Это не просто какой-то парень, с гневом произнесла Зельда. Это извращенец. Омерзительное, издевающееся над детьми животное!
Да, но пыталась ли она хоть раз запереть потенциального преступника в тюрьме? Я думаю, убийства не идут на пользу ее душе, как бы сильно извращенцы их ни заслуживали.
Зельда уставилась на меня так, будто из моей шеи выросла вторая голова.
Но о чем здесь думать? Педофил заслуживает смерти. Действительно заслуживает.
Я приподнял руки.
Я с тобой полностью согласен. Я просто спрашиваю во благо твоей истории, где конфликт?
Зельда насупила брови, и я подумал, что иду по тонкому льду. Критиковать чье-то творчество опасное занятие, даже если делаешь это с самыми благими намерениями. Когда она заговорила, в ее голосе звенело напряжение, и я понял, что был прав.
В ее жизни куча конфликтов, сказала она. Вся ее жизнь один большой конфликт. Ее терзает чувство вины. Она ведь допустила, что ее ребенок
Зельда покачала головой и сжала маленькие ладони в кулаки.
Ее дочку убили. А она не смогла это предотвратить. Она живет с этим каждый день и испытывает облегчение, только когда убивает тех, кто пытается предать этой бесконечной боли других матерей. Другие семьи. Других сестер
На этом слове ее голос дрогнул.
Господи, что здесь происходит?
Я осторожно поставил пиво на столик.
Зельда
Вот он твой конфликт, произнесла она дрожащим голосом и захлопнула портфолио.
Она сморгнула слезы за стеклами очков, но я успел их заметить.
Тебе сейчас не нужна ванная? Я приму душ, чтобы не нужно было Чтобы утром мы не мешали друг другу.
Послушай, прости, если я
Ты ничего не сделал. Все хорошо.
Она хлопнула дверью в ванную, прежде чем я успел извиниться за то, что полез к ней с вопросами. Ее графический роман явно был не просто приключенческим экшеном, как она его описала. Она отреагировала так не потому, что хотела защититься от критики. Дело было совсем в другом.
Из ванной послышался шум воды. Я опоздал.
«Здесь есть душа, думал я, перебирая пальцами страницы ее работы. Просто она погребена под тяжестью невыносимой боли».
Бах!
Я выключил свет и залез в постель. Зельда лежала на чертовом надувном матрасе, который я уже ненавидел. Мы обменялись сухими пожеланиями спокойной ночи и погрузились в гнетущую тишину. Время тянулось, а сон все не шел. У меня было ощущение, что мы оказались в неравном положении. Что, если я не скажу что-нибудь, следующие два дня мы оба будем чувствовать себя так, словно она ходит по дому голой, в то время как я полностью одет.
Со стороны матраса послышалось беспокойное шуршание, и я решил рискнуть.
Зельда, сказал я в темноту. Ты не спишь?
Нет, ответила она. Не получается заснуть.
Это все я виноват.
Нет, ты что. Прости, что так слетела с катушек. Я ценю то, что ты пытался помочь, просто мой роман
Она вздохнула.
Я не знаю, как его исправить, потому что сейчас он именно такой, каким должен быть.
Я понимаю. Мне нравится твоя история, Зельда.
Правда?
Да. И мне понравились твои слова про то, что будущее станет светлее, если облегчить груз несчастий, произошедших в прошлом. Это и моя история тоже. Именно поэтому я и согласился участвовать в ограблении, за которое сел в тюрьму на два года.
Что ты имеешь в виду?
Даже в темноте и на расстоянии, разделявшем наши кровати, я видел, как блестят ее большие глаза.
Дедушка взял меня к себе, когда мне было восемь лет. Моя мама-наркоманка и отец-алкоголик бросили меня, поэтому дедушка начал обо мне заботиться. Он делал все, что мог, следил, чтобы я ходил в школу. У него не было ни денег, ни хорошей работы, но зато была внутренняя целостность. Это единственное, что он мог оставить мне в наследство, а я его подвел.
Я перевернулся на спину и, переплетя пальцы, положил руки под голову.
Участие в ограбление шло вразрез со всеми его принципами, но тогда мне уже исполнился двадцать один год, я пахал на двух работах, а он лежал в хосписе. Цирроз печени. Я знал, что у него мало времени, и хотел дать ему лучшую жизнь. Свозить его в какое-нибудь красивое место, пока он не умер. Может быть, на теплый пляж, где он смог бы посидеть на песке и, куря трубку, подставить лицо солнцу.
Но этого не произошло, мягко проговорила Зельда.
Нет. Меня поймали. Дедушка умер через три дня после того, как начался мой тюремный срок. Медсестры из хосписа говорили, что ясный ум покинул его раньше. Он не знал, что я совершил. Не знал, что я пытался взять чужое и что из-за этого погиб человек. Он ничего этого не знал.
Я повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на Зельду.
Только по этой причине я до сих пор могу вставать с кровати по утрам.
Я представил, что моя история зависла в воздухе между нами в виде облачка с напечатанными словами, которые Зельда могла прочесть, а я не мог взять обратно.
Твой дедушка очень хорошо тебя воспитал, Бекетт.
Он сделал все, что было в его силах, но я все испортил. Я совершил огромную, кошмарную ошибку. После такого непросто оправиться.
И ты сделал бы что угодно, чтобы изменить прошлое.
Да, согласился я. Что угодно. Я бы пришел в агентство «Проект Бабочка».
Я тоже, сказала Зельда. Я сделала бы даже больше, чем что угодно.
Я повернулся боком, чтобы видеть ее лицо. Я был готов слушать, если она захочет говорить дальше, или молчать, если она решит, что пора засыпать. Она заговорила. Из гнезда, в которое она превратила одеяло, донесся ее голос, полный глубокой, вязкой боли. Слова выходили наружу из какого-то потаенного, одинокого уголка ее души. Они были проржавевшими от того, что так долго без надобности лежали на дне этого мрачного колодца. Внезапно даже сумрак, стоявший в нашей квартире, показался мне не таким темным.
Мою сестру похитили, сказала Зельда. Ей было девять. Мне четырнадцать. Это произошло на моих глазах.
Во мне напряглись все мышцы до единой.
На твоих глазах?..
Да. Я все видела, но не смогла этому помешать. Я пыталась. Я бежала так быстро, как только могла, но фургон ехал быстрее. Я кричала так громко
Она осеклась, и я зажмурился в темноте, пытаясь прогнать из головы образ маленькой девочки с развевающимися черными волосами, бегущей вслед за сокровищем, которое ей было уже не догнать.
Господи, Зельда
Но я всех подвела. Я подвела сестру. Подвела маму с папой.
Она судорожно вдохнула.
Вот почему у меня случаются панические атаки в кафе, когда мне задают вопросы о семье. Я не приезжаю домой, потому что там у меня начинаются истерики, да я и не хочу туда ехать. Чувство вины сжигает меня изнутри, как пожар.
Они же не винят тебя в том, что случилось?
Нет, ответила она. Но это и не нужно. Я знаю, что произошло. Я там была.
Я вдруг понял, что, сам того не замечая, сжал руки в кулаки.
Этого человека поймали? Я имею в виду
Да, его поймали, произнесла Зельда. Ее голос звучал почти спокойно лишь слегка подрагивал на краях фраз. Гордон Джеймс признался в похищении и убийстве. Он уже десять лет гниет в камере смертников в Филадельфии, и мы моя семья и я ждем, когда назначат день его казни. Когда он наступит, я буду сидеть в этой комнатке и смотреть, как эта сволочь умирает. Наверное, для того, чтобы наконец перевернуть эту страницу. Чтобы испытать облегчение. В отличие от Мамы, я не могу нажать на курок, но могу хотя бы посмотреть на это со стороны, понимаешь?
Я вдруг понял, что, сам того не замечая, сжал руки в кулаки.
Этого человека поймали? Я имею в виду
Да, его поймали, произнесла Зельда. Ее голос звучал почти спокойно лишь слегка подрагивал на краях фраз. Гордон Джеймс признался в похищении и убийстве. Он уже десять лет гниет в камере смертников в Филадельфии, и мы моя семья и я ждем, когда назначат день его казни. Когда он наступит, я буду сидеть в этой комнатке и смотреть, как эта сволочь умирает. Наверное, для того, чтобы наконец перевернуть эту страницу. Чтобы испытать облегчение. В отличие от Мамы, я не могу нажать на курок, но могу хотя бы посмотреть на это со стороны, понимаешь?
«Тебе не нужно смотреть, как умирает человек, Зельда» тут же подумал я, но не стал озвучивать эти слова. Я не имел права указывать, что принесет ей облегчение и спокойствие. Не мне было говорить, что сможет снять с ее хрупких плеч этот страшный груз.
Зельда тяжело вздохнула.
Вот о чем мой роман на самом деле. Я не могу вернуться в прошлое и спасти сестру от этого подонка, но Кира на это способна. Мама на это способна, а мне мне это необходимо.
«Подойди к ней, подумал я. Встань и подойди. Когда рассказываешь такую историю, нужно, чтобы тебя, черт возьми, хоть кто-нибудь обнял. Нужна хотя бы капля утеше-ния»
Я не мог сдвинуться с места. Чудовищность ее истории пригвоздила меня к кровати.
Мне так жаль, Зельда. Мне страшно жаль.
Прости, что все это тебе рассказала, произнесла она. Нет, я об этом не жалею, просто это страшная история. Прости, что заставила тебя ее выслушать. Но знаешь, что странно?
М?
Я никогда никому не говорила об этом вслух. Ни разу. Стоит мне задуматься о том дне, не пропуская его через фильтр графического романа, со мной случается паническая атака жутких масштабов. Но сейчас я рассказала все это тебе и ощущаю что-то похожее на облегчение. Это просто невероятно.
Она улыбнулась мне в темноте. Она была такой красивой и нежной. И сейчас находилась далеко от своих кошмарных воспоминаний.
Кажется, ты упустил свое призвание, Коуплэнд. Нужно было становиться психотерапевтом. Моему так и не удалось извлечь из меня ничего, кроме как «я в порядке».
Рад, если смог помочь.
Все дело в твоем голосе, сонно пробормотала она. У тебя красивый голос.
Я чувствовал, что сон окутывает нас обоих, словно мы ненадолго изгнали призраков, которые нас мучили, и теперь могли насладиться парой часов отдыха.
Прежде чем я окончательно погрузился в сон, мне в голову пришел вопрос.
Зельда? Почему ты назвала агентство путешественников во времени «Проект Бабочка»?
Это одна из идей теории хаоса. Взмах крыльев бабочки в Малайзии изменяет направление воздушных потоков и вызывает ураган во Флориде. Мне очень нравится эта мысль. Даже самый незначительный поступок может иметь огромные последствия. Агенты, работающие в «Проекте Бабочка», хотят стереть из истории трагедии, которые повлекли за собой страдания и боль, в надежде, что на их месте появится что-то хорошее. Благородство, доброта, счастье.