Глава 12
Тяжело дыша, я озираюсь по сторонам. Но волки не удалились на безопасное расстояние, чтобы продумать план атаки. Они испарились.
Натаниель рядом. Лицо у него залито кровью и потом, но видно, что он пугающе бледен. Подползаю к нему и обнимаю.
Что ты сделала? слабым голосом интересуется он.
Я? Ничего. Но Натаниелю об этом не говорю, ведь тогда встанет вопрос: если не я, то кто?
Облегчение, что Натаниель еще жив, снова сменяется тревогой. Он дышит с трудом, словно грудь у него придавлена камнями. Не представляю, сколько еще он протянет, и ничем не могу ему помочь. Но вдруг здесь, в Лиаскай, найдется тот, кто сумеет его вылечить?
Все из-за меня. Я перенесла Натаниеля в Лиаскай. Я уговорила его вернуться, зная, что он не сможет мне отказать. И затем я оплошала: с магией не справилась, Натаниеля не удержала. Это мой промах.
И теперь Натаниель лежит у меня на руках, его голова покоится на моем животе. Глаза закрыты, будто его успокаивает одно мое присутствие. Ему приходится бороться за жизнь и виновата в этом только я.
Мне очень жаль, шепчу я, наклонившись к его лицу так низко, что губами касаюсь лба. Если бы я хорошенько подумала! Зря я отмахивалась от мысли, что это будет очень опасно. Опасно не только для меня, но и для тебя.
Натаниель едва шевелит губами, и я не сразу понимаю, что он говорит:
Это моя жизнь. И так было всегда.
Но могло быть иначе! Ты сидел бы сейчас в пабе
Уголки его рта дергаются:
Ирландское пиво мне не по душе.
Или смотрел сериалы на «Нетфликс». Или учился в университете, чтобы потом спасать людям жизни.
А не рубить их мечом. Боже мой! Как я могу требовать чего-то от Натаниеля? От того, кто никогда меня ни о чем не просил, забывая о себе и своих желаниях?
Просто знай. Мне очень жаль!
Это моя жизнь, повторяет он, приоткрыв глаза. Во мраке они кажутся почти белыми. Я продержусь еще немного.
Еще немного. Придумаю ли я что-то за это время?
Надо убираться отсюда, решительно говорю я.
Я худо-бедно перевязала жуткую рану на голове Натаниеля, и он немного отдохнул.
Ветровые волки могут вернуться. Вдруг приведут всю стаю? беспокоюсь я.
Натаниель может пройти два-три неуверенных шага, но учитывая его состояние, делать этого не стоит. Он по-прежнему не видит. Лезть вместе с ним по скале безнадежная затея. Над пропастью кружат смутные тени: гигантские птицы с крыльями под два метра. Ох, не к добру это все
Бельдар, с нажимом произносит Натаниель. Он будто хочет, чтобы я хорошенько запомнила это слово. Иди в Бельдар, Ваше Величество.
Что там?
Не припоминаю такого места.
Южнее Ленсхайвена есть прибрежный городок. На картах он не отмечен, но ты его найдешь. Там встретишься с близнецами. Может быть, Натаниель дрожащей рукой неловко касается моего виска, они освободят тебя.
В смысле, снимут власть короны? Разве такое возможно?
Натаниель слабо пожимает плечами:
Я не уверен. Но однажды получилось. Может быть Иди в Бельдар. Назови близнецам мое имя Натаниель.
Сначала найдем безопасное место, лепечу я. Где ты сможешь передохнуть. А я приведу помощь.
Натаниель не отвечает дурной знак. Хотя он часто так делает, когда я не прибегаю к своему королевскому авторитету. Натаниель опирается на меня, и мы с трудом продвигаемся вперед, метр за метром, шатаясь и тяжело дыша.
Этот отрог больше того, на котором очнулась я, и уходит немного вверх. В душе вспыхивает робкая надежда: вот пройдем немного вдоль скалы, а там и конец ущелью. Но двигаемся мы очень медленно, и с каждым шагом силы все тают. Время от времени к нам подлетают птицы и затем снова взмывают на безопасную высоту. Приглядываются к нам. Они уже поняли, что мы слабы и беззащитны. В лучшем случае эти птицы падальщики, терпеливо ждущие своего часа. В худшем они набросятся при первой же возможности. Интересно, а сейчас что им мешает?
Натаниель заваливается на меня, и я чуть не падаю. Понятно, ему нужен отдых. Но прежде всего ему нужна настоящая помощь.
И тут я замечаю пещеру. Черное отверстие в скале. Мы чуть не прошли мимо, не обратив на него внимания. Я иду к пещере, выставив перед собой меч, чтобы в случае опасности немедленно атаковать. Нет, никаких диких зверей. Нас поглощает непроглядная тьма. Здесь не видно птиц, не чувствуется едкий запах серы. В какой-то миг мне даже кажется, будто впереди брезжит свет.
Я помогаю Натаниелю сесть:
Вот так, отдохни немного.
А ведь мне не померещилось! Неподалеку от нас горит огонь.
Там кто-то есть, взбудораженно шепчу я.
Снова взваливаю на себя Натаниеля, и мы плетемся дальше. Мысль, что у огня может сидеть кто-то не слишком дружелюбный, мелькает и исчезает. Меня слишком туда тянет.
Натаниель не теряет бдительности:
Мы ведь не знаем, кто это
Он умолкает, не в силах закончить предложение.
Да заткнись ты! Мы и так влипли по уши, грублю я.
Натаниель собирает остаток сил.
Коридор приводит нас к решетке из вулканического стекла. Она выглядит так, словно сталагмиты и сталактиты проросли навстречу друг другу, а ветер, дующий в этом тоннеле, отполировал их до блеска. За решеткой на стенах висят факелы, освещающие овальную залу. Не похоже, что здесь есть врата или какой-то проход. Что же это, клетка? Да быть такого не может. Для кого?
Мне здесь не по себе, сипит Натаниель.
Он не лег рухнул на землю, а я снова запаниковала. Надо найти того, кто ему поможет. Снова достаю Церцерис: хочу посмотреть, вдруг что-то поменялось. Открываю его, и тут сердце бьется быстрее. От Церцериса по-прежнему веет холодной бесконечной пустотой. Перенестись мы не сможем. Но кусочек ночных небес стал другим. Сапфиры Кассиопеи! Они сияют, словно на свету, хотя я стою в тени. Светится даже трещина: мгла, глубокая бесконечная мгла сверкает внутри. Никогда такого не видела.
Покажи мне, раздается вдруг чей-то голос.
Я испуганно вскрикиваю. Кто это? Тонкий девичий голос как-то не вяжется с твердостью, холодом и безысходностью этого места. Такой звонкий, что кажется, будто со мной говорят музыкальные часы.
Пожалуйста.
Я на подгибающихся ногах подхожу к решетке. Ну, точно. В тени одной из колонн стоит девочка. У нее короткие черные волосы она будто сама их остригла, а большие глаза кажутся то зелеными, то золотыми. Кожа у девочки до того бледная, что на лбу и висках видны фиолетовые прожилки. Она очень худенькая, одета в простое поношенное платье. Глядя на ее босые ноги, я с болью вспоминаю Грейс.
Что?.. голос срывается, и я прочищаю горло. Что ты здесь делаешь?
Пожалуйста, покажи мне небо. И ночь, губы девочки улыбаются, но взгляд очень серьезный.
Внутри у меня все дрожит. Хочу отшатнуться, но не могу. Но нечто крохотное и отважное во мне заставляет подойти к решетке вплотную.
Кто ты? интересуюсь я.
Правильнее было бы спросить: «Что ты?»
Девочка молча улыбается. Ее взгляд будто невольно скользит к руке, в которой я сжимаю Церцерис.
Назови свое имя, требую я. Тогда покажу медальон.
«Отвратительная идея!» кричит интуиция.
Девочка наклоняет голову звериный жест, напоминающий мне волков.
Я не могу.
Почему?
У меня нет того, что тебе нужно.
У нее нет имени? Дивиться тут нечему. У Грейс тоже не было имени, когда мы только познакомились. Может, девочку заперли здесь в наказание.
Ты служанка?
Да. Она улыбается еще шире.
Почему тебя здесь заперли?
Мне не позволено служить. Теперь покажешь?
«Нет, нет, нет. Не надо, не надо!» Предупреждение проносится в голове жемчужной нитью, и я понимаю, кто мне его послал. Лиаскай.
«Почему нет?» сосредоточившись, мысленно спрашиваю я.
Перед внутренним взором мелькает корона. Тиара Стелларис.
Кому ты желаешь служить? выдавливаю из себя я, окидывая девочку взглядом. Сколько ей лет? Сложно сказать. Шесть или восемь, может, десять или двенадцать. Или
Лиаскай, отвечает она, словно это нечто само собой разумеющееся. Так можно посмотреть?
Я снова открываю Церцерис. Сапфиры блестят, словно настоящие звезды, а из трещины сочится мгла, и я не знаю, хорошо это или плохо. Вытянув шею, девочка смотрит на медальон, и ее улыбка становится радостной.
Ты знаешь этот Церцерис, догадываюсь я.
Очень хорошо. Я хочу его потрогать.
Нет.
У меня по коже пробегают искорки, словно от легкого удара током. Я перевожу взгляд на девушку и вдруг вижу на ее лице горе.
Церцерис поврежден, видишь? Боюсь, он сломается, если
«Если к нему прикоснется кто-то, обладающий твоей силой», собираюсь сказать я, но слова застревают в горле.
Он не поврежден, говорит девочка, прижимаясь лбом к решетке. Я просто изменила его. Мне пришлось это сделать, чтобы он вернулся ко мне.
Так Церцерис принадлежит тебе? На нем знак твоего клана?
Не нравится мне это. Вот скажет эта юная особа «да», и окажется, что мы родственники.
Но девочка качает головой и заливается смехом, звонким, как колокольчик.
Значит, ты чароносец? предполагаю я.
Кто кроме них может изменять Церцерис?
Я не принадлежу клану, отвечает девочка. Они все принадлежат мне.
И тут в ее узком безобидном личике я вижу кое-кого другого. Мрак, тень и зло. У них есть кое-что общее: одиночество.
Сюда приходил междумирец, догадываюсь я.
От одной мысли пробирает дрожь, ведь это было так давно. С тех пор прошло лет десять.
Он пытался освободить тебя, да?
От сожаления лицо девочки кажется темным, несмотря на пляшущий свет факелов.
Он стоял на том же месте, где сейчас стоишь ты. В одной руке он держал Церцерис, а другой сжимал мою ладонь. Он собирался вытащить отсюда. Я предупреждала, что ничего не выйдет. Это место защищено чарами.
Вас разорвало, шепчу я. Вы существуете в обоих мирах лишь наполовину.
Что же она такое, если выглядит так прекрасно, даже утратив свою половину?
Именно так. Мой слуга потерпел неудачу. Но ему удалось забрать мою ненависть в тот мир, о котором он рассказывал. Без ненависти мне живется гораздо легче.
Но как ты здесь живешь? Кто о тебе заботится?
Я вслушиваюсь в клокот, раздающийся в глубине гор. Вдруг появятся те, кто охраняет эту девочку?
Представь, будто Лиаскай даровала тебе бессмертие, чтобы ты могла ей служить, говорит девочка. Как думаешь, это благословение или проклятие?
Дыхание замирает у меня в груди. Бессмертие. Эта девочка бессмертна? Ей многие сотни лет? Сколько она томится в этой каменной клетке? Нет, такое Но мы же в Лиаскай, а здесь нет ничего невозможного?