Члены президиума опять начали перебрасываться записками. Наконец Кириленко озвучил общее мнение:
Можно подумать, есть желающие на себя это ярмо примерить! Вон Анастасу Ивановичу, наверное, до сих пор Совмин в кошмарных снах снится. По уму, надо бы оставить на этом посту Косыгина, и вся недолга!
Министр обороны прихлопнул рукой по сукну стола:
Согласен. Равнозначной кандидатуры нам сейчас все равно не найти. Не еврея же этого, Либермана, на место Косыгина сажать. Есть возражения?
Суслов откашлялся и вновь взял слово:
Здесь, товарищи, вот еще какое дело Сегодняшнее заседание Президиума ЦК это наша победа. Но если мы разделяем посты главы партии и правительства, а глава КПСС и Президиум ЦК будут при этом выполнять руководящую роль, не мешало бы им придать больший вес. Предлагаю главу КПСС снова назвать Генеральным секретарем ЦК КПСС, а наш Президиум переименовать в Политбюро ЦК КПСС. Думаю, это будет правильно.
Все одобрительно загудели, Суслов скупо улыбнулся:
Возражений нет. Видите, как легко работается, когда в Политбюро собрались одни единомышленники! А Мазурова вон из Политбюро, пусть едет фабрикой руководить.
Товарищи, подал голос Микоян, мне стало известно, что Фурцева бегает по членам ЦК, хочет нам завтра дать бой
Прощай, скука, прощай, грусть, засмеялся Малиновский. Я на Фурцевой женюсь! Вот же баба неугомонная. Нашла кого защищать, мало ее Никита гонял!
Боюсь, она потребует письменного заявления Хрущева, продолжал Анастас Иванович.
Какого заявления?! покраснел министр обороны. Он уже двое суток как овощ после инсульта!
Эх, как неаккуратно получилось вздохнул Рашидов. А у этого яда есть противоядие? Давайте вернем его в сознание, заставим подписать, а потом Первый секретарь Узбекской ССР неопределенно повел рукой в воздухе.
Шараф Рашидович! с упреком произнес Суслов. Ну нельзя же вот так вслух!
А что я такого сказал? забеспокоился узбек. Кабинет же чист? КГБ на нашей стороне?
На нашей, на нашей, успокаивающе произнес Малиновский, протирая очки. Назначим вместо Мезенцева на пленуме Бобокова. Я уже с ним поговорил, человек проверенный. Помог нам с арестом Литвиненко и захватом Мезенцева
Может быть, стоит ввести армию в Москву? Хотя бы на центральные площади, а? спросил Кириленко. Я, конечно, тебе, Родион, доверяю, но на дивизии Дзержинского все еще человек Хрущева стоит. А армии она не подчиняется.
Хватит июльских танков в городе, резко произнес Суслов. Мы с Родионом Яковлевичем договорились не тревожить народ и общественность. Партия нас, конечно, поддержит, но вот москвичам волноваться не нужно. Только что Олимпиада закончилась, мы там первое место заняли у людей эйфория и гордость за советский спорт, за свою страну. А будут танки в городе смажем весь пропагандистский эффект.
Да и зачем они, эти танки? Только Запад ими пугать. Хрущев нам уже не опасен, других сильных кандидатов у оппозиции нет. Микоян покрутил в пальцах ручку. Да и самой оппозиции в партии тоже нет. Давайте без танков. Пленум и так проголосует, как нам нужно.
Согласен, кивнул Суслов, давайте лучше обсудим кандидатуры на места Хрущева, Мазурова и Ефремова. И прошу вносить свои предложения по кандидатам в члены Политбюро.
Сидящие за столом тут же оживились
Глава 3
Моя игра пошла всерьез
к лицу лицом ломлюсь о стену,
и чья возьмет пустой вопрос,
возьмет моя, но жалко цену.
Алексей, ты не ранен? обеспокоенно склоняется надо мной Николай Демидович.
Нет, со мной все в порядке. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Устал просто
Какой «в порядке»? Ты себя в зеркале давно видел?!
В тюрьме на Лубянке зеркал нет! вырывается у меня хриплый смешок.
И вслед за этим я на несколько минут захожусь в сильном приступе кашля. Откашлявшись, спрашиваю:
А Иван Григорьевич здесь?
Нет, но он скоро будет Уу, парень, качает головой коллега, рассматривая меня, да тебе в больницу бы надо, к врачу.
Был я уже, и в больнице, и у врача. Еле ноги оттуда унес. А у нас пенициллин и шприц найдутся?
Конечно, найдутся. Пойдем
Николай Демидович подхватывает меня и ведет в глубь подземелья. В разные стороны расходится целая сеть коридоров и скрытых за дверями помещений, прямо катакомбы какие-то! А вообще неплохо здесь успели поработать. Приличный ремонт, крепкие солидные двери, на полу ковровые дорожки, на которых я оставляю мокрые следы своими хлюпающими ботинками. Не берусь даже представить, что находится во всех этих закрытых помещениях. Мы заходим в дверь со скромной табличкой «Медпункт». Открывшееся глазам помещение большое, сверкающее идеальной чистотой, с характерным медицинским запахом. В полстены стекло, за которым виден настоящий операционный блок, оборудованный по последнему слову техники. В Особой службе явно готовы к любым событиям, даже самым непредвиденным.
Так, скидывай свою одежду и отправляйся для начала в душ. Коллектором от тебя за версту несет! смешно морщит нос Николай Демидович. Я схожу, попрошу кого-нибудь принести тебе чистую одежду, а самому на пост надо возвращаться, вдруг еще кто-то из наших через этот подземный ход придет.
Так, скидывай свою одежду и отправляйся для начала в душ. Коллектором от тебя за версту несет! смешно морщит нос Николай Демидович. Я схожу, попрошу кого-нибудь принести тебе чистую одежду, а самому на пост надо возвращаться, вдруг еще кто-то из наших через этот подземный ход придет.
Он толкает одну из белых дверей за ней находится полноценный санузел.
Вот здесь простыни, полотенца, бритвенный станок, кивает он мне на высокий металлический шкафчик с прозрачными стеклянными дверцами, короче, все, что может понадобиться, бери и не стесняйся!
Вхожу, оглядываюсь. В большом зеркале напротив отражается взъерошенный помятый мужик с бледной небритой физиономией. Даже не сразу понимаю, что это я сам. Господи и меня с такой мордой узнали, да еще и в Радиокомитет пустили?! Да этот дядька-вахтер сама доброта! Небось решил, что я с глубокого бодуна на работу явился. Раздеваюсь, еще раз разглядываю пентаграмму на своей груди. Она уже не болит и все больше выглядит как какая-то не знаю, печать, что ли? Похоже, меня не зря так пометили. Заблокировали возможности? Я пытаюсь вспомнить хоть что-то из своего прошлого, пролистать прожитые дни прежней жизни. Бесполезно.
В совершенно разбитом состоянии залезаю под душ. С удовольствием подставляю тело под горячие струи воды, с ожесточением смываю с себя запахи тюремной больницы и коллектора. Чувствую, как постепенно оживаю и возвращаюсь в нормальное состояние. Будь моя воля, я еще бы пару часов здесь простоял.
Потом замотавшись, как римлянин, в белоснежную накрахмаленную простыню, бреюсь перед зеркалом, стараясь не обращать внимания на свои впалые щеки и темные круги под глазами. Ничего сейчас еще получу ударную дозу пенициллина, и будет полегче.
В дверь деликатно стучат, за ней стоит взволнованная Ася Федоровна со стопкой одежды в руках. В глазах женщины слезы. Обнимаемся с ней как родные.
Лешенька, как же мы за тебя все переживали!
Да все обошлось, Ася Федоровна! Вот только, кажется, пневмонию подцепил.
Про то, что я «подцепил» на грудь, умалчиваю. Лишь подтягиваю выше простыню.
К возвращению Иванова я уже был уколот в мягкое место, сытно накормлен, напоен чаем с малиновым вареньем и переодет в чистую одежду. Да, не в джинсы с водолазкой, но зато все новое и по размеру. Я уже даже начал немного клевать носом, когда в кабинет, где я дожидался начальство, входит Иван Георгиевич. За ним еще трое незнакомых мне мужчин. Все среднего возраста, поджарые, с короткими характерными стрижками. Волевое лицо с крупным носом одного из них кажется мне смутно знакомым, но теперь без доступа к знанию так быстро и не вспомнишь, кто бы это мог быть.
Ну, здравствуй, герой! Иванов крепко жмет мне руку, одобрительно похлопывает по плечу, потом представляет остальным: Знакомьтесь: Алексей Русин один из наших самых молодых сотрудников, крестник Степана Денисовича. Это он у нас отличился в июльских событиях. Да и сейчас, похоже, геройствовал. Ну, рассказывай давай: как тебе из лубянских застенков удрать удалось?!
Все улыбаются, но как-то так слегка снисходительно. Словно они хорошо знают эти «застенки» и реально оценивают шансы сбежать оттуда. Я скромно пожимаю плечами:
Да моей заслуги в этом нет, просто люди порядочные попались. Сначала врач в тюремной больнице, потом следователь. Собственно полковник Измайлов и дал мне возможность сбежать подложил ключ от наручников в карман и деньги на дорогу. Оставалось только добраться сюда и проверить, нет ли хвоста.
Нет, наружку за собой не привел, молодец. И ничего подозрительного у Радиокомитета сейчас тоже не происходит. Видимо, тебя и не сильно ищут.
Так сегодня же 48 часов истекает, а предъявить им мне нечего. Может, поэтому и дали сбежать?
Ну был бы человек, а что предъявить они нашли бы.
Главное не это. Полковник Измайлов сообщил мне, где держат Степана Денисовича.
Все четверо мужчин тут же подбираются, и снисходительные улыбки исчезают. А у меня аж холодок по спине пробежал от их острых взглядов. Ух, а товарищи-то какие опасные.
И где же?
В Сенеже, на базе ГРУ.
Один из мужчин, тот самый со смутно знакомым лицом, крякнув досадливо, хлопнул ладонью по столу.
Я же говорил, что нам надо до конца проверить все объекты ГРУ! А вы мне что? «Какой дурак будет держать Мезенцева так далеко от Москвы?» Где Малиновский и где ум? Родион его пропил давно!
Павел Анатольевич, не кипятись, Иванов обращается к «носатому». Это ведь может быть и ловушка.
Все замолкают, обдумывая ситуацию. Потом начальник Особой службы решительно отодвигает стул.
Нет. Измайлова я знаю, сталкивался с ним по работе. Он, конечно, карьерист, но человек осторожный и до такого, как его начальник Бобоков, никогда не опустится. Надо проверить информацию и ехать туда.
Я с вами, резко вскакиваю, но меня тут же ведет в сторону. Черт, ненавижу уже эту слабость!
На меня снова снисходительно смотрят четыре пары глаз. Вот просто читаю в них: мальчик, не мешай взрослым дядям работать!
Иванов качает головой:
Нет, Алексей. Ты отправляешься отдыхать. И, судя по твоему состоянию, лечиться. Не хочешь спать садись, пиши отчет по Японии. Увидев мое обиженное лицо, мягко добавляет: Знаю, что парень ты у нас смелый, но к штурму базы ГРУ я тебя не допускаю. Оставь это дело специалистам.