Синяя подлунная степь была устелена черными колючими шкурками ежей. Чтоб не поранить подошвы ног о щетину пересохшей травы, верблюжью колючку и сорняки, девушка впервые за месяц экспедиции обула изящные кожаные «римские» сандалии. Роба с удовольствием и приятным томлением в груди помогал обвить ее тугие икры кожаными ремешками под самое колено.
Неуклюжим одногорбым верблюдом, роняющим слюни вожделения, он брел следом за ускользающей гибкой черной фигуркой девушки, раздирал кожу у щиколоток о колючие островки растительности, выжженной палящим солнцем Азова, с досадой думал только об одном: почему они сразу не забрались в его уютную брезентовую берлогу? Зачем нужная эта тягостная прогулка под колючими звездами космоса и неприветливой колючей земле?.. Только ли для того, чтобы взорваться на миг невероятными эмоциями, чувствами и похотью в драном шатре беспечных скитальцев?!
Ушат щербатой луны поливал с чернильного неба холодным мертвенным светом.
Липкой, горячей, будто ртутной влагой, заволакивало глаза. Звуки слились в одно неистовое, монотонное шипение моря, ветра, сухих трав бескрайней степи, стрёкота цикад.
Исчезновение девушки для Роберта стало чем-то непостижимым и невероятным.
Мгновение назад ее черный силуэт в синеве призрачного сарафана маячил в десяти шагах впереди. И вдруг ее манящую гибкую фигурку стёрли, смахнули с густой синевы сумерек.
Величавая громада моря тяжеловесно и неподвижно мерцала внизу, заворачивалась у горизонта в свиток и растворялась завернутым краем в чернильных небесах. Звезды внезапно ярко и остро продырявили небосклон и рассыпались пылью Млечного пути. Неимоверной тяжестью вдруг навалилась и придавила Роберта к земле эта грандиозная и величественная пустота Вселенной, где бесчисленные звезды, астероиды, кометы, планеты, туманности показались песчинками в океане чудовищной необъятности.
На пугающей черной щетинистой приазовской степи больше не существовало волнующего силуэта желанной девушки.
Состояние великана Роберта невозможно было описать, хотя позже он рассказывал об этом мгновении множество раз. Он наивно надеялся, что неутомимый романтик, взрослый ребенок Лина решила поиграть в прятки, пригнулась, затаилась в придорожной канаве. Тяжеловесный, неповоротливый Роба, будто раненый безумный мамонт, обегал петлями и кругами всю ближайшую округу. Прошел вдоль и поперек до ближайшего поселка и обратно, вернулся и перемерил шагами дважды пыльный, колючий равнинный участок степи, тысячу триста на тысячу семьсот метров в каждую сторону, по которому они брели совсем недавно, минут пятнадцать-двадцать назад. Никого не обнаружил, ни единой живой души.
Ни вскрика, ни звука не услышал Роба при внезапном исчезновении девушки.
До рассвета, в отчаянном недоумении и безмыслии, он просидел на кочке, на том самом месте, с которого, как тогда привиделось влюбленному, Лина вознеслась в небеса. Разве можно было как-то иначе объяснить подобное внезапное и бесследное исчезновение человека?
С первыми лучами солнца на помощь Роберту, воющему от горя, сбежались из лагеря копатели. Несчастный ухажер толком не мог объяснить, что случилось. До знойного полудня археологи легкомысленно бродили по степи, развлекались поисками, как всем казалось, сбежавшей Лины. К закату солнца, озадаченные, изумленные, обеспокоенные, поисковики уже тщательно прочёсывали округу, рыли носами землю, обдирали руки ноги, локти колени о жесткую щетину пересохшей травы и кустарник, но девушку так и не нашли.
«Моя боль», К. Луганская, 2004
Вынужденное отступление
На этом абзаце стоит, пожалуй, приостановиться и еще раз предупредить недоверчивого читателя: никакой мистики в данном повествовании нет. Это простая история, весьма реалистичная, быть может, хаотичная в изложении, но вполне, уверяю вас, правдивая и достоверная. Хотя жанр этой короткой повести («рассказ» определение, в данном случае, автору не по нраву!) можно было бы смело назвать «мистическим сюр реализмом».
В прологе следующих приключенческих историй сборника «НЕВОЛЬНИЦА», в двух книгах, в нескольких частях и разных стилях, на сотнях страницах, в этой цепи жутких по своей иногда простоте, иногда изощренности, исчезновений других персонажей, не хотелось бы сразу раскрывать интригу о пропаже несчастной Лины.
В прологе следующих приключенческих историй сборника «НЕВОЛЬНИЦА», в двух книгах, в нескольких частях и разных стилях, на сотнях страницах, в этой цепи жутких по своей иногда простоте, иногда изощренности, исчезновений других персонажей, не хотелось бы сразу раскрывать интригу о пропаже несчастной Лины.
Однако, «подлому» собирателю историй, скрипя всеми петлями заржавленной души, придется это сделать, чтобы заполучить внимание читателя, не расположенного к новомодному фэнтази, переписанного под копирку с западных образчиков, или читателя, пресыщенного иной многостраничной примитивной белибердой, потоком хлынувшей с издательских прилавков, благодаря целой гвардии «рабов» на «писательских» галерах коммерческих «бестселлеров».
Продолжение
Судьба вольной художницы, одинокой дикарки, отчаянной любовницы и неукротимой аферистки Лины трагична до безумия и финал ее короткой жизни жуткая и жестокая случайность. Ночью в приазовской степи девушка провалилась в каменную кишку глубокой карстовой пещеры.
Подобные известняковые провалы, ходы, лазы, с входными отверстиями, как приличных размеров с котлован или карьер, так и совсем крохотных с дырку от бублика, на подобие запутанных, невероятных лабиринтов огромных и малых протяженностей и разветвлений, что пронизывают весь Крым и Приазовье, будто норы гигантских кротов.
«Лина», М. З. Серб, 2015
По дороге из Симферополя, за несколько километров до шоссейной развилки к Ялте и Алуште притаилась в невысоком горном массиве грандиозная сеть подобных карстовых пещер и провалов. Одна из них, под названием Бездонка14, начинается с гигантской воронки метров в триста, сходится в жерло метров в двадцать в диаметре и обрывается вниз вертикальным провалом метров на двести вглубь земли.
Несчастная Лина, быть может, в самые романтические и счастливые минуты своей жизни, провалилась в малую копию такой «бездонки».
Дыра в известняковом плато, метр на метр в горловине, была затянута плотным, жёстким травяным покровом, переплетенной сетью корневищ кустарника и травы. Девушка рухнула в каменную кишку, пролетела вертикально метров пять вниз, обдираясь об острые уступы, проскользила еще глубже метров семь под уклон и застряла ногами в узкой шипастой ловушке, будто прорытой гигантской сколопендрой, размером с анаконду15.
Можно было стоять на поверхности земли рядом с этим провалом, вновь прикрытым плотным покровом корневищ, будто резиновым клапаном, и не найти эту смертоносную ловушку, буквально, под собственным носом.
Ободранная об острые уступы стенок известнякового провала, окровавленная, растерзанная, со сломанными ногтями на руках несчастная Лина, вероятно, взывала о помощи. Но ее жалобных воплей и криков из жуткого змеиного лаза никто не услышал. Выбраться из каменной западни девушка сама не смогла.
Неделя поисков исчезнувшей Лины ничего не дала. С милицией, с местными добровольцами и помощниками, с собаками и поодиночке, археологи обошли всю округу по несколько раз. Налаженная бесшабашная, беспечная экспедиционная житуха «черных» копателей развалилась, расстроилась, рухнула окончательно и бесповоротно.
Многие полагали, что недоразумения (внезапное исчезновение девушки еще не считали трагедией!) в экспедиции начали развиваться гораздо раньше: с момента вскрытия в тот роковой вечер «сосуда для слез». С каждым днем кто то из копателей тихо спивался в одиночестве в палатке, кто загулял в ближнем поселке с отдыхающими девицами, кто перессорился, подрался с местными виноделами и угодил в милицию, кто и вовсе благоразумно убрался по добру по здорову домой, но в полном душевном расстройстве.
Нашлась, правда, безразличная к общей трагедии, злобная, эгоистичная дама. Звали ее Лера, по паспорту Валерия. Циничная археологиня из дальнего Подмосковья, подруга одного из пришлых, сезонных копателей. Через пару дней с момента исчезновения Лины циничная Валерия уже откровенно злорадствовала, радовалась, как ей казалось, позорному бегству напыщенной пустышки, поиздевалась над увальнем Робой, откровенно предлагая себя взамен.
Холодная, будто каменное изваяние, вовсе не уродка, Лера с первых же дней экспедиции тихо и злобно приревновала Элину ко всем мужчинам экспедиции.
Холодная, будто каменное изваяние, вовсе не уродка, Лера с первых же дней экспедиции тихо и злобно приревновала Элину ко всем мужчинам экспедиции.
И воспылала невероятной тайной страстью к красавцу атлету, полагая, что именно ее совершенное, тоже подкаченное железом и гимнастикой «фитнеса» тело более достойно обладания мускулистым, «рельефным», уже не юношей, но еще не мужчиной, но весьма привлекательным геологом. К вечеру следующего дня злобствующая мегера Валерия, не дождалась оживления безумного Робы, рассталась со своим «бой френдом» водителем-дальнобойщиком из Рязани и смело перетащила свои вещи в палатку к «греческому» атлету.
«Археологиня», М. З. Серб, 2015
Еще через трое суток безрезультатных поисков, без сна и отдыха, на грустных, «поминальных» посиделках у костра Валерия цинично высказала предположение, что местные «абреки» похитили и принесли своим языческим духам кровавую жертву «красотку Лину».
Утром, вполне обыденно, будто ничего особенного не случилось, по деловому, зная, что кинооператор Роберт всерьез увлекся археологией, Валерия, профессионал в своем деле, сняла кальку со схемы античного захоронения и с презрительной ухмылкой подарила копию несчастному влюбленному, посоветовав использовать «этот забавный сюжетец в киношке». Впрочем, уже к вечеру, неуемная в своей тайной радости, археологиня искренне пожалела посеревшего от горя и страданий Роберта, попыталась его успокоить, страстно нашептывая ему на ухо на посиделках перед костром, что «его милашка художница», легкомысленная дикарка Лина попросту сбежала в Керчь на «плэнер», на зарисовку своих «шизоидных» «сюриков».
Вольный отпуск кинооператора Воротова бесславно заканчивался. Через неделю намечались киносъемки в Одессе, куда, разбитый морально и физически, обескураженный Роба, в полном отчаянии и горьком одиночестве, отправился на пароме через пролив, затем, минуя древний город Пантикапей, поездом отъехал в Симферополь, где и объединился с запойными киношниками, чтоб как-то унять щемящую тоску по несостоявшейся любви.