Допросы в спецлагере 253 завершились 23 июня 1945 г. В тот же день начальник отделения следственного отдела УКР «Смерш» Центральной группы войск майор Н. Дольников выписал следующие постановления: 1) на арест Б.Я. Краснощекова, как агента германской разведки, 2) об избрании меры пресечения (содержание под стражей) и 3) о принятии дела к производству и начале ведения следствия, а начальник опергруппы УКР «Смерш» лагеря 253 капитан Пасечник постановление о задержании до получения санкции на арест с содержанием в тюрьме города Дрезден. 7 июля 1945 г. майором Дольниковым было выписано постановление о предъявлении Краснощекову обвинения по статье 58-1 «б» (измена Родине со стороны военнослужащего) и в тот же день объявлено арестованному под расписку. К этому времени в распоряжении следствия имелось уже достаточно изобличающих материалов, и дальнейшие допросы обвиняемого носили в основном уточняющий характер, а также преследовали цель установления круга лиц, известных Краснощекову по его работе в ПЦБ, РОНА и РОА.
Борис Яковлевич Краснощеков родился 24 сентября 1912 г. в г. Чернобыль Киевской губернии в еврейской семье. Свое социальное происхождение он определял в анкете «из служащих». Можно допустить, что Борис Яковлевич приходился дальним родственником Александру Михайловичу (Абраму Моисеевичу) Краснощекову, деятелю социал-демократического движения, возглавлявшему в 19201921 гг. правительство и внешнеполитическое ведомство Дальневосточной республики (ДВР), расстрелянного в 1937 г., который также был уроженцем Чернобыля. Так, или иначе, но родство, если оно действительно имело место, было не столь близким, чтобы помешать началу карьеры Бориса в органах государственной безопасности.
Получив неполное среднее образование (7 классов), Б.Я. Краснощеков поступил в Киевское пехотное училище, которое он окончил в 1935 г., но затем по болезни был уволен из рядов Красной армии. Устроившись нормировщиком на Днепровский алюминиевый завод в Запорожье, он возглавил заводскую комсомольскую ячейку, а в 1939 г. по направлению партийной организации завода поступил в Могилевскую межкраевую школу НКВД (с февраля 1941 г. НКГБ), которую окончил в марте 1941 г. со званием лейтенанта госбезопасности. К этому времени Борис успел обзавестись семьей: он женился на Ольге Филипповне Чарной, 1917 года рождения, которая родила ему дочь Людмилу. Семья проживала в Могилеве по месту учебы Бориса[259].
Первая служебная командировка новоиспеченного офицера госбезопасности была связана с большой работой по «очистке от вражеского элемента», которую органы НКВД НКГБ проводили в недавно присоединенных Прибалтийских республиках. От Московского управления НКГБ Краснощеков был направлен в Вильно, где проработал вплоть до начала войны с Германией, внеся свой скромный вклад в проводившиеся в это время массовые депортации в Сибирь десятков тысяч жителей Литвы, чья благонадежность не внушала доверия новым властям. Тех, кого не успели депортировать до начала военных действий, расстреляли в тюрьмах. Извлечение их тел из тюремных подвалов было запечатлено потом немецкими фронтовыми кинооператорами как свидетельство преступлений сталинского режима. Надо полагать, что по долгу своей службы Краснощеков не мог остаться в стороне от этих убийств. В одной из своих автобиографий, он указывал, что начало войны застало его в г. Ломже Белостокской области, где он, по всей видимости, и принимал непосредственное участие в подобного рода мероприятиях.
Счастливо избежав окружения в Белостокском котле, Краснощеков приехал в Москву, где 6 июля 1941 г. получил назначение на должность старшего следователя в 5-ю Московскую стрелковую дивизию народного ополчения (Фрунзенского района). Его жена и дочь к тому времени вместе с другими семьями сотрудников органов госбезопасности были эвакуированы из Могилева в Омск, а Борис отбыл в летние лагеря дивизии, располагавшиеся в районе станции Внуково. По завершении формирования и базового обучения дивизия была переброшена в район д. Тишнево под Боровском, где 30 июля ополченцы приняли присягу. С этого момента 5-я дивизия вошла в состав 33-й армии Резервного фронта. Ко 2 августа она заняла рубеж Лужки Дюки в районе Спас-Деменска, а 1213 августа дивизии и ее полкам вручили боевые знамена. 26 сентября 1941 г., в соответствии с директивой заместителя народного комиссара обороны СССР от 19 сентября, все двенадцать московских дивизий народного ополчения были переформированы по штатам стрелковых дивизий военного времени и получили новые наименования. Так 5-я Московская стрелковая дивизия народного ополчения стала именоваться 113-й стрелковой дивизией.
Отвечая на вопросы следователя и в собственноручных показаниях, Б.Я. Краснощеков указывал, что в октябре 1941 г. он был переведен в 43-ю стрелковую дивизию той же 33-й армии на должность старшего следователя особого отдела. Однако, известно, что 43-я стрелковая дивизия Ленинградского военного округа на протяжении всей войны действовала сначала на Карельском перешейке, затем под Ленинградом и в Прибалтике, следовательно, Краснощеков не мог иметь к ней отношения. Скорее всего, ошибка в нумерации дивизии была вызвана особенностью написания от руки номера «113», который мог выглядеть как «43». Возможно также, путаница связана с тем, что после переименования 113-я стрелковая дивизия сначала входила в состав 43-й армии, ассоциируясь в памяти Краснощекова с номером последней. К сожалению, следователи даже не пытались каким-то образом прояснить для себя этот момент, очевидно, считая его малосущественным. В одном сделанном ими запросе на предоставление дополнительных материалов по делу Краснощекова указан правильный номер дивизии 113[260], хотя на последующем делопроизводстве это уточнение никак не отразилось, и в обвинительном заключении, протоколе судебного заседания и приговоре фигурирует все та же 43-я стрелковая дивизия.
Последующие показания Краснощекова о времени и месте окружения дивизии противником содержат в себе основательную путаницу. В первых собственноручных показаниях, написанных 20 и 25 мая, а также на допросе 25 мая указан февраль 1942 г., затем, на допросе 8 июня конец декабря 1941 г. начало января 1942 г. В первом варианте показаний в качестве места окружения обозначен район юго-восточнее Серпухова (!), а во втором район Полотняного завода юго-западнее (!) Калуги. Поскольку второй вариант показаний освещает обстоятельства более подробно, попытаемся путем сопоставления с материалами о боевом пути 113-й дивизии проанализировать сообщаемую информацию и дать ей объективную оценку. Приведем соответствующий отрывок из протокола допроса:
«Находясь на службе в должности ст[аршего] следователя особого отдела 43 стрелковой дивизии, 33 армии, во время боевых действий в конце декабря 1941 г. или в начале января 1942 г. точно не помню, в районе Полотняного завода юго-западнее города Калуги[261], я в составе всей дивизии попал в окружение немецких войск. Вначале под командованием командира 43 стрелковой дивизии генерал-майора, по фамилии которого я сейчас не помню, пытались выйти из окружения в направлении города Москвы организованным порядком, но во время продвижения мы преследовались все время немцами, боеприпасы выходили, и дальнейшее совместное продвижение могло привести к большим потерям, поэтому было дано указание из окружения выходить отдельными группами, не на восток, а в направлении города Спас-Деменск[262]. Я в то время находился в группе 20 человек, которую возглавлял начальник особого отдела 43 стр[елковой] дивизии ст[арший] лейтенант госбезопасности Кузнецов В пути следования в направлении Спас-Деменск, дней через семь после окружения, мы были в лесу обстреляны регулярными немецкими войсками, в результате чего вся наша группа была рассеяна. Я остался с Кузнецовым, двумя солдатами из взвода особого отдела и двумя солдатами комендантского взвода дивизии»[263].
В данном отрывке обращают на себя внимание следующие два момента: 1) Спас-Деменск и Полотняный завод как основные географические пункты, связанные с окружением; 2) указание на звание командира стрелковой дивизии генерал-майор. Если принять эти два утверждения как истинные, можно сделать вывод, что Краснощеков, скорее всего, рассказывал о первом окружении 113-й дивизии, которое имело место в начале Битвы за Москву в октябре 1941 г. при образовании печально известного «вяземского котла». 43-я армия, в состав которой входила дивизия, выбиралась через боевые порядки наступавших на Вязьму войск немецкой 4-й танковой группы из района Спас-Деменска в направлении на Полотняный завод и далее на Малоярославец. Дивизией в это время командовал генерал-майор Иван Андреевич Пресняков, о котором известно, что 16 октября 1941 г., будучи раненым, он попал в плен, содержался в нескольких лагерях и в начале 1943 г. в Германии был расстрелян за антинемецкую агитацию. Возможно, короткое время нахождения Краснощекова в дивизии после присвоения ей нового номера и то, что в момент первого окружения она входила в состав не 33-й, а 43-й армии, как раз и объясняет возникшую путаницу. Таким образом, напрашивается вывод, что во время второго окружения 113-й дивизии в ходе Ржевско-Вяземской наступательной операции (январь апрель 1942 г.) Краснощеков уже не служил в ее рядах, либо служил, но истинные обстоятельства, при которых он затем попал к партизанам, существенно отличаются от изложенных в показаниях.
О том, что же произошло на самом деле, можно только гадать. Либо Краснощекова просто подвела память, и он перепутал обстоятельства двух окружений, и его дальнейшие показания в общем и целом соответствуют действительности, либо он скрыл факты своего пленения, попытки сдачи в плен или даже перехода на сторону противника и сотрудничества с ним в качестве агента, внедренного в партизанское движение. В последнем случае все показания Краснощекова о событиях, происшедших с ним до лета 1943 г. являются сплошным вымыслом. К сожалению, никакими другими материалами, способными пролить свет на эти события, мы не располагаем. Посему нам придется вновь обратиться к показаниям Краснощекова, не забывая о том, что относиться к приводимым им фактам следует с величайшей осторожностью. Все дальнейшее изложение событий основано на показаниях подследственного, уточненных показаниями свидетелей и дополнительными материалами.
В конце января 1942 г. группа окруженцев из шести человек во главе со старшим лейтенантом госбезопасности Кузнецовым вышла в район Спас-Деменска, где встретилась с тремя партизанами, очевидно, отправлявшимися на выполнение некой поставленной им задачи. Не зная, поначалу, с какими людьми им приходится иметь дело, окруженцы представились военнопленными, отставшими от основной группы и ищущими дорогу в лагерь. Партизаны предложили им присоединиться к своему отряду, снабдили продуктами, и на следующий день на обратном пути взяли с собой. В отряде Кузнецова, Краснощекова и бывших с ними красноармейцев встретил командир с петлицами сержанта РККА, который отправил их отдыхать. Шесть дней спустя Кузнецов с Краснощековым, как командиры Красной армии, были переданы в десантный отряд майора Осипова, действовавший в 30 км от того отряда, где они оказались вначале. Чтобы сопроводить их на новое место, из отряда Осипова прибыли четыре человека, одетых в красноармейскую форму.