Конец привычного мира [Путеводитель журнала «Нож» по новой этике, новым отношениям и новой справедливости] - Екатерина Иванова 6 стр.

Многие так или иначе сталкивались с любовными отношениями преподавателей и студентов, и не всегда это однозначно хорошие истории: у кого-то знакомый преподаватель женился на студентке и счастлив в браке  но есть истории о сексуальном насилии, манипуляциях и даже убийстве.

Из-за таких полярных сюжетов писать и размышлять про любовь и секс между преподавателями и студентами сложно: личные истории и сильные эмоции затрудняют поиск рациональных аргументов. Это одна из причин, почему существует так мало научных статей от философов и этиков на эту тему.

Но все же давайте попробуем взвесить и сравнить аргументы тех, кто одобряет любовь и секс между преподавателями и студентами, и тех, кто запрещает,  чтобы наконец поставить запятую в предложении «разрешить нельзя запретить».

Разрешить, нельзя запретить

Если мы взялись проанализировать этичность отношений между преподавателями и студентами, то первое, что нужно сделать,  отделить в этих отношениях те аспекты, которые проблематичны сами по себе и могут возникнуть не только в университете, от тех, которые специфичны именно для образовательных институций.

Современный американский философ Эндрю Кания предлагает[43] посмотреть на такие отношения, построенные по принципу взаимного согласия. Предположим, что романы преподавателей со студентами обходились бы без насилия, сексуальных домогательств, принуждения, обмана и измен (по отношению в том числе к третьим лицам, например к партнерам преподавателя и/или студента)  ведь все это может происходить между любыми другими людьми и вне университетской иерархии. Разве плохи счастливые отношения сами по себе?

На эти аргументы обычно возражают, что насилие и домогательства случаются чаще в отношениях людей, стоящих на разных ступенях иерархии, потому что они изначально построены на неравноправии.

Но Эндрю Кания напоминает, что «неравноправные отношения» вовсе не значит «нездоровые», ведь они не только типичны, но и нормальны для человеческого сообщества.

И хотя они действительно создают почву для злоупотреблений, но они могут быть иерархичными и при этом мирными, заботливыми и ненасильственными:

 во-первых, мы сталкиваемся со множеством вертикальных отношений в своей жизни. Это и родитель  ребенок, босс  подчиненный, психотерапевт  клиент, и даже в любовных отношениях бывают периоды, когда один партнер может зависеть от другого материально или психологически. Мы не заявляем, что такие отношения всегда нездоровы сами по себе просто потому, что они происходят в иерархическом контексте;

 во-вторых, не каждый, кто имеет власть, обязательно будет использовать ее, чтобы принудить к сексу тех, кто ниже по статусу.

Поэтому нам нужно не уничтожать вертикальные отношения, а учиться строить их здоровыми  об этом часто напоминают исследователи, которые занимаются этикой заботы.

Американская психологиня и одна из основательниц этого этического направления Кэрол Гиллиган говорит[44], что в современном индивидуалистическом обществе мы воспринимаем всех людей по умолчанию как уже сформировавшихся, самостоятельных и готовых брать ответственность за самих себя. Именно про таких индивидов писал философ Иммануил Кант и разработал соответствующий им набор этических правил.

Но на деле мы редко находимся в этом «идеальном» самодостаточном состоянии: чаще всего мы зависимы и несамостоятельны  по крайней мере, в чем-то. Детьми мы зависим от родителей, взрослыми мы зависим от заботы близких, полагаемся на экспертные мнения, вверяем себя чужим обещаниям и рассчитываем на поддержку своего сообщества.

Всю свою жизнь мы заботимся о ком-то и кто-то заботится о нас  это создает взаимную зависимость и эмоциональное неравноправие, но это не значит, что нужно избегать таких отношений, клеймя их как морально неправильные. Вместо этого Гиллиган призывает разрабатывать этику, которая не отрицала бы, а учитывала нашу зависимость друг от друга.

Мы не всесильны, не можем все контролировать и всегда быть разумными: нам нужно учиться и заботе, и особенно ее принятию. Современная этика заботы учит распознавать свои потребности и нужды других, просить помощи и давать в ответ то, что необходимо другим, не используя при этом их зависимое положение.

Отношения между преподавателями и студентами  лишь один из множества вариантов, где такая этика была бы полезной. Вместо того чтобы обличать академическую иерархию и подозревать институции в эксплуатации, обоим участникам таких неравноправных отношений можно было бы научиться выстраивать здоровую связь друг с другом, даже находясь в разных позициях.

Если покопаться в трудах и биографиях философов прошлого, то можно заметить, что те не очень-то переживали из-за своих внеклассных отношений со студентами, а иногда даже их поощряли.

Современная американская философиня Дэниела Лейн описывает в эссе[45] любовь Сократа к Алкивиаду, историю страсти длиною в жизнь между средневековым теологом и философом Пьером Абеляром и его ученицей Элоизой и роман между уже известным философом и преподавателем Мартином Хайдеггером[46] и 19-летней студенткой Ханной Арендт, которая позже станет не менее известной немецко-американской мыслительницей.

Больше всего внимания она уделяет истории Сократа и Алкивиада, о которой можно прочитать в платоновском диалоге «Пир». Описывая ее, Лейн предлагает пересказать сюжет на современный лад  и по первому впечатлению эта история звучит абсурдно и даже абьюзивно.

Итак, представьте, что вы  самый популярный, умный, богатый, красивый студент в городе. И тут появляется пожилой тип, который молча следует за вами по пятам и наблюдает за всем, что вы делаете. Когда вы наконец вызываете его на разговор, тот признается, что он профессор философии и только он один любит вас по-настоящему, а не из-за денег, славы и красоты.

В современном мире такого преподавателя осудили бы и отправили в отставку  но не в Древней Греции.

А все потому, что шокирующий нас сегодня институт педерастии в то время считался нормальным. Такие отношения помогали юношам повзрослеть, научиться вести себя в обществе, а также укрепляли армию и содействовали в политике.

Так что Алкивиад совсем не удивился заявлению Сократа. Он был шокирован и расстроен другим: Сократ вел с ним философские беседы, обучал всему, что знал,  в общем, делал все то, что обычно старший любовник делал по отношению к младшему в Древней Греции. Кроме одного: он не пытался заняться с ним сексом. Почему тогда Сократ признается в любви и ухаживает? Может, он все-таки не любит Алкивиада? Сократ объясняет, что это не так. Он действительно любит молодого человека и ценит его физическую красоту  но ведь она не так важна по сравнению с красотой духовной, которая открывается влюбленным по мере изучения философии.

«Кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе, то самое, Сократ, ради чего и были предприняты все предшествующие труды. И тот, кто благодаря правильной любви к юношам поднялся над отдельными разновидностями прекрасного и начал постигать самое прекрасное, тот, пожалуй, почти у цели».

Это слова Диотомы, учительницы Сократа, которая была уверена[47], что путь к истине начинается с сексуального желания и даже похоти: сначала мы влюбляемся в прекрасные тела, затем открываем для себя красоту души и только потом познаем прекрасное вообще. Таким образом, эрос и мудрость тесно связаны, поэтому обучения не может быть без любви.

Лейн пишет, что диалог Платона напоминает нам об одной истине, которую сейчас очень не любят обсуждать: между учителем и учеником в принципе не могут существовать стерильные и четко регламентированные отношения.

Учитель существует не для того, чтобы сухо пересказывать материал (особенно сегодня, когда с этим гораздо лучше справляются гугл и википедия). Его роль в том, чтобы заражать интересом, разжигать любопытство, показывать удовольствие от познания и своим личным примером демонстрировать, каково это  любить учиться.

Также нужно помнить, что учитель  человек, а значит, он сомневается, совершает ошибки и не знает всего на свете, но искренне любит свой предмет и готов учиться вместе с учениками. Открытость, уязвимость и даже интимность отношений, которые создаются в процессе совместного познания, конечно же, могут вызывать влюбленность  и это нормально.

Также нужно помнить, что учитель  человек, а значит, он сомневается, совершает ошибки и не знает всего на свете, но искренне любит свой предмет и готов учиться вместе с учениками. Открытость, уязвимость и даже интимность отношений, которые создаются в процессе совместного познания, конечно же, могут вызывать влюбленность  и это нормально.

Впрочем, далеко не все преподаватели ведут себя как Сократ, отказываясь от плотского влечения. Чаще мы встречаем истории, в которых секс все-таки случается. Если почитать историю любви уже упомянутых Абеляра и Элоизы[48], переписку Мартина Хайдеггера и Ханны Арендт[49] и вспомнить открытые отношения французских философов Жан-Поля Сартра и Симоны де Бовуар со своими студентами Ольгой Казакевич, Бьянкой Ламблен, Натали Сорокиной и Жак-Лораном Бостом, то можно заметить, что все они проявляли любовь не только платонически.

Абеляр за это поплатился: дядя Элоизы, узнав про их отношения, ночью его кастрировал (такие нравы были в средневековой Европе).

В эпоху, когда жили Хайдеггер и Арендт, Сартр и де Бовуар, подобные отношения университеты прямо не запрещали, а сами философы считали допустимыми. Что изменилось? И вообще, что такого ужасного в этих отношениях, если в них нет места насилию и все происходит по взаимному согласию?

Разрешить нельзя, запретить

Первое, о чем говорят философы, которые выступают за запрет отношений студентов с преподавателями,  это проблематичность согласия в них[50]. Например, американская философиня Дидри Голаш сомневается, что студентка Элоиза была способна дать осознанное согласие на отношения и секс со своим преподавателем Пьером, поскольку находилась в зависимом от него положении.

Это значит, что в случае ее отказа слишком многое могло быть поставлено на кон: расстроенный Пьер мог бы занижать ей оценки, не давать высказаться в классе, хуже относиться и т. д. Да и сам Пьер (даже если он вправду никоим образом не давил на Элоизу и пообещал ей и себе, что в случае отказа не станет на нее злиться) вправе сомневаться: а вдруг Элоиза соглашается на отношения не потому, что влюблена, а потому, что ждет на экзамене оценку получше?