Я свое мнение уже высказала и его не изменю. Студент Чапыра защитил свою дипломную работу на «отлично», первой высказалась Любовь Михайловна.
Больше чем «неудовлетворительно» Чапыра не заслужил. Я свое согласие на положительную оценку не дам! мстительно высказалась Вера Степановна.
Это необъективно, товарищ Меркушева, попытался ее образумить председатель, но та уперлась.
Тем не менее это мое мнение как члена экзаменационной комиссии! заявила она.
Марк Артурович? председатель посмотрел в сторону обкомовца.
«Хорошо». Снижаю на балл из-за неподобающего поведения студента, объяснил он свою позицию.
Вадим Андреевич? председатель перевел взгляд на моего научного руководителя.
Было видно, что внутри Рогачева сейчас идет нешуточная борьба.
«Хорошо», наконец решившись идти в кильватере у товарища из обкома, ответил он.
Осталось высказаться мне, произнес председатель экзаменационной комиссии. По моему мнению, студент защитился блестяще и даже сумел продемонстрировать нам свои теоретические познания, так сказать, на практике. На этом месте председатель усмехнулся. С меня «отлично». Значит, в итоге получается оценка «хорошо».
Почему это «хорошо»? вновь возмутилась Меркушева. Получается «удовлетворительно».
Вера Степановна, объясняю. Тяжелый вздох, и председатель вновь продолжил: «Хорошо» в связи с вероятностью обжалования оценки «удовлетворительно» по причине необъективности и личной неприязни одного из членов экзаменационной комиссии. Студент Чапыра сегодня нам уже доказал, что не боится отстаивать свои права, в том числе и путем обжалования неугодных ему решений. Вы хотите скандала? проникновенно спросил он ее.
Казалась, ведьма сейчас взорвется от переполняющей ее злости и возмущения.
Не дожидаясь ответа, председатель продолжил:
Товарищ Чапыра, поздравляю вас с защитой дипломной работы на оценку «хорошо».
Спасибо, искренне поблагодарил я его и еще троих членов экзаменационной комиссии, обойдя взглядом Меркушеву, словно пустое место.
О месте вашей будущей работы узнаете через пару дней. Информация о дате, когда состоится комиссии по распределению, будет вывешена в нашем корпусе на информационном стенде, сообщил председатель, бросив нетерпеливый взгляд на дверь, и я послушно попрощался.
Глава 6
Двери, что я толкнул, выходя из аудитории, на что-то напоролись. Сразу же послышались женские взвизги и быстрый топот удаляющихся ног, причем далеко не одной пары ног.
Что здесь происходит?! Вслед за мной выскочила секретарь экзаменационной комиссии.
Она строгим взглядом обвела раскрасневшихся от неожиданности студенток, особым вниманием одарив двоих из них, что, морщась, потирали ушибленные уши и лбы.
У самой стены, прикрытая от взора секретаря худосочной фигурой Алексея, сидела на корточках Елена Голдобина и со страдальческим выражением лица массировала голень.
Мужская часть курса с невозмутимым видом стояла у окна и курила. Лебедевой нигде не было видно.
Секретарь начала говорить о регламенте и очередности, завладев вниманием студентов, и я, воспользовавшись моментом, прошел к лестнице, что вела со второго этажа. Желания удовлетворять любопытство сокурсников я не испытывал, да и вообще устал я что-то, а мне еще в травмпункт ехать.
Комсорг нашлась буквально сразу, как я вышел на лестницу. Девушка заняла стратегически верную позицию на лестничной площадке между первым и вторым этажами. При моем приближении она спрыгнула с подоконника.
Рассказывай! потребовала Лебедева. Было видно, что она очень нервничает, но старается не показывать слабость.
Нормально всё, разрулил, успокоил я ее.
Что разрулил? не поняла она фразы. Юров зачем приходил? нетерпеливо спросила она.
Заняться ему нечем, вот и шляется по чужим защитам, зло бросил я. А что? У меня тоже нервы.
Ты сдал? поинтересовалась Лебедева странным тоном, который я не сразу смог расшифровать, а потом до меня дошло, что девушка не только за свою шкуру переживает. Неожиданно.
Сдал, кивнул я, на четыре.
Поздравляю. Она слабо улыбнулась.
Ты сдашь на пять, уверил я ее.
Сдал, кивнул я, на четыре.
Поздравляю. Она слабо улыбнулась.
Ты сдашь на пять, уверил я ее.
Лебедева пожала плечами.
Про драку что сказали? напряженно спросила она.
Сказали, что драки не было.
Как не было? Непонимание и удивление отразились на ее лице.
Говорю же, разрулил.
Сверху послышались голоса, и Лебедева замолкла на очередном вопросе.
Убери руки! Я сама дойду! возмущался женский голос.
Леночка, у тебя же нога, упрашивал мужской.
Я поднял голову и встретился глазами с Голдобиной. Она с гневным видом хромала по направлению ко мне. Следом семенил Леха, нерешительно пытаясь поддерживать девушку под локоть.
Чапыра, что ты там про меня наговорил?! начала она с наезда.
Ты же подслушивала, приподнял я бровь.
Да ничего не было слышно, только бухтение и иногда крики этой Меркушевой, возмущенно посетовала Лена.
Про тебя никто не спрашивал, успокоил ее я.
Что, совсем? не поверила она. Как-то это странно.
Ничего странного. У тебя же папа. И я выразительно посмотрел на потолок.
А-а-а, протянула Голдобина, успокаиваясь и светлея лицом. А Юров чего пришел? все-таки уточнила она, буравя меня подозрительным взглядом.
Он чисто по мою душу, вновь успокоил ее я.
А-а-а, вновь протянула она, допрыгался, значит. Это тебе наказание, Чапыра, за все, что ты сделал! Будешь знать, как по девкам бегать, припечатала она и, мазнув по Лебедевой неприязненным взглядом, величественно развернулась и похромала наверх.
Как сдал-то? шепнул мне Алексей, я показал ему четыре пальца. Он показал мне один большой и побежал за своей зазнобой, которая уже требовательно его звала:
Алеша, ну помоги мне, куда ты там пропал?
«Это точно, пропал парень», посочувствовал я ему, а вслух сказал:
Тань, я пойду. Хорошо?
Иди. Девушка отвернулась в сторону окна.
И я пошел. Вот только на душе было как-то муторно. Наверное, надо было ненадолго задержаться, наговорить ей чего-то многословного, ободряющего. Поддержать. Или не надо?
Сбежав по ступенькам с крыльца, я заглотнул в себя свежего воздуха и бодрой походкой направился в сторону общаги. Прежде чем ехать в город, нужно было переодеться, а то переться по жаре в костюме, причем довольно уродливом, двойное мазохистское удовольствие. Мои новые шмотки тоже не эталон высокой моды, но в них хотя бы будет комфортно.
Чапыра! услышал в спину.
Да что же это такое? И я посмотрел в небо.
Меня нагонял товарищ Юров. Пришлось притормозить.
Если ты думаешь, что я это так оставлю, то ты очень сильно ошибаешься! Этот товарищ начал тоже с наезда.
«Надо было Ленку Юрову передать, а не бедолаге Лехе», пришла мне в голову идиотская мысль.
Я тебе такую характеристику напишу, что тебя с ней даже в колхоз не возьмут!
Пиши, спокойно ответил я.
И напишу, сбавил тон комсомолец, злость в его взгляде поменялась местом с подозрительностью.
Ну я пошел? спросил я, разворачиваясь.
Куда? скорее по инерции, чем это было ему действительно интересно, спросил Юров.
К журналистам, охотно ответил я.
Каким журналистам? Комсомолец явно недогонял.
Начну с местных, а потом, может, и до Москвы доберусь. Как пойдет, поделился я с ним своими ближайшими планами.
Зачем тебе журналисты? прищурился он.
Как зачем? изобразил я удивление. Сенсация же пропадает!
Ты сейчас о чем? Не пойму я тебя что-то.
Объясняю: журналисты любят истории из жизни, в которых простого человека гнобят власть имущие. А у нас с тобой как раз такой случай. Вот им радость-то будет.
Ты чего несешь, Чапыра? нахмурился Юров.
Сенсацию я несу журналистам, говорю же, закатил глаза я. Все еще не понимаешь? Ну смотри: есть я простой, бедный студент, еще и пострадавший в аварии, и есть ты злобный комсомольский вожак, который меня гнобит. То из университета пытаешься выгнать, то из комсомола, сейчас вон плохой характеристикой угрожаешь. Так что пиши, я ее как доказательство своих слов принесу. Я широко улыбнулся. Как тебе заголовок «Беспредел секретаря комсомольского комитета!» или «Простой студент против комсомольского босса»? Хотя нет, с сожалением вздохнул я, такой не напечатают, нельзя комсомол в негативном контексте упоминать. Тогда нейтральный «Травля студента»? Или политический «Оскал империализма»?
При чем здесь империализм? хмуро спросил Юров.
Да ни при чем, отмахнулся от него я. Но как звучит! Название статьи должно быть броским, чтобы привлечь читателей. Если не нравится, то предложи свой вариант. Тебе не угодишь, изобразил я обиду.
Перестань нести чушь. Никто такую дурь не напечатает, уверенно заявил Юров.
Напечатают не напечатают что, мы сейчас будем с тобой в ромашку играть? На самом деле это не так уж и важно, усмехнулся я. Здесь важно другое, добавил заговорщицки.
Юров давил меня тяжелым взглядом и молчал.
Вот представь себе, заявляюсь я, такой несчастный, в редакцию газеты, начал объяснять я, и начинаю им рассказывать слезливую историю о том, как секретарь комсомольской организации из личной неприязни портит мне жизнь. Сложив руки в молитвенном жесте, умоляю: помогите, разберитесь, на вас вся надежда. Убедившись по озверевшим глазам Юрова, что тот представил, я продолжил: Как ты думаешь, что они сделают? И, не дожидаясь ответа, сообщил: Они проведут журналистское расследование! А это значит что? Они припрутся в университет и начнут все вынюхивать, выспрашивать, обо мне и о тебе, о нашем с тобой конфликте. Ты, Федя, уверен, что у тебя здесь нет врагов и завистников? Уверен, что они не воспользуются ситуацией и не попробуют тебя утопить? Ты уверен, что в обкоме не узнают о расследовании? проникновенно спросил его я.
Ну ты и мразь, Чапыра. До Юрова наконец дошло, что все куда серьезнее, чем ему представлялось изначально. Как же я тебя раньше-то не разглядел? Он рассматривал меня изучающим взглядом, а я ему скалился в ответ. Мразь, процедил он вновь.
Так ведь и я в тебе разочарован, Федя, не остался в долгу я. Думал, ты настоящий комсомолец порядочный и честный, готовый протянуть товарищу руку помощи в трудную минуту. А по факту ты, Федя, подлец и карьерист, ради самоутверждения портящий жизнь студентам.
Слушая меня, Юров багровел все сильнее и сильнее.
Да я тебя! Не выдержав прессинга, он схватил меня за грудки.
Я не сопротивлялся. Зачем? Своего я уже добился. Комсомольский босс вышел из себя на глазах у народа. Вон сколько студентов на нас пялится. К вечеру эта информация расползется по всему университету.