Большой репрессивностью санкций в сочетании с расплывчатостью диспозиций, граничащей с юридической безграмотностью, отличался печально известный Закон от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и о кооперации и укреплении государственной (социалистической) собственности». Так, в Законе «приравнивалась» путем законодательной аналогии колхозная собственность к государственной. Без какой-либо дифференциации преступлений на мелкие и крупные была установлена ответственность вплоть до расстрела за хищение такой собственности. Этот Закон применялся во время Отечественной войны и после нее даже за сбор колосков, оставшихся в поле после уборки хлеба (так называемые «колосковые дела»). Угроза, как сказано в Законе, «кулацко-капиталистических элементов» колхозникам с целью заставить их выйти из колхоза или с целью насиль ственного разрушения колхоза приравнивалась к контрреволюционным преступлениям с лишением свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационные лагеря.
Помимо уголовного для массовых репрессий активно использовалось административное законодательство в виде высылки до 10 лет с конфискацией имущества по решению местных исполнительных органов. Так, в постановлении ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» исполкомам краевых (областных) Советов и правительствам автономных республик было дано право принимать все необходимые меры по борьбе с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей). При этом «кулацко-зажиточным элементам» запрещалось продавать как собственное имущество, так и продукты сельского хозяйства. При самовольной распродаже имущества «кулацких хозяйств» райсоветы имели право на «немедленную конфискацию имущества». Сами понятия «кулак», «кулацко-зажиточный элемент», «кулацкое хозяйство» нормативно не определялись и на местах трактовались весьма широко и произвольно[158]. В результате репрессивное «раскулачивание», само по себе антиконституционное, охватило, по официальной статистике, не только 4,2 % кулаков, но и 15 % иного сельскохозяйственного населения, главным образом середняков. «Антикулацкое» уголовное законодательство исходило из сопринадлежности крестьян к «кулакам» и «зажиточным» элементам, чему способствовало тогдашнее законодательство о социально опасных элементах, преступлений не совершивших, но высылке подлежащих.
В 1935 г. отменяется ст. 8 Основных начал, предоставлявшая союзным республикам право определять минимальный возраст уголовной ответственности. По Закону от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью несовершеннолетних» несовершеннолетние привлекались к ответственности за кражи, насильственные преступления и убийства, начиная с 12 лет, как было сказано в законе, «с применением всех мер уголовного наказания». Поскольку с 30-х годов уголовные законы издавались главным образом Союзом ССР, а не республиками, то оставалось неясным, отменяли ли в республиках более поздние общесоюзные законы Основные начала 1924 г., где минимальный возраст составлял 14 лет и к несовершеннолетним не применялась смертная казнь, ссылка, высылка и другие наказания.
Ужесточение уголовных репрессий осуществлялось и введением постановлением ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1936 г. лишения свободы, тюремного заключения наряду с прежним местом отбывания в исправительно-трудовых лагерях двух режимов. Постановлением ЦИК СССР от 2 октября 1937 г. был повышен максимум лишения свободы с 10 до 25 лет. В 1939 г. было отменено условно-досрочное освобождение заключенных от дальнейшего отбытия наказания.
Единственным исключением из полностью сверхрепрессивного уголовного законодательства 30-х годов оказалась новая общесоюзная норма о погашении судимости со сниженным против республиканских норм сроком погашения. Возможно, она была вынужденной из-за огромного числа судимых граждан.
В 1936 г. принимается новая (сталинская) Конституция СССР. Законодательство об ответственности за преступления передается в исключительное ведение СССР. Суверенные союзные республики были лишены права на собственные уголовные законодательства на своей территории. В самой Конституции мы находим целый ряд прогрессивных нормативных установлений, в том числе и по уголовному законодательству. Во исполнение их в 1938 г. принимается Закон о судоустройстве. Последний отменил ст. 22 Основных начал, позволявшую ссылать и высылать лиц, не совершивших преступлений либо оправданных за них. Но Закон о судоустройстве не отменил невиновное привлечение к ответственности. Так, согласно ч. 2 ст. 1 постановления ЦИК СССР от 8 июля 1934 г. «О дополнении Положения о преступлениях государственных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления», статьями об измене Родине совершеннолетние члены семьи изменника Родины, совместно с ним проживающие или находящиеся на его иждивении, только на этом основании подлежали высылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет. Абсолютно определенная санкция 10 лет лишения свободы была установлена за недонесение со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенной измене. Конституция СССР и Закон о судоустройстве не помешали практике необоснованных, беззаконных репрессий. Количество осужденных с 1936 по 1937 г. за контрреволюционные преступления выросло в десять раз.
Во второй половине 30-х годов прошла серия судебных процессов над высшими руководителями партии и государства. 16 января 1935 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР вынесен приговор по делу о так называемом «Московском центре», по которому были осуждены Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов и др. 27 июля 1935 г. Л. Б. Каменев вторично осуждается по «кремлевскому делу». 13 марта 1938 г. по так называемому делу «антисоветского правотроцкистского блока» осуждены Н. И. Бухарин, А. П. Рыков и др. Руководителям якобы контрреволюционных групп, как правило, предъявлялись обвинения в измене Родине, террористической деятельности, шпионаже, вредительстве, диверсии, создании контрреволюционной организации. Рядовым членам группы инкриминировалась преимущественно «подготовка террористических актов», за что они приговаривались к расстрелу с исполнением приговоров в день их вынесения.
Самым распространенным было обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, которая выражалась в «клевете на руководителей партии и государства», высказывании недовольства условиями жизни трудящихся, «восхвалении» жизни в капиталистических государствах. Антисоветской агитацией и пропагандой считалось любое выступление в защиту «врагов народа», включая высказывания простого человеческого сочувствия им. Особенно рьяно преследовалось по ст. 5810 УК «непочтительное упоминание имени Сталина»[159].
Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде партии, 70 % были арестованы и расстреляны в 19371938 гг. как «враги народа». Из 1966 делегатов того же съезда с решающим и совещательным голосом было осуждено за контрреволюционные выступления более половины 1108 человек[160].
Таким образом, уголовное законодательство 30-х годов оказалось поистине кровавым, отбросившим принципы законности, гуманизма и справедливости в средневековую бездну. Во-первых, вопреки принципу демократизма и суверенности союзных республик, они были лишены права на издание собственных уголовных кодексов. Во-вторых, вопреки принципу законности, исходящему из того, что основанием уголовной ответственности может быть исключительно совершение преступления, а не опасная личность в виде «врагов народа», «кулацко-зажиточных элементов» и пр., акцент в уголовном законодательстве этого периода был сделан именно на «опасную личность», не совершившую конкретного преступления.
В-третьих, грубо нарушался принцип личной ответственности и вины, когда уголовной (не говоря уже о десятилетней административной) высылке подвергались лица, не виновные в совершении преступлений другими лицами (так называемые «ЧСИР» члены семьи изменника Родины). В-четвертых, в противовес принципу гуманизма была установлена уголовная ответственность с 12-летнего возраста, лишение свободы повышено до 25 лет, введено тюремное заключение, отменено условно-досрочное освобождение. В-пятых, в отступление от принципа категоризации преступлений и дифференциации ответственности посягательства на государственную собственность преследовались без учета тяжести ущерба. Преступления против государственной собственности, против представителей власти карались несопоставимо строже, чем преступления против жизни и здоровья граждан. За хищение суд мог вынести расстрел, за умышленное убийство 10 лет лишения свободы.
К сказанному можно добавить, что еще более вопиющие формы произвола и беззакония были допущены при реализации уголовной репрессии в правоприменительной сфере. Это выразилось: в активной деятельности внесудебных органов (троек, особых совещаний); в игнорировании принципа презумпции невиновности, в придании признанию обвиняемым своей вины качества «царицы доказательств»; в организации «ударных кампаний» по борьбе с определенными категориями преступлений, что вело к быстрой переполняемости мест лишения свободы, а вслед за тем широкому распространению условного освобождения, иногда принимавшему характер «разгрузки тюрем»; в фальсификации материалов следствия и суда, применении пыток к обвиняемым (возможность применения пыток была узаконена в 1937 г., чуть позже несколько заводов страны было перепрофилировано на производство орудий пыток); в поощрении провокаций, доносительства, оговоров и самооговоров; в чудовищных злоупотреблениях по отношению к осужденным со стороны администрации мест лишения свободы.
В результате тотального террора, граничащего с геноцидом, жертвами уголовной репрессии в России в тот период времени стали миллионы людей. О масштабах репрессии некоторое представление дают статистические данные о контингенте заключенных, содержавшихся в подразделениях системы ГУЛАГа. Следует только иметь в виду, что эта статистика не включает количество лиц, приговоренных к расстрелу, отбывавших лишение свободы в тюрьмах и лагерях НКВД, отбывавших наказание в виде ссылки или высылки, и некоторые другие категории осужденных.
По состоянию на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. Общий контингент заключенных, содержащихся только в лагерях ГУЛАГа, определялся, по данным централизованного учета, так: 1934 г. 510 307, 1937 г. 820 881, 1940 г. 1 344 408 человек. Удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключенных ГУЛАГа составлял: в 1935 г. 16,3, 1938 г. 18,6, 1940 г. 33,1 %[161].