Длинный стол, накрытый плотной красной камчатной скатертью без единого пятнышка, белоснежные салфетки; свечи, перевитые плющом, язычки пламени отражаются в пузатых бокалах, подсвечивают столовое серебро, мерцают в тускнеющих окнах, словно огни святого Эльма. И эти четверо вокруг стола, на стульях с высокими спинками, неверный свет золотит лица, глазам придает глубину; Дэниэл во главе стола, на другом конце Эбби, рядом со мною Раф, Джастин напротив. Торжественность, о которой я лишь догадывалась по видео и со слов Фрэнка, вблизи оглушала. Я будто попала на банкет, или на военный совет, или играла где-нибудь в одиноком замке в русскую рулетку.
До чего же они были прекрасны! По большому счету, красивым можно назвать только Рафа, и все равно, когда я их вспоминаю, никуда не деться от этой красоты.
Джастин разложил всем по тарелкам стейк Диана[11], раздал (В твою честь, сказал он мне и робко улыбнулся), Раф положил каждому жареной картошки, Дэниэл налил в разномастные бокалы красное вино.
В тот вечер мозг мой работал на износ, и алкоголя бы он не выдержал.
Мне нельзя, сказала я. Антибиотики.
Впервые за вечер в разговоре всплыло ранение, пусть даже вскользь. На долю секунды или мне почудилось? в комнате все застыло, бутылка зависла над бокалом, руки у всех будто окаменели. Но тут же Дэниэл продолжил разливать вино ловко плеснул мне в бокал на два пальца.
Держи, сказал он невозмутимо. Один глоток не повредит. За компанию. Передал мне бокал, наполнил свой:
С возвращением!
Едва бокал очутился у меня в руке, в ушах взвыла беззвучная сирена: тревога! Персефона и роковые зерна граната; Никогда не бери еду у чужих; старинные предания: один глоток и герой замурован навек в волшебных стенах, а дорога домой растворилась в тумане, развеяна ветром. И с новой силой: если это все-таки они, а вино отравлено? Господи, неужели конец? И в голове будто щелкнуло: от них всего можно ожидать. Достаточно вспомнить, как они встречали меня на крыльце, застывшие позы, холодные внимательные глаза; эти четверо способны весь вечер вести игру и невозмутимо, расчетливо ждать нужной минуты.
Но они улыбались мне, подняв бокалы, и выбора не оставалось.
Вот я и дома! отозвалась я и, перегнувшись через стол с мерцающими свечами, украшенными плющом, чокнулась со всеми: с Джастином, Рафом, Эбби, Дэниэлом. Пригубила вино теплое, пряное, с привкусом меда и летних ягод, оно согрело меня до самых кончиков пальцев; взяла вилку, нож и принялась за мясо.
Возможно, мне помогла еда стейк был дивный, и у меня проснулся такой аппетит, точно я наверстывала упущенное, но, увы, я ни от кого не слышала, чтобы Лекси была обжорой, поэтому добавки просить не стала, но именно тогда, за ужином, я увидела всех четверых по-настоящему; после этого впечатления обрели связность, как бусины, нанизанные на нитку, а вечер из пестрой круговерти стал всамделишным и понятным.
Вот я и дома! отозвалась я и, перегнувшись через стол с мерцающими свечами, украшенными плющом, чокнулась со всеми: с Джастином, Рафом, Эбби, Дэниэлом. Пригубила вино теплое, пряное, с привкусом меда и летних ягод, оно согрело меня до самых кончиков пальцев; взяла вилку, нож и принялась за мясо.
Возможно, мне помогла еда стейк был дивный, и у меня проснулся такой аппетит, точно я наверстывала упущенное, но, увы, я ни от кого не слышала, чтобы Лекси была обжорой, поэтому добавки просить не стала, но именно тогда, за ужином, я увидела всех четверых по-настоящему; после этого впечатления обрели связность, как бусины, нанизанные на нитку, а вечер из пестрой круговерти стал всамделишным и понятным.
У Эбби есть кукла вуду, сказал Раф, накладывая себе картошки. Хотели ее сжечь, как ведьму, но решили дождаться тебя, устроить голосование.
Сжечь кого Эбби или куклу? спросила я.
Обеих.
И никакая это не кукла вуду. Эбби шлепнула Рафа по руке. Это поздневикторианская кукла, Лекси оценит она не мещанка.
Я бы на твоем месте оценивал издали, посоветовал Джастин. Сдается мне, в нее вселился злой дух. Куда ни пойду, она на меня смотрит.
А ты ее положи, у нее глаза и закроются.
Не стану я ее трогать. А вдруг укусит? И блуждать мне тогда в потемках до скончания веков, искать свою потерянную душу
Господи, как же я по тебе соскучилась, сказала мне Эбби. Не с кем было поговорить, кроме этих недоумков. Джастин, это всего-навсего пупс!
Кукла вуду, повторил Раф с набитым ртом. Я серьезно. Из шкуры жертвенной козы.
Сперва прожуй, велела ему Эбби. И мне: Из лайки. А голова фарфоровая. Я нашла куклу в шляпной коробке, в комнате напротив моей. Одета она в лохмотья, а я как раз скамейку для ног закончила, вот и решила ей обновить гардероб. Здесь столько лоскутков
А волосы встрял Джастин, передавая мне блюдо с овощами. Главное волосы. Это же кошмар!
У нее волосы мертвеца, объяснил мне Раф. Если воткнуть в нее булавку, наверняка услышишь вопли с кладбища. Попробуй.
Что я говорила! вздохнула Эбби. Придурки. Да, волосы у нее настоящие. С чего он взял, что они с мертвеца?
Потому что твою куклу вуду сделали году этак в тысяча восемьсот девяностом, ну а считать я умею.
И при чем тут кладбище? Нет здесь никакого кладбища.
Не здесь, так где-то еще. Тронешь ее хоть пальцем где-нибудь в могиле мертвец заворочается.
Пока сам не избавишься от Головы, произнесла Эбби с достоинством, не смей ругать мою куклу.
Сравнила! Голова бесценный исследовательский инструмент.
Мне Голова нравится, встрепенулся Дэниэл. Чем она тебе не угодила?
Смахивает на атрибут Алистера Кроули, вот и все. Поддержи меня, Лекс.
Фрэнк и Сэм мне не рассказали возможно, сами не заметили главного об этой четверке: насколько они близки. Любительские видео не в силах этого передать, как не передают и красоты дома. Между ними будто искрил воздух, с каждым словом или движением натягивались тончайшие сияющие нити: Раф достает для Эбби сигареты, не успеет она оглянуться, Дэниэл подхватывает блюдо с мясом, едва Джастин вносит его в комнату, реплики нанизываются друг на друга без пауз. Так общались когда-то и мы с Робом: слаженно.
Похоже, подумала я, мне крышка. Эти четверо спелись, как лучшая в мире капелла, а моя задача влиться в хор в разгар концерта, ни разу не сфальшивив. Кое-что можно списать на слабость, на лекарства, на последствия травмы сейчас они рады, что я вернулась и разговариваю, а что именно говорю, неважно, но этого хватит лишь до поры до времени, а о Голове я слышу впервые. Несмотря на бодрый настрой Фрэнка, в отделе наверняка уже делают ставки, сколько я продержусь (Сэм об этом, скорее всего, не знает, а вот Фрэнк наверняка), и вряд ли мне дают больше трех дней. Ну и ладно, я не в обиде. Стоило бы тоже присоединиться: десять фунтов на то, что продержусь сутки.
Выкладывайте, что нового, сказала я. Как дела? Кто-нибудь про меня спрашивал? А открытки передавали?
Прислали уродский букет, ответил Раф, от английской кафедры. Гигантские ромашки-мутанты, да еще и крашенные в самые жуткие цвета. Завяли, туда им и дорога.
Бренда Четыре Сиськи пыталась утешить Рафа, криво усмехнулась Эбби. В тяжелые времена.
О боже! Раф в ужасе выронил вилку и нож, закрыл лицо руками. Джастин давился со смеху. Да, пыталась. Двое она и ее бюст прижали меня к стенке возле ксерокса и спросили, как я себя чувствую.
Бренда Грили, кто же еще? Вряд ли эта девушка в его вкусе. Тут засмеялась и я они так старались меня развеселить, а Бренда, похоже, недоразумение ходячее.
Мне кажется, он в глубине души наслаждался, кротко вставил Джастин. Когда он вышел, от него разило скверными духами.
Чуть не задохнулся. Она меня пригвоздила к ксероксу
А на заднем плане играла тихая музыка? спросила я.
Шутка вышла так себе, но я очень старалась, и Эбби улыбнулась мне уголком рта, а на лице Джастина изобразилось облегчение.
Чего ты там насмотрелась в больнице? спросил Дэниэл.
Да еще и надышала на меня, проскулил Раф. Слюнями обвешала. Меня будто изнасиловал морж, вымоченный в освежителе для туалета.
У тебя не голова, а гнездилище ужасов, заметил Джастин.
Предлагала угостить меня стаканчиком, поговорить! Сказала, что мне нужно раскрыться! В каком это смысле?
Похоже, это ее тянуло раскрыться, вставила Эбби. Так сказать.
Раф изобразил, что вот-вот сблюет.
Все вы тут пошляки, поморщился Джастин.
Но я счастливое исключение, отозвалась я. Участвовать в беседе было все равно что пробовать на прочность темный весенний лед. Я девушка приличная.
Ну Джастин лукаво улыбнулся мне, не скажи! Но мы тебя и такую любим. Возьми-ка еще мяса, а то ешь как воробушек. Или не нравится?
Ура! Похоже, и аппетит у Лекси как у меня!
Да что ты, глупенький, объеденье! сказала я. Ко мне аппетит еще не до конца вернулся.
Ага, понял. Джастин потянулся через стол, положил мне добавки. Набирайся сил.
Ты всегда был моим фаворитом, Джастин, отозвалась я.
Джастин густо покраснел, и, прежде чем он уткнулся в свой бокал, по лицу его пробежала тень боли я так и не поняла, в чем дело.
Давай без глупостей, сказал он. Мы по тебе скучали.
Я тоже, отозвалась я и хитро улыбнулась. В основном из-за скверной больничной кормежки.
Узнаю нашу Лекси, заметил Раф.
Мне показалось, Джастин хочет что-то добавить, но Дэниэл подлил ему вина, Джастин заморгал, побледнел и снова взялся за вилку и нож. Наступила уютная, сосредоточенная тишина, спутник хорошего ужина. Нарушал ее то шорох, то тихий протяжный вздох. Un ange passe, сказал бы мой дедушка-француз, ангел пролетел. Где-то наверху тихо, сонно пробили часы.
Дэниэл искоса глянул на Эбби мельком, я с трудом уловила этот взгляд. Дэниэл был в тот вечер самым молчаливым. На видео он тоже говорил мало, но сейчас его молчание было иным тревожным, сосредоточенным; то ли видеозаписи этого не передавали, то ли это что-то новое.
Ну что, спросила Эбби, как себя чувствуешь, Лекс?
Все тотчас прекратили есть.
Ничего, ответила я. В ближайшие две недели тяжести поднимать нельзя.
А боли есть? спросил Дэниэл.
Я дернула плечом.
Мне выдали охрененные обезболивающие, но пока обхожусь без них. И шрама почти не останется. Внутри мне всё-всё заштопали, а снаружи всего-то шесть швов.
Дай посмотреть, сказал Раф.
Ради бога Джастин отложил вилку. Казалось, он готов выскочить из-за стола. Что ты за садист. Не хочу на них смотреть, спасибо большое.