейха, все же не помешала Бискупскому быть приверженцем национал-социализма и сохранить с Розенбергом хорошие отношения.
Тема сотрудничества белоэмигрантов с немцами в годы войны отразилась в мемуарах одного из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС), полковника Д.И. Ходнева. Историк О.И. Бэйда, который обнаружил одну из версий этого источника в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке, охарактеризовал воспоминания Ходнева, как «патриотическую надежду» русских эмигрантов, которая в конечном итоге оказалась иллюзией, так как ни в каком реальном освобождении русского народа они участия не принимали. Автор мемуаров, работавший переводчиком в 36-й мотопехотной дивизии вермахта летом 1941 г. (группа армий «Север»), успешно справился с поставленными перед ним задачами. Разумеется, о многом Ходнев не стал писать в воспоминаниях, так как уже в 1941 г. ему стало ясно, какие цели преследует Третий рейх, ведя войну на Востоке.
В годы Второй мировой войны определенной части русских эмигрантов удалось не только послужить на должностях переводчиков, пропагандистов, администраторов, хозяйственников, но и проявить себя в рамках коллаборационистских проектов, организованных под эгидой немецких спецслужб как абвера, так и СД. Некоторые из них добились даже назначения на руководящие посты внутри германских разведывательных структур. Одним из самых известных примеров такого рода является работа Особого штаба «Россия» (Зондерштаба «Р»), который возглавлял эмигрант, кадровый немецкий разведчик Б.А. Смысловский, также известный под своими оперативными псевдонимами «фон Регенау» и «Хольмстон». Биография Смысловского не раз становилась объектом исследований отечественных и зарубежных специалистов и постепенно выходит из небытия.
В годы Второй мировой войны определенной части русских эмигрантов удалось не только послужить на должностях переводчиков, пропагандистов, администраторов, хозяйственников, но и проявить себя в рамках коллаборационистских проектов, организованных под эгидой немецких спецслужб как абвера, так и СД. Некоторые из них добились даже назначения на руководящие посты внутри германских разведывательных структур. Одним из самых известных примеров такого рода является работа Особого штаба «Россия» (Зондерштаба «Р»), который возглавлял эмигрант, кадровый немецкий разведчик Б.А. Смысловский, также известный под своими оперативными псевдонимами «фон Регенау» и «Хольмстон». Биография Смысловского не раз становилась объектом исследований отечественных и зарубежных специалистов и постепенно выходит из небытия.
Иначе обстоит дело с ближайшими соратниками Хольмстона, также работавшими на абвер и СД. По-прежнему остаются малоизвестными детали акций, к которым они имели отношение, включая и знаменитый вывод разведывательных кадров в Лихтенштейн в начале мая 1945 г. Несмотря на то, что в научной литературе указанный эпизод рассматривался неоднократно, многие нюансы пребывания коллаборационистов в княжестве не нашли пока всестороннего освещения. Этот пробел в известной мере восполняет публикация «Иногда жутко становится вспоминать все прошедшее», основанная на мемуарах близких к Смысловскому офицеров обер-лейтенанта Г.В. Клименко и подполковника К.Е. Истомина.
Завершает документальный раздел публикация кандидата философских наук А.В. Мартынова. Материал включает в себя вступительную статью, комментарии и письмо (1961 г.) бывшего немецкого разведчика и куратора генерала А.А. Власова по линии отдела «Иностранные армии Восток» капитана В.К. Штрик-Штрикфельда, которое было адресовано бывшему поручику ВС КОНР и члену НТС М.В. Томашевскому переводчику апологетической книги немецкого публициста, писателя и историка криминалистики Юргена Торвальда (Хайнца Бонгарца) о власовском движении.
Материалы документального раздела публикуются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации при сохранении стилистических особенностей документов. Неисправности текстов, не имеющие смыслового значения (орфографические ошибки, опечатки и т. п.), как правило, исправлялись без оговорок. Пропущенные в текстах документов и восстановленные слова и части слов заключались в квадратные скобки. В случаях, когда в текстах были пропуски, эти места отмечались отточием, заключенным в угловые скобки, и оговаривались в текстуальных примечаниях. В текстах документов сохранены подчеркивания, если они носят смысловую нагрузку.
Часть представленных статей и материалов намечают новые пути для дальнейших исследований, необходимых для того, чтобы углубить наше понимание различных проблем и аспектов русского коллаборационизма. Надеемся, что известное методическое и стилистическое разнообразие публикаций, подготовленных участниками данного проекта, позиция которых, заметим, не всегда совпадает с позицией редакторов-составителей сборника, будет способствовать развитию исторических знаний по этому вопросу.
Д.А. Жуков, И.И. Ковтун
I
Исследования
Федор Синицын
Коллаборационизм
Историко-правовой анализ терминологии
Понятие «коллаборационизм»[5] в современной науке имеет, фактически, общепризнанное значение: сотрудничество с врагом страны в военное время[6]. В российской историографии этот термин широко используется, однако его толкование остается дискуссионным. Б.Н. Ковалев отмечает, что термин «коллаборационист» нужно применять «для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом»[7]. М.И. Семиряга использовал такое определение коллаборационизма: «измена родине», «содействие в военное время агрессору со стороны граждан его жертвы в ущерб своей родине и народу». Применительно к условиям Второй мировой войны, М.И. Семиряга понимал коллаборационизм как «разновидность фашизма и практика сотрудничества национальных предателей с гитлеровскими властями в ущерб своему народу и родине»[8]. И.А. Гилязов, напротив, считает, что следует разделять понятия «коллаборационист» и «предатель»: «Любой факт предательства в годы войны можно рассматривать как пример коллаборационизма, но не любой случай коллаборационизма есть проявление предательства». В целом, И.А. Гилязов делает вывод, что «с точки зрения исторической науки абсолютно точно и однозначно оценить явление коллаборационизма практически невозможно»[9].
На наш взгляд, это вполне возможно, если провести детальную проработку термина «коллаборационизм», основанную и на научно-историческом, и на юридическом подходе к этой проблеме. Тем более, что понятие «коллаборационист» с момента его появления стало не только клеймом или стигмой: признание человека коллаборационистом, с точки зрения государства, может повлечь для первого весьма негативные правовые последствия (вплоть до применения смертной казни). Поэтому здесь необходим очень четкий и аккуратный терминологический подход.
Применительно к коллаборационизму граждан СССР в период Великой Отечественной войны, когда это явление было, пожалуй, наиболее значимым в нашей истории, нужно руководствоваться положениями советского законодательства, действовавшего в тот момент. Проблемой здесь является то, что термин «коллаборационизм» в отечественном законодательстве отсутствовал тогда (и отсутствует сейчас), что также является одним из факторов разногласий в толковании этого термина. Однако решить эту проблему можно, если проанализировать правовые нормы советского законодательства периода Великой Отечественной войны, которые коррелируют с общепринятым пониманием термина «коллаборационизм».
Основа государственного подхода к проблеме коллаборационизма в Советском Союзе была отражена в нескольких нормативно-правовых актах. 25 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил «Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления)». Статья 3 Положения устанавливала уголовную ответственность за «сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады».
8 июня 1934 г. это Положение было дополнено двумя статьями, которые получили общее название «Об измене родине»:
Ст. 1.1. «Измена родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то переход на сторону врага карается высшей мерой уголовного наказания расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества».
Ст. 1.2. «Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания расстрелом с конфискацией всего имущества».
Вскоре, 20 июля 1934 г., эти статьи были введены в Уголовный кодекс РСФСР[10] под номерами 581а и 581б. Таким образом, квалификация коллаборационизма как преступного деяния стала составной частью пресловутой «58-й статьи», которая долгое время служила в СССР юридическим базисом для осуществления массовых репрессий. Тем не менее, dura lex, sed lex («закон суров, но это закон») определение коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны базируется именно на положениях статей 581а и 581б УК РСФСР[11].