(Вот значит и наши пожилые мудрецы так и думают раз «не жили богато нечего и начинать»).
Но именно этого-то баран и не мог выполнить. Именно «сословие» -то его и мучило, не потому, что ему худо было жить, а потому, что с тех пор, как он стал сны видеть, ему постоянно чуялось какое-то совсем другое «сословие».
Он не был в состоянии воспроизвести свои сны, но инстинкты его были настолько возбуждены, что, несмотря на неясность внутренней тревоги, поднявшейся в его существе, он уже не мог справиться с нею.
Тем не менее, с течением времени, тревоги его начали утихать, и он как будто даже остепенел. Но успокоение это не было последствием трезвого решения вступить на прежнюю баранью колею, а, напротив, скорее свидетельствовало об общем обессилении бараньего организма. Поэтому и пользы от него не вышло никакой.
Баран, очевидно, с предвзятым намерением, с утра до вечера спал, как будто искал обрести во сне те сладостные ощущения, в восстановлении которых отказывала ему бодрственная действительность
В то же время он с каждым днем все больше и больше чах и хирел, и наконец сделался до того поразительно худ, что глупые овцы, завидев его, начинали чихать и насмешливо между собой перешептываться. И по мере того, как неразгаданный недуг овладевал им, лицо его становилось осмысленнее и осмысленнее. Овчары все до единого жалели о нем. Все знали, что он честный и добрый баран, и что ежели он не оправдал хозяйских надежд, то не по своей вине, а единственно потому, что его постигло какое-то глубокое несчастье, вовсе баранам не свойственное, но в то же время, как многие инстинктивно догадывались, делающее ему лично великую честь. (Вероятно, умных баранов чествуют, так и у нас в людском «сословии», чествуют особо одаренных и умных, но по советам умных людей никто не поступает, а все советы умных людей перековеркают и употребят не по назначению).
Сам Иван Сазонович сочувственно относился к страданиям барана. Не раз овчар Никита намекал, что самая лучшая развязка в таком загадочном деле нож, но Растаковский упорно отклонял это предложение.
Плакали мои денежки, говорил он, но не затем я их платил, чтобы шкурой его воспользоваться. Пускай своей смертью умрет!
И вот вожделенный момент просияния наступил. Над полями мерцала теплая, облитая лунным светом, июньская ночь; тишина стояла кругом непробудная; не только люди притаились, но и вся природа как бы застыла в волшебном оцепенении.
В бараньем загоне все спало. Овцы, понурив головы, дремали около изгороди. Баран лежал одиноко, посередке загона. Вдруг он быстро и тревожно вскочил. Выпрямил ноги, вытянул шею, поднял голову кверху и всем телом дрогнул. В этом выжидающем положении, как бы прислушиваясь и всматриваясь, простоял он несколько минут, и затем сильное, потрясающее блеянье вырвалось из его груди
Заслышав эти торжественно-агонизирующие звуки, овцы в испуге повскакали со своих мест и шарахнулись в сторону. Сторожевой пес тоже проснулся и с лаем бросился приводить в порядок всполошившееся стадо. Но баран уже не обращал внимания на происшедший переполох: он весь ушел в созерцание.
Перед тускнеющим его взором воочию развернулась сладостная тайна его снов
Еще минута и он дрогнул в последний раз. Засим ноги сами собой подогнулись под ним, и он мертвый рухнул на землю.
Иван Сазонович был очень смертью его огорчен.
И что за причина такая? сетовал он вслух, все был баран как баран, и вдруг, словно его осенило Никита! ты пятьдесят лет в овчарах состоишь, стало быть, должен дурью эту породу знать: скажи, отчего над ним такая беда стряслась?
Стало быть, «вольного барана» во сне увидел, ответил Никита, увидать-то во сне увидал, а сообразить настоящим манером не мог Вот он сначала затосковал, а со временем и издох. Все равно, как из нашего брата бывает
Но Иван Сазонович от дальнейшего объяснения уклонился.
Стало быть, «вольного барана» во сне увидел, ответил Никита, увидать-то во сне увидал, а сообразить настоящим манером не мог Вот он сначала затосковал, а со временем и издох. Все равно, как из нашего брата бывает
Но Иван Сазонович от дальнейшего объяснения уклонился.
Сие да послужит нам уроком! похвалил он Никиту, в другом месте из этого барана, может быть, козел бы вышел, а по нашему месту такое правило: ежели ты баран, так и оставайся бараном без дальних затей. И хозяину будет хорошо, и тебе хорошо, и государству приятно. И всего у тебя будет довольно: и травы, и сена, и комбикорма. И овцы к тебе будут ласковы Так ли, Никита?
Это так точно, Иван Сазонович! отозвался Никита.
Вот и сказочке конец, а кто слушал молодец! такая присказка бывает после рассказанной байки. Но присказка присказкой, а выводы делать нам.
Велики были наши классики, так что надо читать Классическую литературу и набираться мудрости. Кто написал сказочку эту, вы, может, и не догадаетесь, а я могу вам ответить, если спросите.
Время разнообразно
Проходит наша жизнь. Время стирает нашу память такую медную доску с выгравированными на ней письменами. Письмена сглаживаются, оставляя поначалу отдельные слова, образы и мы помним только частички из прошлых событий; а потом совсем стираются все надписи на медной памяти табличке и мы что-то такое похожее вспоминаем: отдельные буквы от слов, образов, но уже не в силах восстановить события ушедшего прошлого.
Нет ничего продолжительнее Времени, так как время это мерило вечности. И в тот же момент, нет ничего короче его, так как всегда его недостаточно для наших проектов и начинаний. Все люди, по опыту, пренебрегают временем, не смотрят на него и его не замечают, когда увлечены новым делом, начиная новое дело. А потом все люди сожалеют, что утратили время, которого так не хватает вдруг.
Мы приходим и уходим, и каждый миг приносит на Землю тысячи нас и уносит тысячи. Земля она как пристань, пристанище для странников, блуждающая в бесконечном Космосе планета, на которой останавливаются и с которой улетают миллионами души, как караваны перелетных птиц.
Потеря времени тяжелей всего кажется для того, кто много знает. А порядок, расстановка-распределение дел учит время сберегать. Дисциплина мать победы, по словам Суворова.
Как в море льются воды,
Так в вечность льются дни и годы.
Моих врагов червь кости сгложет
А я пиит я не умру (быть может)
В могиле буду я, но буду говорить.
Так говорил поэт Державин в свое время. Если время самая драгоценная вещь, то растрата его является самым большим мотовством, поддержал его писатель.
Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде кровь лилась рекою,
И прежде плакал человек
Сказал пессимистично Карамзин. «Солнце течет и ныне по тем же законам, по которым текло до явления Христа-Спасителя: так и гражданские общества не переменили своих уставов; все осталось, как было на Земле и как иначе быть не может» так он, Карамзин, пояснил свой пессимизм.
Люди никогда не довольны настоящим (мечталось же о лучшем) и, по опыту, имея мало надежд на будущее, украшают невозвратимое прошлое всеми цветами своего воображения, разукрашивая воспоминания свои.
Что было, то не будет вновь! Любовь не может повториться. Что пройдено, то будет мило, провозгласил известный Пушкин, не подтверждая пессимизм Карамзина.
Какое горе не уносит время, какая страсть уцелеет в неравной борьбе с ним? Проходит и любовь и горести и печали, новое время несет новое и всё другое. Старое забывается напрочь. Из всех критиков самый великий, самый гениальный и самый непогрешимый Время. Гибнет в потоке времени всё то, что лишено зерна жизни и что, следовательно, не достойно жить.
Глазами Мышки
Мы наделяем животных своими человеческими чувствами.
Лиса у нас хитрая, как все знают, она съела колобка, она и волка обманула, когда предложила ловить рыбку в проруби хвостом, а хвост волка примерз во льду. Обманула и старика, притворилась мертвой, и старик положил её в телегу с рыбой, а она рыбу выкинула по дороге и сама убежала. Приехал старик домой и ни лисы, ни рыбы. Лиса обманула ворону с сыром: та каркнула, сыр выпал, с ним была «плутовка» такова!
Заяц у нас трусливый. Говорят, он боится каждого шороха и быстро убегает, он шустрый, все время выкручивается и убегает от волка в мультике «Ну, погоди».
Медведь, наоборот, медленный, неповоротливый, «увалень» косолапый.
А мышка? Она «норушка», в норке живет. Вот мышка, она и умная, на разные хитрости способная. Чтобы молоко из банки достать, мышки друг друга за хвостики держат, а еще они залазят на самые высокие полки, друг на друга по плечам, строя «пирамиды». Мышка бегает везде и не вовремя: бежала-бежала, хвостиком махнула и яичко столкнула со стола, так что оно упало и разбилось.
Время у нас это такая неопределенная штука. Одному кажется долгим. Другому наоборот. Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно наделяет нас рассеянностью, когда спешим, мы забываем то одно, то другое, а время убегает, так что его не вернуть. Возможно даже, что существует два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует. Со временем все меняется, меняемся мы сами, меняется природа.
Человек живет недолго. А животные еще меньше. Например, мышки живут 2 (два) года. Когда наши 70 80 лет, в глазах мышки, проходят быстро, за два года, тогда месяц проходит за 3 дня. А наш день, для мышки, проходит за 12 минут. Это если два года разделить на 80.
Всё, конечно, не так, и всё гораздо сложнее и проще, в то же время. И сердечко у мыши бьется быстрее, быстрее происходит обмен веществ в организме. Все события кажутся, становятся такими большими и важными.
Во-первых, весь мир состоит из запахов. И он большой, потому что запахов в нем очень много. Это не только те запахи, что были в раннем детстве, когда мышка родилась еще слепая и в норке (дома) были все «родные» знакомые запахи: земля вокруг, трава-подстилка, по которой мышата ползали, и запах Мамы, большой мыши. Запахи мира разные и опасные, пугающие.
Уже через месяц мышка вышла в тот мир, который доносил свои запахи из выхода норки. Вокруг были листья, упавшие с деревьев, (довелось же ей родиться под самую зиму, глубокой осенью), и корни дерева, под которым и была мышиная нора.
Дерево стояло на опушке, перед большим полем, на котором росла пшеница, именно её запах был «вкусный», пшеничные зерна приносила им Мама-мышь. Зерна были даже в колосьях, которые надо шелушить, грызть и отрывать лепестки шелухи, чтобы добраться до самого зерна, всё детство они к этому приучались «грызть». Они бегали с Мамой недалеко и всегда возвращались в норку ночевать. Но случилось, что инстинкт позвал Мышку идти и исследовать дальние просторы мира. Так случилось, что она ушла очень далеко и осталась одна.