Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Артуро Перес-Реверте 17 стр.


 К тому же Рошфор человек, который всюду мелькает, но его невозможно настичь, он неуловим,  продолжал я, не без труда ухватив нить прерванных рассуждений.  Маска тайны, загадочный шрам. Он символ парадоксального бессилия дАртаньяна, который преследует его и не может догнать, не может убить, как ни старается Вспомните, это случилось только двадцать лет спустя, по ошибке, когда тот перестал быть противником и превратился в друга.

 Твой дАртаньян это человек, приносящий несчастья,  заметил один из собеседников, тот писатель, что постарше.

Его последний роман почти не продавался, разошлось всего пятьсот экземпляров, но он здорово зарабатывал, сочиняя детективы, которые печатал под двусмысленным псевдонимом Эмилия Форстер. Я посмотрел на него с благодарностью он подкинул мне еще одну тему.

 Верно! Его вообще преследует невезение. Любимую женщину отравили. Несмотря на все свои подвиги и услуги, оказанные французской короне, он двадцать лет остается скромным лейтенантом мушкетеров. И когда в самом конце «Виконта де Бражелона» ему прислали маршальский жезл, за который он заплатил огромную цену четыре тома и четыреста двадцать пять глав,  его настигает голландская пуля.

 Как и настоящего дАртаньяна,  вставил актер, который к этому времени уже положил руку на бедро модной журналистки.

Я выпил глоток кофе, потом кивнул. Корсо не сводил с меня глаз.

 Нам известны три дАртаньяна,  пояснил я.  о первом, Шарле де Батц Кастельморе, мы знаем, потому что в «Газетт де Франс»[56] было напечатано, что он погиб 23 июня 1673 года пуля угодила ему в горло при осаде Маастрихта. Вместе с ним пала половина его солдат Иначе говоря, он был не более удачлив, чем его выдуманный однофамилец.

 И он тоже был гасконцем?

 Да, из Люпиака. Городок еще существует, и там установлена памятная доска: «Здесь около 1615 года родился дАртаньян, чье настоящее имя было Шарль де Батц, он погиб при осаде Маастрихта в 1673 году».

 Тут историческая неувязочка,  заметил Корсо, сверяясь со своими записями.  У Дюма в начале романа, то есть приблизительно в 1625 году, дАртаньяну восемнадцать лет. А настоящему дАртаньяну в ту пору едва исполнилось десять.  Охотник за книгами улыбнулся как хорошо воспитанный кролик-скептик.  Он был слишком молод, чтобы управляться со шпагой.

 Верно,  согласился я.  Дюма внес коррективы, чтобы герой мог участвовать в истории с алмазными подвесками, встретиться с Ришелье и Людовиком XIII. Видимо, Шарль де Батц совсем юным прибыл в Париж: в 1640 году он уже числится гвардейцем в роте господина Дезэссара, его имя фигурирует в списках, затем он упоминается в документах об осаде Арраса, а два года спустя участвует в руссильонской кампании Но он не служил мушкетером при Ришелье, он вступил в эту элитную роту лишь после смерти Людовика XIII. На самом деле его покровителем был кардинал Джулио Мазарини Да, в действительности между двумя дАртаньянами существует зазор в десять или пятнадцать лет; хотя Дюма после успеха «Трех мушкетеров» расширил время действия, охватив почти сорок лет истории Франции, и в последующих томах старался приблизить вымысел к реальным событиям.

 А много ли доподлинно известно об этом человеке? Я имею в виду роль настоящего дАртаньяна в истории Франции.

 Известно немало. Его имя встречается в письмах Мазарини и в бумагах военного ведомства. Как и герой романа, он был агентом кардинала в период Фронды, выполнял деликатные поручения при дворе Людовика XIV. Именно ему довелось арестовать и препроводить в тюрьму генерального контролера, иначе министра финансов Франции Фуке, и этот факт нашел подтверждение в письмах мадам де Севинье. Он познакомился с Веласкесом на острове Фазанов, сопровождая Людовика XIV, который отправился туда за своей невестой Марией Терезией Австрийской

 Как видно, он был настоящим придворным. И весьма мало походил на бретера, изображенного Дюма.

Я поднял руку в знак того, что хочу внести в дело ясность:

 Не спешите с выводами. Шарль де Батц или дАртаньян до самой смерти оставался в боевых рядах. Во Фландрии он служил под началом Тюренна и в 1657 году был назначен командиром роты «серых мушкетеров»[57] самой отборной части французской армии. Через десять лет его произвели в капитан-лейтенанты, а во Фландрии он сражался уже в звании полевого маршала эквивалент бригадного генерала.

Корсо щурил глаза за стеклами очков.

 Извините  Он наклонился ко мне над мраморной столешницей, так и не донеся карандаш до тетради.  В каком году это случилось?

 Присвоение ему генеральского чина?.. В 1667-м. Почему это вас заинтересовало?

Он закусил нижнюю губу, на миг показав свои кроличьи зубы.

 Просто так.  Стоило ему заговорить, как лицо его вновь сделалось невозмутимым.  Видите ли, в том же году в Риме сожгли на костре одного человека. Любопытное совпадение  Теперь он смотрел мимо меня.  Вам говорит о чем-нибудь имя Аристида Торкьи?

Я напряг память. Ничего.

 Нет, никогда не слыхал,  ответил я.  Он имеет какое-то отношение к Дюма?

Корсо явно колебался.

 Нет,  выдавил он наконец, хотя полной уверенности в его голосе не прозвучало.  Думаю, что нет. Но продолжайте. Вы говорили о службе настоящего дАртаньяна во Фландрии.

 Он погиб в Маастрихте, как я уже сказал,  вел своих солдат в атаку Героическая смерть: англичане и французы штурмовали крепость, надо было преодолеть опасную зону, и дАртаньян решил идти первым своего рода знак вежливости по отношению к союзникам Пуля попала ему в горло.

 Значит, маршалом он так и не стал!

 Не стал. Это щедрый Александр Дюма наградил выдуманного дАртаньяна тем, в чем его прототипу из плоти и крови отказал скаредный Людовик XIV Я знаю несколько интересных книг на эту тему. Запишите, ежели желаете, названия. Первая Шарль Самарен, «DArtagnan, capitaine des mousquetaires du roi, histoire veridique dun heros de roman»[58], опубликована в 1912 году. Вторая «Le vrai dArtagnan»[59]. Написал ее граф де Монтескье-Фезанзак, прямой потомок реального дАртаньяна. Вышла, если мне не изменяет память, в 1963-м.

Ни одно из полученных сведений вроде бы не имело прямой связи с рукописью Дюма, но Корсо все записывал, как будто это были факты первостепенной важности. Время от времени он поднимал глаза от блокнота и выжидательно глядел на меня сквозь перекошенные очки. А иногда опускал голову и словно переставал слушать, тогда казалось, что он целиком погрузился в собственные мысли. Но в тот день я, хоть и знал во всех подробностях историю «Анжуйского вина» и некоторые тайные ключи, неведомые охотнику за книгами, и предположить не мог, какую роль в дальнейших событиях сыграют «Девять врат». А вот Корсо, вопреки привычке мыслить строго логически, начал угадывать роковые связи между известными ему фактами, с одной стороны, и литературной, если можно так выразиться, основой этих фактов с другой. Все это звучит довольно невнятно, но следует иметь в виду, что тогда в глазах Корсо и ситуация в целом выглядела запутанной и невнятной. Нынешний рассказ ведется, естественно, по прошествии времени после финала тех важных событий, которые последовали за разговором в кафе, но прием кольцевой композиции вспомните картины Эшера[60] или выдумки шутника Баха заставляет нас то и дело возвращаться к началу, оставаясь в границах тогдашних знаний Корсо. Знать и молчать правило. А правила надо соблюдать, даже когда расставляешь ловушки, иначе никакой игры не получится.

 Ладно,  сказал охотник за книгами, записав продиктованные названия.  Это первый дАртаньян, настоящий. А герой Дюма был третьим. Смею предположить, что связующим звеном между обоими стала книга Гасьена де Куртиля, которую вы недавно мне показывали: «Мемуары господина дАртаньяна».

 Совершенно верно. Ее можно считать утраченным звеном, наименее известным из трех. Именно его, этого гасконца-посредника, который разом был и литературным персонажем, и реальным лицом, использовал Дюма, создавая своего героя Гасьен де Куртиль де Сандра был писателем, современным дАртаньяну, он сумел понять, насколько этот герой литературен,  и принялся за работу. Полтора века спустя Дюма во время поездки в Марсель познакомился с его сочинением. У хозяина дома, где писатель остановился, был брат, который заведовал муниципальной библиотекой. Видимо, он и показал Дюма книгу, изданную в Кельне в 1700 году. И Дюма сразу смекнул, какую выгоду можно из всего этого извлечь Он попросил книгу на время, но так и не вернул.

 А что известно о предшественнике Дюма Гасьене де Куртиле?

 Много всего. Тут, надо заметить, помогло еще и объемистое дело, заведенное на него в полиции. Он родился не то в 1644-м, не то в 1647 году, был мушкетером, корнетом в королевском иностранном полку в ту эпоху это было чем-то вроде Иностранного легиона; потом стал капитаном в кавалерийском полку под командованием Бопре-Шуазеля. После окончания войны с Голландией на которой погиб дАртаньян Куртиль остался в этой стране, сменив шпагу на перо; он писал биографии, исторические сочинения, мемуары не всегда от собственного лица, собирал анекдоты и непристойные сплетни, ходившие при французском дворе Из-за чего у него и случились неприятности. «Воспоминания господина дАртаньяна» имели оглушительный успех: пять изданий за десять лет. Но они вызвали недовольство Людовика XIV его задел неуважительный тон, в котором рассказывались подробности из жизни королевской семьи и ее приближенных. Так что сразу по возвращении во Францию де Куртиля арестовали и отправили в Бастилию, где он прожил на казенный счет почти до самой своей смерти.

Актер воспользовался паузой в рассказе и совершенно некстати и невпопад продекламировал строки из «Заката во Фландрии» Маркины[61]:

Нами правил капитан, что явился
смертельно раненным в пылу
смертельной агонии.
Сеньоры, что за капитан!
Капитан тех времен

Или что-то в этом роде. Ему очень хотелось покрасоваться перед журналисткой, на чьем бедре, кстати, рука его лежала уже совсем по-хозяйски. Другие, особенно прозаик тот, что писал под псевдонимом Эмилия Форстер,  бросали на него взгляды, полные зависти или плохо скрытой злобы. Вежливо помолчав, Корсо вернул мне бразды правления:

Или что-то в этом роде. Ему очень хотелось покрасоваться перед журналисткой, на чьем бедре, кстати, рука его лежала уже совсем по-хозяйски. Другие, особенно прозаик тот, что писал под псевдонимом Эмилия Форстер,  бросали на него взгляды, полные зависти или плохо скрытой злобы. Вежливо помолчав, Корсо вернул мне бразды правления:

Назад Дальше