4. Наличие общих целей и результатов деятельности [34; 31]. Лике л ь и коллеги говорят о двух характеристиках, которые в результате эмпирических исследований оказались тесно скоррелированными, что позволило нам их объединить. Первая это именно общие для членов группы цели, т. е. такие цели, которые, несмотря на различающиеся качества самих членов, объединяют их [23]. Вторая это общие результаты. Под этим понимается то соображение, что независимо от усилий отдельных индивидов все члены группы достигают успеха или, наоборот, проваливаются [23]. В качестве примера можно привести футбольную команду. Она может представляться как нечто единое целое не только потому, что все члены имеют общую цель и, как правило, к ней стремятся, но и потому, что в итоге проигрывает или побеждает вся команда.
5. Наличие четкой границы с внешним миром [27; 50]. Н. Хаслам с коллегами данную характеристику называют дискретностью, под которой понимают не только наличие у группы четкой и явной границы, но и отсутствие неопределенности относительно того, кто является членом группы, а кто нет [27, 117]. По-видимому, связанной характеристикой является «неизменность» (immutability), которая отражает трудность смены своей групповой принадлежности [27, 118].
6. Взаимодействие между членами группы [34]. Реальными являются такие группы, члены которых интенсивно взаимодействуют друг с другом. Так, в работе Саччи и коллег одним из индикаторов реальности существования группы является признание того, что между членами сообщества имеются «крепкие связи», а другим наличие кооперации [46, 332].
7. Важность группы для ее членов [34]. В данном случае речь идет о субъективной значимости, которую приписывают членству в некоторой группе. Хотя эта характеристика, как правило, связана с общими целями и результатами (например, членство важно потому, что способно принести пользу), в некоторых случаях она может обладать самостоятельной ценностью. В качестве примера можно привести этнические и гендерные социальные категории, принадлежность к которым может восприниматься как нечто важное, хотя и не имеющее прямых выгод.
8. Наличие некоторого скрытого единства, общего признака [27]. Ряд исследователей полагает, что изучение этой и родственных характеристик представляет самостоятельное направление. Так, В. Ишербут и коллеги отделяют работы, посвященные «целостности» и «реальности» группы, от исследований процессов «эссенциализации» социальных образований[9]. Основой для последних выступает разделение двух типов категорий «естественных видов» (natural kinds) и «человеческих артефактов» (human artifacts) [51,2]. Представление о «естественных видах» отсылает к некоторой сущности, имеющей обычно биологическую природу. Напротив, к человеческим артефактам относятся категории, сконструированные людьми в отсутствие какой-либо биологической или природной основы. Исследования в рамках когнитивной науки и психологии развития показали, что восприятие и мышление о данных категориях происходит по-разному [51,2]. Соответственно, ключевой вопрос для современных социально-психологических исследований состоит в том, в какой степени и при каких обстоятельствах социальные образования «эссенцализируются», т. е. воспринимаются как «естественные виды» [26; 27]. Подобные «эссенциалистские» характеристики задействуется и в других исследованиях так, Катима и коллеги полагают, что за некоторыми социальными образованиями может разглядываться какая-то сущность, которая кажется настолько глубоко укорененной, что находится за пределами человеческого контроля и воздействия [31, 149].
Примечательно, что те же характеристики, которые предположительно способствуют восприятию «реальности» и «целостности» группы, также могут влиять и на ее эссенциализацию. Так, в исследовании Н. Хаслама и коллег показано, что эссенциализации социального образования способствуют упомянутые нами характеристики стабильности (неизменности) и наличия четких границ [27, 119]. Более того, указанное исследование показало, что за множеством характеристик социальных образований стоит два фактора, обозначенных как «целостность» и «естественность» (naturalness). Полагаем, именно последний фактор связан преимущественно с представлением о «естественных видах», он определяется следующими характеристиками сообщества:
наличие границ;
восприятие сообщества естественного, а не искусственного образования;
трудность получения и смены членства в этой группе;
стабильность, т. е. продолжительность существования во времени;
предъявление жестких требований к членам группы [27,117120].
Таким образом, вопрос о том, каким образом «целостность» соотносится с «эссенциализацией», остается открытым. По-видимому, он решается каждым исследователем исходя из его теоретических допущений о том, какие процессы человеческого восприятия социальных образований более фундаментальны: рассмотрение групп и сообществ как чего-то существующего в реальности (в противоположность представлению о сообществе как совокупности индивидов) или как естественных образований (в противоположность сообществам как искусственным образованиям). Исследования Н. Хаслама и коллег скорее свидетельствуют о том, что два измерения «схватывают» две разные и не вполне коррелирующие друг с другом характеристики сообществ. Действительно, некоторые группы и категории рассматриваются как вполне «естественные» (группы по гендерному признаку, расовой принадлежности), тогда как другие как реальные и «целостные» (например, политические группы). И скорее исключением являются группы, которые одновременно воспринимаются и как «естественные», и как «целостные» в указанном исследовании в качестве таковых оказались евреи [27, 121122].
Возвращаясь к обсуждению характеристик, влияющих на приписывание «целостности» группам и сообществам, следует упомянуть результаты, полученные Ликелем и коллегами, позволившие выделить специфические типы групп, характеризующиеся особыми сочетаниями указанных характеристик[10] [34]. Примечательно, что результаты кластерного анализа в целом совпали с обыденными классификациями групп. Иными словами, имеются веские основания полагать, что данные группы в глазах индивидов действительно являются самостоятельными (различающимися) типами[11]. Речь идет о следующих типах групп:
«интимные группы» небольшие по размеру группы близких людей, например, семья или группа друзей;
группы, ориентированные на выполнение некоторой задачи, например, комитеты или рабочие группы;
социальные категории, например, женщины или американцы;
группы, характеризующиеся слабыми связями (свободные ассоциации), например, соседи или любители определенной музыки;
«транзитные» или временные группы, например, люди, стоящие в очереди [34, 229230, 246][12].
Данные группы расположены в порядке убывающей «целостности», т. е. «интимные» группы воспринимаются как самые реальные и «целостные», тогда как временные группы лишенные какой-либо «целостности».
Хотя не вызывает сомнений тот факт, что для социологов представляют интерес социальные сообщества различных типов «от малой группы до миросистемы» [11, 31], нельзя не отметить приоритет социальных образований мезо- и макроуровня. Как следствие чрезвычайно важен вопрос о различиях в восприятии «целостности» сообществ «высоких» уровней. Имеющиеся исследования показывают, что такие различия имеются: например, сообщество евреев воспринимается американцами как более «целостное» по сравнению с католиками, а сообщество латиноамериканцев по сравнению с азиатами [27, 121]. В то же время детальных исследований, позволяющих объяснить обнаруженные различия, мало: совершенно очевидно, что на восприятие социальных образований влияет отношение к их представителям, т. е. ссылки на различия в социально-структурных особенностях могут быть уместны только при «прочих равных». В связи с этим текущие исследования фокусируются либо на группах, к которым принадлежат испытуемые (например, как итальянцы или американцы воспринимают целостность сообщества, соответственно, итальянцев или американцев [46] или как члены англиканской церкви воспринимают собственное религиозное сообщество [47]), либо предпочитают в качестве объекта восприятия использовать фиктивные социальные образования, варьируя их характеристики [46].
Таким образом, поскольку социология обычно имеет дело с реальными, а не специально сконструированными объектами, использование указанных результатов требует большой осторожности.
Обыденные теории сообществ как коллективных акторов
Таким образом, поскольку социология обычно имеет дело с реальными, а не специально сконструированными объектами, использование указанных результатов требует большой осторожности.
Обыденные теории сообществ как коллективных акторов
Одним из источников для второй парадигмы выступают исследования так называемой «Теории психического» (Theory of Mind). Этот термин был введен в 1978 году американскими психологами Д. Премаком и Г. Вудруфом в статье об интенциональности у приматов. Они отмечали, что у индивида имеется такая «теория», если он приписывает ментальные состояния самому себе и другим. «Система умозаключений такого рода рассматривается как теория, во-первых, потому что такие состояния непосредственно не наблюдаемы, и, во-вторых, потому что такая система может использоваться для осуществления предсказаний, особенно поведения других организмов Чаще всего мы приписываем такие состояния, как наличие целей и намерений» [45, 515, цит. по: 44, 152]. В настоящее время общепринятым является положение, что наличие у индивида «Теории психического» означает его способность понимать действия другого в терминах его желаний, мыслей, убеждений (которые могут быть как истинными, так и ложными) и эмоций[13].
Не менее важным источником для данной парадигмы является работа Хайд ера и Зиммель [28; 29], в которой исследователи показали, что люди используют понятие интенциональности, а также делают умозаключения о внутренних состояниях действующих (желаниях, намерениях и чувствах) для того, чтобы упорядочить и описать поток поведенческих данных, даже если эти данные характеризуют движение геометрических фигур.
Несмотря на то, что указанные работы появились достаточно давно, систематические исследования «наивных» теорий коллективных акторов (агентов) появились гораздо позже. В качестве возможной причины Б. Малле указывает на имеющееся среди философов XX века скептическое отношение к возможности существования «группового сознания» или «группового разума» (group mind). «Но, конечно, неважно, существует ли на самом деле групповой разум. Важно то, приписывают ли люди ментальные состояния группам и объясняют ли они поведение групп ссылкой на их психические состояния. Не должно быть никаких сомнений, что люди действительно осуществляют такое приписывание» [37, 194]