Я перевел дыхание и отложил исписанную газету. Приготовился еще раз проколоть память. Теперь нужно что-то посложнее попробовать. Кем, например, можно заменить Малиновского на посту министра обороны, кто сейчас его первый зам? Начальник Генштаба маршал Бирюзов, кажется? Делаю прокол но оказывается, он погиб совсем недавно 19 октября, пока я был на Олимпиаде в Японии. Авиакатастрофа в Югославии. Какая горькая потеря отличный был бы министр. Так, кто еще у нас сейчас в замах у Малиновского? Снова легкий прокол маршал Гречко. Главнокомандующий Объединенными Вооруженными силами Варшавского договора. Ага И организатор ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. А еще он начал призыв на срочную службу лиц с уголовным прошлым, из-за чего потом в армии расцвела пышным цветом «дедовщина». Нет уж, не надо нам таких министров Это тот же Суслов, только в военном мундире, такой же черствый сухарь.
Что радует, и этот прокол дался мне легко и бескровно. Я даже вздохнул от облегчения. Мой доступ к глубинам собственной памяти точно восстановился. И за то спасибо. Иначе с писательской деятельностью пришлось бы завязывать, и долго потом объяснять Федину, куда пропал мой «талант». Ладно значит, еще поборемся. Продолжу теперь завтра, а на сегодня хватит.
С этой мыслью я тушу свет и, окончательно успокоившись, закрываю глаза.
Глава 6
И думал я, пока дремал,
что зря меня забота точит:
мир так велик, а я так мал,
и мир пускай живет как хочет.
Утром Москва просыпается в трауре. По радио передают биографию Хрущева, дикторы рассказывают о его достижениях на посту главы государства. «Верный сын партии и народа». Газеты тоже вышли с некрологами и портретами на полстраницы. Даже в нашей больнице в холле выставлен траурный портрет Хрущева, перед которым стоят живые цветы. Врачи Никиту Сергеевича жалеют. Новочеркасск, звезда Нассеру, ядерные ракеты на Кубе, кукуруза не, не слышали Все его грехи разом забыты. Вот такой у нас сердобольный народ. Теперь все только и говорят о том, какой он был простой, веселый и человечный. И конечно, люди очень переживают: что же теперь будет со страной? Все теряются в догадках, кто станет новым первым секретарем. Слухи в Москве ходят самые невероятные.
Все это мне пересказывает Вика, придя утром в больницу. А у нас в отделении в каждой палате на полную громкость работает радио все ждут новостей и боятся пропустить сообщение об итогах пленума. Лица и у пациентов, и у медперсонала встревоженные. Я и сам в раздрае, хочется уже какой-то определенности. Асе, что ли, позвонить, может, она уже что-то знает? Но по телефону ведь о многом не спросишь.
Отвлекшись от своих мыслей, замечаю, что моя красавица снова чем-то смущена то и дело нервно поправляет прядь, выбившуюся из-под шапочки. Наконец она решается:
Леш, вчера мама до меня дозвонилась Они с отцом и сестрой хотят на ноябрьские праздники приехать в Москву, чтобы познакомиться с тобой. Мы же вроде собирались сами в Воронеж, но куда ж теперь тебе ехать.
Хорошо. Познакомимся наконец с будущими родственниками.
Стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро, но на самом деле никакого оптимизма я не испытываю. Знакомство с родственниками будущей жены то еще испытание для любого нормального мужика. Не то чтобы я их заранее не люблю, но как пожившего человека меня напрягает сам факт, что рядом существуют люди, искренне считающие, что имеют моральное право вмешиваться в мою семейную жизнь. Одна радость живет Викина семья далеко, а значит, видеться мы будем нечасто. Надеюсь.
Я зря согласилась? расстроенно спрашивает Вика. Ты еще не готов?
Ну, что ты! спешу я ее успокоить, заключая в объятия. Просто немного не ко времени, сама знаешь, что сейчас творится в Москве.
Два выходных дня на эти ноябрьские праздники получилось, вот они и решили сейчас выбраться. До Нового года у них вряд ли получится.
Прекрасно! Очень разумное решение. Теперь главное, чтобы меня выписали к празднику, а то как-то неудобно будет принимать их в больнице.
Целую Вику в висок, и она вроде успокаивается. Вздохнув, кладет голову мне на плечо.
Ладно, ради любимой невесты я готов многое вытерпеть, даже ее родственников. Конечно, правильнее было бы съездить самим в Воронеж, но сейчас мне точно не до этого.
А где они остановятся?
У отца фронтовой друг в Москве живет. Ну, на Таганке их троих даже положить некуда.
Некуда. Да, честно говоря, и неправильно это приглашать пожить Викиных родственников в служебную комитетовскую квартиру. Может, Степан Денисович и промолчит, но
Нет, Вик. Это нехорошо. Зачем им стеснять чужих людей? Давай лучше забронируем им номер в гостинице и оплатим его. Так будет правильнее.
Ой, Леш, это же дорого! распахивает глаза моя бережливая невеста.
Не дороже денег. И подумай, наверное, еще подарки им нужно купить? Ну в честь знакомства, как это принято. Они ведь тоже не с пустыми руками приедут.
Вика смущенно кивает, а я, пользуясь моментом, тут же вручаю ей на расходы оставшуюся половину своей зарплаты, принесенной Коганом-старшим. А это больше ста рублей! На следующей неделе в универе стипендия, а там аж за два месяца накопилось. Да, еще и в Особой службе меня зарплата ждет выкрутимся.
Викуль, ты бы мне про свою семью рассказала что-нибудь, а то ведь я даже их имен не знаю.
Ну маму мою зовут Елена Семеновна, отца Тихон Федорович, сестру Ирина.
Подожди а почему тогда ты у меня Виктория Сергеевна?
А Тихон Федорович на самом деле мой отчим. Невеста смущенно разглаживает пододеяльник. Просто я еще маленькая была, когда они с мамой поженились, вот и привыкла с самого детства звать его папой. Настоящий мой отец на войне погиб, как и твой.
Ну маму мою зовут Елена Семеновна, отца Тихон Федорович, сестру Ирина.
Подожди а почему тогда ты у меня Виктория Сергеевна?
А Тихон Федорович на самом деле мой отчим. Невеста смущенно разглаживает пододеяльник. Просто я еще маленькая была, когда они с мамой поженились, вот и привыкла с самого детства звать его папой. Настоящий мой отец на войне погиб, как и твой.
Что ж, вполне обычная послевоенная история. При других обстоятельствах и я бы мог называть Мезенцева отцом. Но не сложилось.
Но ты не думай, с отчимом мне повезло! заверяет меня Вика. Он хоть и строгий у нас, но никогда между нами с сестрой разницы не делал. Ей даже больше всегда попадало потому, что характер у нее такой же взрывной, как и у отца. А я вся в маму, покладистая.
Да ты у меня вообще золото! А какая разница в возрасте у вас с сестрой?
Три года. Ей в мае восемнадцать будет, она у нас школу оканчивает.
Вика еще что-то рассказывает мне, но в дверь осторожно стучат, и на пороге я вижу своих гнесинских «соловьев», которые теперь гордо именуются «Машиной времени».
А вы здесь какими судьбами? удивляюсь я, пожимая ребятам руки.
Да вся Москва уже знает про митинг эмгэушников в твою защиту! улыбаются «машинисты». Мы были там вчера, нам Кузнецов объяснил, где тебя искать. Кстати, сейчас снова к Кремлю поедем.
Так меня вроде как уже освободили, усмехаюсь я, не поздно защищать?
Ну и что?! возмущается саксофонист Федор. Поддержать брата-студента никогда не поздно.
Понятно. Этим лишь бы помитинговать Нашли себе развлечение.
Знакомлю их с Викой, представляю ее как свою невесту и музу по совместительству. Муза смущенно краснеет, парни незаметно показывают мне большие пальцы за ее спиной. А то я сам не знаю!
Вы вот что, парни: как к Манежу подойдете, сразу доложитесь ребятам-дружинникам, кто вы и откуда, узнаете их по красным шарфам. И не забывайте, что в стране объявлен траур, никакой веселухи, пожалуйста.
Что, совсем не петь? расстроился Николай. А мы гитару с собой взяли
Патриотическое и военное можно. Но тихо, не горлопанить.
Ладно, соглашаются машинисты, поняли. Расскажи лучше, как в Японию съездил?
Плодотворно. Привез вам из Японии свежие диски, включая обещанную «Хали-гали». Выйду из больницы будем новые песни учить.
Глаза у «машинистов» мгновенно загорелись нездоровым блеском. И чувствую, не уйдут они теперь, пока хоть одну новую песню с меня не стрясут. Придется кинуть им пару хитов, засвеченных мною среди олимпийцев, пусть ребятки делом займутся. Безделье плохо влияет на неокрепшие умы.
Так, орлы. Все слышали хит японских сестричек Пинац «Каникулы любви»? «Машинисты» заинтригованно кивают. Вот вам для начала русский текст на их музыку, записывайте.
Федор с готовностью достает из сумки общую тетрадь для конспектов и ручку. Я начинаю постукивать по столешнице ладонью, задавая ритм, и тихо, вполголоса напеваю:
У моря, у синего моря
Со мною ты, рядом со мною,
И солнце светит лишь для нас с тобой,
Целый день шумит прибой
Ой, это же прямо про наши летние каникулы! пораженно шепчет Вика. Когда ты успел стихи написать?
В Японии, я отвожу глаза и чувствую как слегка краснею, там эти «Каникулы» из каждого окна звучат. Так, и еще одна песня будет про летний отдых. Федь, дописал?
Саксофонист кивает и переворачивает страницу. Поехали.
Hа недельку, до второго,
Я уеду в Комарово
Поглядеть отвыкшим глазом
Hа балтийскую волну
Слушай, слова какие легкие, прямо с первого раза запоминаются!
Только прошу сегодня у Кремля это не петь. Проявите уважение к умершему человеку. Успеете еще.
А ребятам в Гнесинке можно?
Ребятам можно. Все, бегите. А то митинг без вас закончится.
Выпроводив счастливых «машинистов», устало откидываюсь на подушку. Нет, петь мне еще точно рано, даже вполголоса. Дыхалка сбивается.
Ой, Леш, а это что? Вика держит в руках вчерашнюю газету, исписанную перед сном моими каракулями. Крутит ее и так, и эдак, пытаясь найти начало.
Стихи ночью написал. Называется «Эхо любви».
Это про меня? восхищенно выдыхает Вика, быстро читая строчки вслух. В карих глазах стоят слезы. Ты правда меня так любишь?
Скромно киваю. Да, люблю. Эти стихи и про Вику, потому что я подпишусь под каждым словом этого стихотворения Рождественского. И прозвучит оно на девять лет раньше срока. Прости, Роберт.
Невеста бросает газету на столик, кидается мне на шею. И тут же награждает порцией поцелуев. Некоторые становятся ну оочень жаркими!
И тут нас снова прерывают. В коридоре поднимается шум, потом раздается уверенный стук в дверь. У меня невольно закрадывается мысль неужели Мезенцев с новостями? Но в дверях вижу всего лишь своего довольного отца: