Матери мучительно ищут ответы на вызовы современного родительства, пытаясь уйти от вертикального доминирования, от власти страха, потому что он разобщает, а мы хотим любви, близости, понимания и хороших отношений, которых многим не удалось создать с собственными родителями. Требования хороших отношений входят в противоречие с властью и насилием и родители все чаще от них отказываются.
Женщины лидируют и в психологии, и в педагогике и являются основными потребителями психологической культуры. Чтобы стать «хорошими» матерями (и даже «идеальными» нарциссическая культура верит, что это возможно), женщины активно развиваются психологически: осознание себя, стремление к глубоким личностным изменениям, проработка своих негативных психологических паттернов, овладение психологическим дискурсом в целом совершенствуют психологическое оружие и защиту. Именно матери открывают глаза мужчинам на психологические механизмы воспитания детей и в этом смысле отчетливо доминируют.
Мужчины более склонны использовать опыт своих семей в качестве образца, но он оказывается безнадежно устаревшим. Отцы как будто «ничего не знают о мире» и часто теряют с детьми контакт очень рано, не находя иных инструментов, кроме «я твой отец слушайся меня!».
Но условия участия мужчин в воспитании детей меняются. Классическая схема «я зарабатываю, ты воспитываешь» все чаще заканчивается разводом, не удовлетворяя потребности в эмоциональной близости и психологическом развитии пары и семьи.
Норма партнерства диктует мужчинам развивать свойства, традиционно считавшиеся женскими: учиться понимать свою и чужую эмоциональность, контролировать ее, одновременно сохраняя мужскую твердость и бесстрашие. Теперь мужчины должны иметь близкие отношения с детьми и часто сами к этому стремятся.
Зачем культуре насилие?
В гуманистической философии есть идея убывания насилия в культурной эволюции человека и человечества. Исследователи измеряют численность убийств в разные исторические периоды и приходят к оптимистичным выводам: убиваем мы все реже и реже. Однако неясен ответ на вопрос: это эволюционирует человек, становясь менее склонным к насилию, или же эволюционируют формы насилия, становясь более изощренными? Так называемый электронный фашизм[57] яркий пример эволюционно новой, хотя и предсказанной Оруэллом и Хаксли формы насилия через тотальный контроль и отказ от тайны личной жизни.
Ядерное сдерживание и современные военные технологии поставили предел традиционному физическому насилию, относительно ограничив масштабные военные конфликты, которые в течение тысячелетий составляли основное содержание человеческой истории. Теперь вести войны на территории западных стран дурной тон: мощь ВПК обращается на страны с неустойчивой государственностью.
На первый план выходят новые методы насилия, во многом являющиеся психологическим оружием: цветные революции, гибридные войны, политика соцсетей, фейковые новости и панические атаки в масштабах планеты.
Когда мы оказались на той ступени эволюции, на которой стало возможным эффективно уничтожить всю человеческую популяцию, нам пришлось совершенствовать свое психологическое оружие, манипулируя реальностью и сознанием. Однако периоды хаоса и неопределенности всегда заканчиваются новым порядком. Как это происходит?
Одно из самых смелых обобщений о природе насилия сделал Рене Жирар, выдвинув идею жертвы и жертвоприношения как естественного механизма регуляции внутривидовой агрессии Homo.
Одно из самых смелых обобщений о природе насилия сделал Рене Жирар, выдвинув идею жертвы и жертвоприношения как естественного механизма регуляции внутривидовой агрессии Homo.
Жирар считает, что нам необходимы регулярные жертвоприношения, чтобы удовлетворяться и сдерживать свою склонность к эскалации насилия: Авраам принес в жертву Исаака, евреи Христа, страшные войны ХХ века, холокост и ядерная атака США на Японию принесли в жертву миллионы жизней.
Но прививки ХХ века очевидно больше не действуют. Возможно, нам пора принести новые жертвы? Но их же сначала надо выбрать.
Что или кого мы принесем в жертву: свободу передвижения и тайну личной жизни, семейные ценности, целые политические режимы, любимых знаменитостей? Можем ли мы обойтись без жертв или в этом наша природа неизменна?
Опасно ли равенство?
Если ХХ век дал женщинам равенство в праве на труд и гражданское самоопределение, то XXI век разрушает незыблемость брачного договора, освобождая женскую сексуальность и открывая женщинам дорогу в политику и бизнес. Именно женщины выступают против роли жертвы физического и психологического насилия, заставляя общество пересматривать основы психологического доминирования. Популярность движений против домашнего насилия и неравенства в разных сферах жизни только набирает обороты и в основном продвигается женщинами или небинарными персонами в общем, теми, кто отвергает традиционные «мужские» модели власти, основанные на силе.
Но, к сожалению, в недрах феминизма и движения за права женщин пока не возникло удовлетворяющего всех ответа на вопрос о том, каким именно должно быть равенство и партнерство, чтобы учитывать интересы всех сторон. Поэтому борьба за права часто выглядит враждебно. А враждебность, в свою очередь, провоцирует насилие и круг замыкается.
Мужчины приспосабливаются к новой ситуации достаточно быстро, осваивая традиционно «женские» способы соблазнения и манипулирования и становясь «внезапными и непредсказуемыми»[58]. Те же, кто настаивает на мужском доминировании, используя домашнее насилие, все чаще остаются без семьи.
Алкоголизм и зависимое поведение стремительно выходят из моды, и желающих «спасать» зависимых мужчин становится меньше. Ну, а сказочных «настоящих» мужчин больше не существует: даже Джонни Деппа дома поколачивают. Возможно, традиционно «мужское» поведение та жертва, которую мы готовы принести ради нового консенсуса?
Согласно гипотезе Рене Жирара, мы находимся в опасной ситуации, когда женщины, мужчины и дети становятся практически равны. Звучит противоречиво: где опасность, если они равны? Однако именно равные соперники склонны конкурировать и бороться за доминирование. Именно поэтому многие пары сейчас разрушаются: не выдерживают конкуренции друг с другом и борьбы за власть.
По Жирару, устранение традиционных различий и преимуществ приводит к кризису, а значит, и к всплеску насилия: «Итак, общество находится в глубоком кризисе различий. Все протагонисты занимают одинаковые позиции по отношению к одному и тому же объекту . Сначала каждый считает себя способным овладеть насилием, но овладевает всеми протагонистами по очереди само насилие ввергая их в процесс взаимности насилия»[59]
Всеми овладевает насилие? Но ведь кажется, мы живем болееменее безопасно. Однако в 2020 году становится очевидно, как хрупка эта безопасность и как легко возвращается власть страха, жесткие границы между государствами и людьми, вражда и вооруженные столкновения.
Пандемия отчасти решает проблему «кто виноват и кого бить»: разгул ужасного вируса вернул людям страх перед чем-то иным неуловимым и непредсказуемым заместителем высших сил, которые ограничат бесстрашие современности. Теории заговора спасают от неопределенности, возвращая веру в контроль людей над миром: уж лучше кровавая борьба с плохими, злыми или могущественными людьми, чем бесплодная с чем-то иным, не подконтрольным нашей воле.
В конечном итоге мы все постоянно чего-то боимся и склонны к психологическому насилию, осознаем мы это или нет. Не осознающие и не признающие своей агрессии люди довольно опасные существа: «С Библией в руках и с камнем за пазухой». Классик немецкой психиатрии Эмиль Крепелин описывал этими словами больных эпилепсией, однако посмотрите вокруг: сейчас все больше людей чувствуют на себе «белое пальто»[60]. Открыто признавать собственную агрессию в современном мире могут позволить себе лишь те, кто не боится ответственности.
От «психологии жертвы» до обвинения насильника
Мы не можем произвольно изменить способ мышления и свою психологию это творческий и постепенный процесс. Мы противоречивы, в нашем мышлении есть черты и сознания магического (главный признак расщепление на добро и зло), и более сложно устроенного современного мозаичного сознания. Поэтому, исследуя по-новому основы психологического доминирования, мы все еще пользуемся старыми полярностями: «доминирование и подчинение» или «насильник и жертва».
ХХ век выдвинул идею, что существует отдельный психотип жертвы и особая «психология жертвы»[61], она разрабатывалась в криминологии, в анализе поведения преступников.
Изучая уголовные дела об изнасилованиях (а это очень сложные с точки зрения квалификации дела), криминологи обнаружили, что жертва часто оказывалась на месте преступления будто бы намеренно. Например, выяснились истории вроде этой: подвергавшаяся множественным групповым изнасилованиям мигрантами молодая женщина часто ходила гулять по вечерам мимо строек в короткой юбке. ХХ век допускал идею о том, что такая женщина может бессознательно желать быть изнасилованной то есть демонстрировать виктимное поведение.
Однако XXI век и движение #MeToo сделали крутой поворот в сторону освобождения жертвы от ответственности: сегодня считается, что нет такого поведения, которое оправдывает агрессию. Ходи хоть голой насилия не должно быть.
Дети ведут себя отвратительно, но их нельзя ни бить, ни психологически травмировать. Теперь попытка сделать жертву ответственной за насилие стала восприниматься как виктимблейминг обвинение жертвы, а на психологии жертвы было поставлено клеймо «устарело».
И это в общем, наверное, можно назвать хорошей динамикой: быть жертвой не психотип, а случайность, и то, что с тобой произошло, не описывает тебя как личность.
Можно ли застрять в позиции жертвы?
Но нет ли обратной динамики, когда мы начинаем намеренно искать ситуации, в которых были жертвой: харассмент, оскорбления, токсичные отношения?
Да, в жизни женщины (в особенности российской женщины, которую не защищает закон) возникает огромное количество ситуаций эмоционального, физического, экономического и сексуального насилия. Она по факту много раз была жертвой, может быть, даже не осознавая этого, многие из нас понимают, что случилось насилие, куда позже, чем оно случилось в реальности.
Но следует помнить, что осознание какого-то явления всегда открывает дорогу эмоциям. Если вы обнаружили, что ваш партнер вас абьюзит, и не признаете, что вам этого хочется (а многим хочется подчиняться, и не только в сексе, и они имеют право этого хотеть), то вы автоматически оказываетесь в мире, где добро и зло сражаются между собой каждую минуту вашей жизни.