Нарушаю, кивнул космонавт. Но, поверьте, у меня для этого есть веские основания.
Да дайте уже человеку слово сказать! возмутилась из зала Екатерина Фурцева.
Обведя взглядом притихший пленум, Гагарин, который без своей «фирменной» улыбки выглядел несколько непривычно, продолжил:
Многие из вас, идя сегодня в Кремль, увидели студенческий митинг у его стен. Но не все знают, что толкнуло студентов МГУ на такой отчаянный шаг. Позвольте вам рассказать то, что мы с Михаилом Александровичем, Гагарин повернулся к Шолохову, услышали от самих студентов. Вы все знаете молодого талантливого писателя и журналиста Алексея Русина. Все, наверное, успели прочитать его роман «Город не должен умереть», а многие и видели в «Известиях» его замечательные репортажи с Олимпиады в Токио. Но не все знают, что он учится на четвертом курсе журфака Московского университета и сегодняшний митинг проводят в его защиту друзья и сокурсники. Три дня назад Русин был арестован в аэропорту Внуково прямо у трапа самолета, прилетевшего из Токио. Арестован на глазах нашей олимпийской сборной. И с тех пор о нем больше ничего неизвестно. Друзья даже не знают, жив ли он.
Компетентные органы с этим разберутся, попытался оборвать космонавта Рашидов. Товарищи, давайте не будем подменять их собой
Не разберутся! Из зала к трибуне вышел бледный, похудевший Аджубей. Товарищи! Я тоже прошу вас срочно вмешаться в дело Русина. Поверьте, у меня есть серьезные основания опасаться за его жизнь. Один из моих сотрудников, журналист Герман Седов, летевший вместе с Русиным из Японии, рассказал, что Алексей заболел еще в Токио и очень плохо чувствовал себя в тот день. Но особое беспокойство вызывает тот факт, что задержанием Русина почему-то руководил генерал Захаров, который сейчас сам должен находиться под арестом по делу об организации теракта и покушении на жизнь Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева.
В зале зашумели, раздались нестройные выкрики.
Тише, товарищи! повысил голос Гагарин. Алексей Иванович еще не закончил.
В президиуме обеспокоенно переглянулись Кириленко с Микояном.
Так кто же подписал ордер на освобождение генерала? продолжил главный редактор «Известий». Это точно не Генеральный прокурор Руденко, я звонил Роману Андреевичу. И кто тогда дал подследственному генералу, лишенному всех постов и полномочий, право арестовывать людей? И где сейчас находятся Русин и исполняющий обязанности председателя КГБ генерал Мезенцев, предотвративший тот июльский теракт? Кто у нас в стране обнаглел настолько, что посмел арестовать генерала КГБ и к тому же члена Президиума ЦК КПСС?
Аджубей тоже обвел тяжелым взглядом зал. И члены ЦК прекрасно поняли его намек журналист Русин фигура мелкая, но если уж арестовали всемогущего Мезенцева, то и их собственное положение настолько шатко, что не стоит и ломаного гроша. Да и сам вопрос главного редактора «Известий», в общем-то, был чисто риторическим понятно же, что в отсутствие заболевшего Хрущева все это можно было провернуть только с согласия кого-то из верхушки КГБ, министра обороны Малиновского, и Суслова, естественно. А отсутствие двух последних в зале заседания наводило на серьезные размышления.
Воцарилась тишина. Кто-то, как Фурцева, возмущенно качал головой, но были и такие, кто отводил взгляд в сторону. Вставать на пути Суслова и становиться его следующей жертвой никто не хотел. А смелость Аджубея была скорее жестом отчаяния понятно, что сегодня их с Фурцевой выведут из состава ЦК, и вскоре они потеряют свои посты.
Здравствуйте товарищи! Простите за опоздание.
В распахнутые двери вошел генерал Мезенцев с портативной рацией в руке и бодрым шагом направился к трибуне. На лице Фурцевой расцвела улыбка, когда он, проходя мимо них, пожал по очереди руки Гагарину, Шолохову и Аджубею. Взошел на трибуну, положил на нее рацию и внимательно посмотрел на президиум. Микоян и Кириленко отвели взгляды, начали перешептываться.
Думаю, вам, товарищи, будет интересно узнать о событиях, произошедших в столице за последние пять дней
Рассказ генерала Мезенцева о его аресте и содержании в старой казарме военной базы под охраной особо доверенных людей Малиновского поверг присутствующих в шок. Всем казалось, что времена, когда военные могли арестовать председателя КГБ, а уж тем более поднять руку на главу КПСС и правительства, безвозвратно канули в Лету.
Ну а о том, что произошло с Алексеем Русиным, я думаю, он вам расскажет сам, закончил свой рассказ генерал и махнул рукой.
На пороге зала появился виновник сегодняшнего переполоха и направился к трибуне. Но, не дойдя нее, вдруг покачнулся, схватился рукой за грудь и начал медленно оседать, хватая ртом воздух. Когда он упал в проходе рядом с трибуной, все увидели на его рубашке в районе груди расползающееся пятно крови
Убили!!! Смотрите, у него вся грудь в крови! раздался испуганный крик Екатерины Фурцевой.
Врача! Позовите немедленно врача!
Очнулся я оттого, что мне на лицо капало что-то. Я открыл глаза и увидел Вику. Растрепанная, заплаканная. Но такая милая и родная!
Викуся, любимая!.. прохрипел я.
Боженьки! Очнулся! Вика бросилась мне на грудь, и я застонал от боли.
Ой! Какая же я дура. Моя девушка отстранилась, озабоченно положила руку на лоб. Ты весь горишь!
Из искры возгорится пламя! Я откашлялся, приподнялся на локте. Лежал я на кушетке в каком-то обычном чиновничьем кабинете, правда, большом. Ореховая мебель, шкафы с томами классиков
Где я?
В Кремле.
А ты как тут оказалась? Я сел, ощупал голую грудь. Она была туго перевязана бинтами.
Меня Гагарин провел. Его пленум к нам парламентером отправил, они хотели, чтобы мы разошлись. Но ребята твердо решили не сворачивать митинг, пока все не закончится. И тогда Степан Денисович разрешил Юре меня к тебе провести.
За дверью кабинета раздался какой-то шум, а затем громкая пулеметная очередь. Я подскочил, покачнулся. Вика подхватила меня под руку, и мы кинулись к окну. Окно выходило во внутренний дворик Сенатского дворца. Во дворике стояло несколько БТР, солдаты Северцева смотрели вверх, тихо переговариваясь. У одной из боевых машин пулемет в башне был направлен прямо на фасад здания. Ага, значит, совсем рядом идет пленум, и меня принесли сюда из Свердловского зала.
Ужас какой, нахмурилась Вика. Неужели дойдет до гражданской войны?
Не дойдет, в кабинет в сопровождении пожилого доктора в белом халате зашел осунувшийся Мезенцев. В руках Степан Денисович нес рацию «Урал», ворот его сорочки был небрежно расстегнут.
Все, спекся Родион! Генерал повернулся к врачу. Семен Семенович, что скажете по Русину? Вы его осмотрели?
Осмотрел, кивнул пожилой доктор. У него странная рана на груди, из нее сочится кровь. И обширная гематома. Сделал пальпацию вокруг раны не исключена трещина в грудине. Я наложил тугую повязку, но надо его на рентген везти.
Собирайся, кивнул мне Мезенцев. Поедешь в больницу.
Давайте в Первую градскую его отправим, предложил врач, я договорюсь об отдельной палате.
На Ленинский? спросила Вика. А можно мне с ним?! Я его одного теперь не оставлю!
Езжай, конечно, красавица, устало улыбнулся генерал, я распоряжусь.
Степан Денисович, на два слова! Я кивнул в сторону коридора.
Мы вышли из кабинета, я без сил прислонился к стене.
Алексей, мне некогда! Там, на пленуме, первые секретари орут, вот-вот ситуация выйдет из-под контроля.
Родион это же Малиновский? Он арестован? Я пытался собрать мысли в кучу, но получалось плохо.
И Суслов тоже. Мезенцев посмотрел на часы.
И кто теперь станет Первым секретарем ЦК?
Микоян, наверное, пожал плечами генерал.
Этот интриган и хитрец?! Тот самый Микоян, что «счастливо» избежал расстрела по делу 26 бакинских комиссаров?? Да на нем же клейма ставить негде непотопляемый Анастас! Такой человек скорее сам страну потопит. Продаст быстрее, чем Горбачев с Ельциным.
Этот интриган и хитрец?! Тот самый Микоян, что «счастливо» избежал расстрела по делу 26 бакинских комиссаров?? Да на нем же клейма ставить негде непотопляемый Анастас! Такой человек скорее сам страну потопит. Продаст быстрее, чем Горбачев с Ельциным.
Степан Денисович! Ну, нельзя Микояна делать Первым секретарем ЦК!
Много ты понимаешь! раздраженно ответил Мезенцев. В ЦК большинство у секретарей обкомов. А Микоян с ними со всеми «вась-вась», уже небось раздает обещания да посулы
И пусть раздает. А вы сломайте ему игру!
Да как?! Микоян старейший член партии и ЦК, у него все нити в руках!
Дайте пленуму другую удобную кандидатуру.
Какую?! В ЦК интриган на интригане.
Кого же предложить? Я вижу, что Мезенцев уже совсем потерял терпение. Сейчас уйдет. Косыгина? Но «золотой пятилетки» еще не было у Алексея Николаевича просто еще нет того авторитета экономиста мирового класса, который он заработал в «моей» истории. Мазуров? Та же история. Отличная кандидатура воевал среди белорусских партизан, был ранен, честный и прямой человек. Но у чиновников не пройдет. Он ведь из своих, из первых секретарей обкомов, и те будут завидовать из принципа не проголосуют.
Товарищ Мезенцев, из кабинета выглядывает доктор, озабоченно на меня смотрит, Русина надо уже везти. На нем же лица нет.
За спиной доктора я вижу обеспокоенную Вику.
Все, Русин, спускайся во двор и езжай в больницу. Я пошел.
Кого же предложить-то?! Поврежденная печать на груди отзывается сильной, пронзительной болью, я слышу где-то совсем далеко грохот Слова. Да неужели?!
Степан Денисович! Предложите им Гагарина!! Слово в голове отзывается космическим рокотом одобрения, печать раскалывает грудь дикой болью, и я падаю на пол. На меня вновь накатывает беспросветная чернота.
На какое-то время я зависаю в непонятной, но довольно уютной темноте. То прихожу в сознание, то теряю его, даже слышу отрывочные фразы окружающих, только глаза открыть нет сил. Судя по тряске и слабому запаху бензина, меня куда-то везут на машине. Совсем рядом тихо всхлипывает Вика, ее рука нежно гладит меня по щеке. Хочу улыбнуться ей, успокоить, что со мной уже все в порядке, но даже пальцами не могу пошевелить, не то что губами. В какой-то момент сквозь гул мотора до меня начинает доноситься какой-то шум, как в радиоэфире, когда пытаешься настроиться на нужную волну. Мне почему-то кажется, что это со мной разговаривает Логос, только слов я никак не могу разобрать. Я напряженно вслушиваюсь, но от бесплодных попыток понять божественную речь начинает ломить виски. Быстро устаю и наконец сдаюсь, проваливаюсь в крепкий сон