В июне 1976 года в Соуэто прошла демонстрация школьников и студентов, которая вылилась в то, что теперь называют «Soweto uprising», соуэтским восстанием. Массовые выступления начались после того, как власти решили ввести в негритянских школах обучение на африкаанс. Точнее так: на африкаанс должны были преподаваться математика и общественные науки, на английском естественные науки и то, что у нас называют слово «труд», а на местных языках религия, музыка и физкультура. Дети ответили шумными акциями под лозунгом «To hell with Afrikaans». Эти слова писали на картонках и фанерках, они есть в Мемориале Гектора Петерсона. Гектор двенадцатилетний мальчик, которого во время демонстрация застрелила полиция; он стал героем. По музею водят группы школьников, они смотрят на оружие полицейских, огромные чёрно-белые фотографии насилия и читают вслух, под руководством учителя, освободительные тексты. В туалете музея висит контейнер для бесплатных презервативов (правда, пустой) в стране каждый пятый ВИЧ-инфицирован. У мемориала ряды с сувенирами. Продавцы настойчивы, но не привязчивы. Один, узнав что я из России, сказал «dobryden» и пытался продать мне оранжевую рубаху, которая мне была ужасно велика, но он убеждал, что так и надо. Напротив сидели пожилые женщины, торговавшие бусами, серьгами и прочим, сплетённым из разноцветного бисера. Я купил бирюзово-оранжево-белый браслет, надел его, и гид-водитель сказал мне: «Zulu boy».
Недалеко от Йоханнесбурга есть Львиный парк, Lion Park для тех туристов, которым недосуг ехать в Национальный парк Крюгера. Там живут не только львы, но и страусы, жирафы, гиены, гепарды, читы, зебры и антилопы спрингбоки, блесбоки, гемсбоки, импалы и гну. Детёныши гиен и львов живут вместе в специальном вольере, вход в который доступен всем. Человеческие дети не отходят от детёнышей ни на шаг: и львят, и гиенят можно даже погладить главное, не около хвоста, и возле головы не стоит. Маленькие львы на зрителей не обращают никакого внимания и только дышат языками от жары; у детёнышей гиены лежат на земле длинные и тонкие половые органы: как у мужских особей, так и у женских в этом смысле их отличить трудно.
Недалеко от Йоханнесбурга есть Львиный парк, Lion Park для тех туристов, которым недосуг ехать в Национальный парк Крюгера. Там живут не только львы, но и страусы, жирафы, гиены, гепарды, читы, зебры и антилопы спрингбоки, блесбоки, гемсбоки, импалы и гну. Детёныши гиен и львов живут вместе в специальном вольере, вход в который доступен всем. Человеческие дети не отходят от детёнышей ни на шаг: и львят, и гиенят можно даже погладить главное, не около хвоста, и возле головы не стоит. Маленькие львы на зрителей не обращают никакого внимания и только дышат языками от жары; у детёнышей гиены лежат на земле длинные и тонкие половые органы: как у мужских особей, так и у женских в этом смысле их отличить трудно.
Жирафа мы кормили, поднявшись на специальную деревянную вышку, сухими шариками корма, который продают тут же. Когда жираф понял, что больше мы ему ничего не дадим, он тщательно очистил себя от крошек: сначала засунул свой длинный синий язык глубоко в одну ноздрю, потом в другую, и, покачиваясь, отплыл.
Антилоп, зебр и львов отправились наблюдать в фургоне-клетке: на свободе тут звери. Зебры, когда мы остановились возле них, дружно повернулись задом и приняли неподвижную оборонительную позицию, уставившись в разные стороны. Рогатые антилопы паслись вдалеке, а гид, местный чернокожий зоолог, рассказывал про их отличия и дружелюбие одного из видов (стыдно забыл, какого): даже во львах они не видят опасности, доверчиво подходят к ним: «Hi, lions! How are you today?» так он изобразил их поведение. Ещё я узнал, что гепарды хоть и относятся к семейству кошачьих, но имеют много общего с собачьими. А гиены наоборот: похожи на собак, но по строению черепа близки к кошкам.
Передвигаться по открытым пространствам парка можно на собственной машине но никуда из неё не выходя. Предосторожности не лишние. Девять лет назад, рассказал гид, приехала чета китайцев. Мужу захотелось подойти ко львам поближе, чтобы снять их крупным планом. Он вышел к животным, те его съели; жену, которая отправилась его спасать, съели наполовину. С тех пор прайд, который это сделал, называют «Chinese Taken Away». В другом прайде два взрослых самца: редкий, как нам сказали, случай; они братья и сумели договориться. Ещё один прайд белых львов, его глава Лицаци был огромным (сказали, самый большой белый лев Африки). Взгляд Лицаци был завораживающе безразличен. Там, где живут львы, растут деревья. Зашумели птицы, и белые львицы, не обращая на нашу машину никакого внимания, потянулись на звуки. Свою обычную пищу львы едят раз в неделю, но и сытые опасны. А сношаются они пятьдесят раз в день правда, по пять секунд. Я бы так не смог.
В кафе за чаем нам рассказывала о парке девушка по имени Мэнди. На экране висящего под потолком телевизора обнимался и катался по траве со львами и гиенами её муж Кевин. Он зоолог и режиссёр, который снимает про своих друзей документальные фильмы. «Не знаю, смелый он или просто тупой», пошутила Мэнди. Туалет возле кафе разделялся на «Lions» и «Lionesses».
***
От мюзикла «Умоджа» я ожидал этнографическо-туристической тоски. Совершенно зря: он оказался иллюстрированной историей южноафриканской музыки. Невероятно пластично двигаются в бисерных костюмах женщины с мощными, но очень притягательными ногами и небольшими обнажёнными грудями. Бьют в барабаны мощные самцы в звериных нарукавниках и юбках. Потом все они переодеваются в пиджаки и платья в стиле пятидесятых или длинные белые балахоны и танцуют, танцуют, и поют, поют. Слова самые простые, ведь для песни достаточно самых простых слов, а точными их делает музыка.
Слово «умоджа» (это суахили) означает что-то вроде духа совместности, соборности, если по-русски; но соборность эта какая-то первобытная, начальная, и по определению жизнерадостная. К тому же слово «соборность» выдуманное, а слово «умоджа» нет. Наверное, лучше перевести его как «мир» в людском значении. Публика в зале, которая временами подпевала во весь голос и тоже чуть не пускалась в пляс, и белая, и чёрная, в большинстве своём юная. И белые, и чёрные сидели рядом, но в одной компании либо только белые, либо только негры. Так везде в магазинах, в ресторанах, на улицах. Апартеид кончился, люди живут вместе, но вряд ли совместно; совместно они работают. Белое население страны сокращается; и будет жаль, если Южная Африка станет в будущем исключительно негритянской, потому что в совместности её красота и сила.
В Африке я, человек филологичный, вдруг понял, что смог бы жить среди другого языка, и утрата языковой идентичности не станет для меня критической (раньше я не задумывался о том, что для множества людей это является каждодневной реальностью). Человека связывает с другими не только язык, и для жизни достаточно самых простых слов. Это будет, возможно, полуживотным состоянием но как раз в той степени, когда разница между человеком и животным отчётливо видна. Тонкие оттенки смыслов это необязательная роскошь. Я привык в ней жить, но она мне ничем не обязана. Правда, людей разъединяют не только языки, и моё желание присоединиться к чужому не означает, что меня примут.
На следующий день я стоял в йоханнесбургском аэропорту перед сувенирным магазином Out of Africa и думал о том, что его название (в честь известного фильма) точно передает отношение к Африке европейцев: место, куда можно съездить надолго или ненадолго, но откуда нужно обязательно возвращаться. Но я бы жил там, мне захотелось стать негром. И это не было желанием стать другим наоборот, это было близко к желанию быть самим собой. Тем более, что я не знаю в точности, что такое быть самим собой.
Стамбул в декабре 2008 года
Когда плывёшь от Эминёню ли к Бешикташу, от Бешикташа ли к Ускюдару, от Каракёя ли к Кадыкёю, Стамбул раскрывается как книга, как свиток, где каждый дом отдельный знак, отдельная неведомая буква, заключающая в себе целую историю. Не зная языка, я воспринимал эти истории зрительно, как криптограммы. Каждый знак отличался от другого, и общего у них было то, что они составляли эту книгу, этот город. И истории, которые приключились с нами за пять стамбульских дней, были также отдельны, но складывались в цельный узор как листья и разноцветные васильки на расписных мисках с Большого базара.
проблемо
В Каракёе мы купили телефонную карточку и акбиль и спустились в подземный переход, чтобы выйти к трамваю. В переходе с закрытыми магазинами к лестнице, ведущей наверх, побежал мальчик-чистильщик обуви со своей коробкой через плечо и уронил щётку. Ксеня подняла её и окликнула его. Мальчик сначала долго благодарил, склоняя голову и прижимая руку к сердцу, потом без перехода стал предлагать услуги и, склонившись в излишне вежливом поклоне, быстро мазнул Ксенины коричнево-чёрные ботинки чёрной ваксой, указал пальцем: «Проблемо! Мадам проблемо!» Когда мы поднялись, то очутились у выхода с трамвайной остановки и поняли, что чистильщик никак не мог побежать туда по своей надобности и что он точно угадал, что мы в первый раз в Стамбуле. По крайней мере, в первый раз в этом подземном переходе.
кошки, собака
Нам повезло с погодой. Мы гуляли по тёплой набережной вдоль улицы Кеннеди, смотрели на сверкающее под ясным небом Мраморное море всё в кораблях, на одиноких мужчин с поднятыми воротникамими курток, на сидящих на чёрных прибрежных камнях кошек, наблюдали собаку, брошеный пикап, вынутые на берег лодки рыбаков.
важность
В кафе в Эминёню мы ели чорбу и кёфте, пили чай, а повар и официант смотрели, как мы едим. На Диван-Йолу зазывала, превратившийся в официанта, смотрел на нас тоже, и некоторое беспокойство в его глазах сменилось спокойствием, когда мы насытились и похвалили еду. Ему это было важно.
галатский мост
Удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки, удочки.
лобстер
Под удочками рыбные рестораны. Мы приценились к одному из выставленных меню, и нас тут же подхватил дородный официант.