Но сейчас это не имеет значения.
Слава богу, госпожа вернулась.
Глава 6
Клод
1924 год
Клод, сказала она через несколько месяцев после свадьбы, если ты собираешься проводить дни напролет с моим соперником, то имей в виду: я не оставлю вас наедине.
О чем ты? Клод занервничал; еще одна вещь, которую он узнал о своей Бланшетте, заключалась в том, что он никогда не узнает все о своей Бланшетте.
Я хочу сказать, что тоже буду приезжать в «Ритц». Это лучшее шоу в городе! Все эти маленькие драмы, социальные лифты, показы мод! Это место твоя жизнь, а я хочу быть частью твоей жизни. Значит, я буду проводить время в «Ритце», когда не работаю.
Да? Она имела в виду, что будет сидеть в его маленьком кабинете весь день? Следить за ним, когда он совершает регулярный обход?
Да. Я планирую узнать «Ритц» так же хорошо, как ты, и понять, почему ты любишь его так же сильно, как меня.
Клод сглотнул, но улыбнулся. Потому что, по правде говоря, ему было приятно, что Бланш разделяет его страсть и хочет больше узнать о его мире. Он испытывал легкие угрызения совести из-за того, что, со своей стороны не разделял ее страсть к кино, но без труда отмахивался от них. В конце концов, он муж, кормилец семьи; у мужчин бывает карьера, а у женщин просто хобби.
А еще Клод знал, что для сказочной принцессы не придумаешь лучшей обстановки. Все логично! Зачем же он спас ее, если не для того, чтобы приютить в «Ритце»?
И вот они вступили в новую фазу семейной жизни; в некотором смысле это была любовь втроем: «Ритц», Бланшетта и Клод.
По утрам он уходит из их маленькой квартирки она уже намекала, что им надо снять другую, побольше, в более фешенебельном районе, «как подобает нашему положению», раньше, чем она. Он целует ее в лоб, потом едет на метро до станции «Лувр», а оттуда идет несколько кварталов пешком до Вандомской площади. Он всегда ныряет на улицу Камбон, чтобы войти через служебный вход. Здесь Клод должен убедиться, что все уже доставлено: свежие овощи, цветы с рынка, чистое постельное белье, рыба и мясо.
Потом Клод удаляется в свой маленький кабинет напротив гостевого лифта, где пьет кофе с круассаном, всегда свежим и маслянистым, и просматривает расписание на день. В «Ритце» все время устраивают торжественные обеды и банкеты как для гостей, так и для парижан, которые понимают, что в городе нет места роскошнее. Теперь, когда Великая война разрушила так много хрупких империй, европейские королевские семьи бродят по земле, как динозавры. И многие из них неуклюже вламываются в «Ритц».
Каждый день недавно обнищавший герцог или герцогиня, барон или баронесса властно звонили в колокольчик у конторки, желая заселиться в апартаменты, которые занимали во времена своей славы. Работа Клода состояла в том, чтобы мягко уговорить их остановиться на чем-то более разумном на чем-то, за что они могли спокойно расплатиться, вместо того чтобы сбегать из отеля рано утром, не оплатив счет. При этом он не переставал кланяться, льстить и поддерживать уверенность гостей в их величии.
Кроме того, в «Ритц» каждый день приезжали красивые американские девушки, дочери нуворишей, в погоне за титулами. Ведь здесь было много холостых герцогов и баронов.
А еще были мамы и папы этих красоток, владельцы универмагов и золотых приисков, впервые приехавшие во Францию и остановившиеся в отеле «Ритц», потому что «все говорят, что это самое подходящее место для отдыха в Париже. Кстати, меня зовут Джордж. А тебя?». Клод поджимал губы, прежде чем согласиться, что это подходящее место для отдыха, и просил кого-нибудь показать американским гостям апартаменты, которые раньше занимали герцоги и герцогини. Естественно, молодой управляющий был в восторге от того, что у этих американцев куча денег, которыми они сорят в баре и ресторане, да еще раздают чаевые, от которых у посыльных лезут глаза на лоб. И все же он не мог подавить легкую грусть от того, что не застал «Ритц» в дни его славы. В те времена, когда Сезар Ритц был еще жив каждый день Клод безмолвно молился его огромному портрету, висевшему в главном зале, в те времена, когда здесь жили король Эдуард VII, Романовы и Габсбурги. Тогда все они еще царствовали, и забитый медалями, диадемами и золотыми военными галунами «Ритц», должно быть, напоминал посольство.
Но не стоит слишком тосковать по прошлому, особенно если оно не ваше. Клоду очень нравился «Ритц», в управлении которым он проявлял все большую самостоятельность. Он работал всегда. Даже ночью.
Ты понимаешь, что большинство этих полуночных призывов исходит от баб? спросила Бланш как-то вечером, когда зазвонил телефон и в трубке послышался низкий голос герцогини де Талейран-Перигор. Она хотела поговорить с «месье Клодом из Ритца».
Герцогиня остановилась в очень дорогом люксе, пока подыскивала себе дом в Париже.
Клод, задыхаясь, призналась она ему однажды, вернувшись в «Ритц» после прогулки с пуделем по Вандомской площади, у меня предчувствие. Она хлопала ресницами и тяжело дышала, как будто за ней гнался призрак; грудь ее соблазнительно вздымалась.
Какое, мадам?
Я всегда это знала. Я всегда знала, что меня убьют в отеле! Она вздрогнула, и ее грудь всколыхнулась.
О, мадам, нет! Вы, конечно, ошибаетесь!
Нет, Клод! А если не ошибаюсь?
С этого момента она развеивала свои опасения, регулярно вызывая Клода в номер, чтобы проверить, нет ли там незваных гостей, а теперь еще и названивая ему домой: «Клод, вы должны немедленно приехать. Вы должны спасти меня я так боюсь!» Естественно, Клод собрался ехать в «Ритц», хотя было уже за полночь.
Я должен. Это один из наших самых важных гостей. Моя работа следить за тем, чтобы она была довольна, объяснил он, завязывая шнурки. До этого он умылся, почистил зубы и побрызгал одеколоном на свежий носовой платок.
Конечно, ответила Бланш с пугающим спокойствием.
Спеша в «Ритц» по ночным улицам, Клод испытывал смутное беспокойство. Почему Бланш не швырялась в него вазами и туфлями, когда он уходил?
На следующий день он все понял.
Я тут подумала сказала Бланш, когда они завтракали на кухне отеля. Кухня не была светлым и просторным местом, так как находилась под землей. Но нержавеющая сталь, сверкающая плитка, теплые медные кастрюли и миски, хрустящие белые колпаки и фартуки поваров, благоухание свежеиспеченного хлеба и запахи пряных трав или кипящего в оливковом масле чеснока, соперничающие с ванильным ароматом пирожных, создавали здесь приятную радостную атмосферу.
О чем ты думала, Бланш? Клод сделал знак, чтобы ему принесли еще кофе; он провел полночи с герцогиней и сомневался, что сможет и дальше противостоять ее настойчивым чарам, не обидев даму.
Я думала о твоей ночной работе. Твоих бессонных ночах. Она испытующе посмотрела на него, и Клод ответил ей невинным взглядом. У нас должны быть номера здесь, в «Ритце». Ты согласен? Так ты сможешь позаботиться о своих очень важных гостях, но тебе не придется бродить по темным улицам. И не придется беспокоиться обо мне, когда я остаюсь одна в квартире. Так поздно ночью.
Клод хотел заверить жену, что совсем не беспокоится о ней; он уже понял, что она вовсе не та несчастная девица, какой он ее считал. Честно говоря, он больше беспокоился о горе-грабителях у Бланш был прекрасный хук справа Но такие заверения явно были не в интересах Клода.
Не знаю, Бланш
Спроси у мадам Ритц. Скажи ей, что так ты сможешь выполнять свои обязанности более своевременно.
Не знаю, Бланш
Спроси у мадам Ритц. Скажи ей, что так ты сможешь выполнять свои обязанности более своевременно.
Я спрошу, согласился Клод. Он знал, что с Бланш бесполезно спорить, если она вбила себе что-то в голову.
Так что Клод спросил. Мадам Ритц, которая кормила одного из своих брюссельских грифов печенью, только что нарезанной шеф-поваром «Ритца», с серебряной вилки, пронзительно посмотрела на него.
Клод, вы прекрасный сотрудник. Я благодарна вам за все, что вы делаете для меня и месье Рея; вы исполняете так много его обязанностей, пока он болеет. Я предоставлю вам две комнаты в крыле, выходящем на улицу Камбон. Это устроит вашу жену?
Мадам, это не имеет к ней никакого отношения, сухо ответил Клод. Мою жену устроит то, что я ей скажу.
Мадам Ритц очень мудро улыбнулась и ничего не сказала. Когда Клод повернулся, чтобы уйти, он подумал, что порой женщины становятся источником проблем, а не наслаждений.
Но только порой.
Бланш была в восторге от смежных комнат, которые они превратили в люкс, обставив его дополнительной мебелью и перенеся из кладовки на чердаке ковры. Номера выходили окнами на узкую улицу Камбон; попасть в них можно было, поднявшись по лестнице из небольшого вестибюля, который примыкал к бару и дамскому салону. Бланш перенесла в люкс большую часть своей одежды и несколько картин. Вскоре оказалось, что Аузелло проводят здесь больше времени, чем в собственной квартире. Это было очень умное решение, с печальным восхищением думал Клод.
Теперь Бланш никогда не придется готовить.
В «Ритце» у Бланш были любимые места. Например, диван в большом холле, с которого открывался прекрасный вид на лестницу местный подиум, по которому дефилировали королевские особы, киноактрисы и жены миллионеров, стараясь перещеголять друг друга пышностью платьев, размером и количеством драгоценностей, висевших на шее и пальцах. В «Ритц» их привлекала не только роскошь, но и возможность быть замеченными, стать темой для сплетен или попасть в объективы фотокамер. Снаружи, на Вандомской площади всегда толпились журналисты, работа которых заключалась в том, чтобы писать о богатых и знаменитых.
Еще у Бланш было специальное кресло в дамском салоне, где она играла в бридж с обделенными вниманием женами миллионеров, попутно собирая сведения, которые могли пригодиться кому-то из ее бедных друзей. Она узнавала о матери семейства из Огайо, нуждающейся в горничной, или о герцогине, ищущей попутчицу, и вуаля! Некоторые из киношных друзей Бланш получали неплохую работу.
Раз в неделю Бланш пила чай с самой мадам Ритц, которая наслаждалась ее болтовней и отменным чувством юмора. Со временем Клод начал ценить усилия Бланш; жена приносила пользу его карьере. Благодаря играм в бридж и расширяющемуся кругу друзей, как богатых, так и бедных, она привлекала в «Ритц» новых клиентов, убеждая людей устраивать вечеринки здесь, а не дома, как это было до войны. Она даже подружилась с Барбарой Хаттон, застенчивой наследницей огромного состояния, которая, возможно, не сделала бы императорские апартаменты своей официальной парижской резиденцией, если бы не приятное общество Бланш.