Хотя до 1861 года в России существовала значительная прослойка свободных лично землевладельцев, господствовал строй, который в точном соответствии с учением Маркса следует определить как рабовладельческий.[34] Основной производитель крестьянин находился в частной собственности помещиков, крестьян продавали и покупали оптом и в розницу, с землей и на вывоз, как скот.
При «расщепленной» феодальной собственности каждый из феодалов лишь «держит» свою территорию под условием верности сеньору и передачи ему части дани, собираемой с крестьян и своих вассалов.
Крестьянин (или крестьянская община) не собственник земли, он не может ею распорядиться, но помещик тоже не может согнать его с земли (хотя и такое бывало, как, например, в Англии, когда «овцы сожрали людей»), а потому крестьянин тоже считает землю «своей».
Хотя до 1861 года в России существовала значительная прослойка свободных лично землевладельцев, господствовал строй, который в точном соответствии с учением Маркса следует определить как рабовладельческий.[34] Основной производитель крестьянин находился в частной собственности помещиков, крестьян продавали и покупали оптом и в розницу, с землей и на вывоз, как скот.
С отменой крепостного права в 1861 году положение в России меняется существенно. Однако советские ученые обществоведы утверждают, что «проведенная крепостниками и помещичье-дворянским правительством реформа надолго сохранила многие остатки феодально-крепостнического строя, главным из которых явилось полное сохранение помещичьего землевладения».[35]
Как советская наука, основываясь на трудах Ленина, определяет феодализм? Во-первых, это «наличие феодальной собственности, выступающей как монополия господствующего класса (феодалов) на основное средство производства землю, т. е. как собственность феодальной иерархии в целом или как верховная собственность государства; при этом собственность на землю была неразрывно связана с господством над непосредственными производителями крестьянами». Во-вторых, «наличие у крестьянина самостоятельного хозяйства, ведущегося на формально «уступленном» ему господином наделе. Отсюда право феодала на безвозмездное присвоение прибавочного продукта крестьянского труда, т. е. право на земельную ренту, выступающую в виде барщины,[36] натурального или денежного оброка»[37].
Ленин указывает такой существенный признак феодализма как внеэкономическое принуждение к труду. Чем оно достигалось после отмены крепостного права? Прежде всего, полицейско-административными мерами: паспортной системой, прикреплением каждого члена податных сословий (крестьян и мещан) к определенному месту, которое они не могли покинуть по своей воле, отсутствием свободы передвижения и права выбора места жительства. В деревне сохранился общинный строй с круговой порукой, когда каждый отвечал за всех и все за каждого. Сохранялась и полицейская власть помещиков, волостные суды, имевшие право телесных наказаний. Хотя в городах развивались капиталистические отношения, паспортная система и сословные привилегии и ограничения также составляли пережитки феодальных отношений. Все это привело к революции 1905 года, после которой некоторые ограничения были устранены, но в целом основные черты феодальных отношений сохранились, как мы увидим, до настоящего времени.
Октябрьская «социалистическая» революция 1917 г. обещала землю крестьянам, фабрики рабочим, мир народам. Однако и земля и фабрики сразу стали монопольной государственной собственностью. Все основные признаки феодализма сохранились в измененном виде. Фиксированные барщину и оброк политика «военного коммунизма» заменила продразверсткой прямым грабежом, конфискацией не только излишков хлеба, но и полным выгребанием закромов. Это сделало бессмысленным ведение сельского хозяйства и оно пришло в полный упадок. Начался голод. Большевики сваливали все на вредительство, засуху, войну, усиливали репрессии против крестьян, что вызывало в свою очередь восстания, подавляемые с небывалой до тех пор жестокостью. Развал пошел и в промышленности, руководимой некомпетентными и незаинтересованными людьми. Вспыхивали забастовки и восстания и среди рабочих.
После Кронштадтского восстания, подавленного десятикратно превосходящими военными силами, включавшими делегатов X съезда «коммунистической» партии, ловкий и умный политик Ленин понял неизбежность краха «военного коммунизма» и объявил переход к «новой экономической политике» (НЭП), означавшей допущение капитализма в городе («госкапитализм») и особенно в деревне и в торговле. Очень быстро, уже через 3-4 года положение в стране значительно изменилось. Но столь же быстро стали появляться независимые слои населения, что несовместимо с природой тоталитарной власти и феодального строя.
Перед властью встала задача закрепощения трудящихся, но в новых «социалистических» формах. Сейчас известно, что Сталин осуществил на практике многие идеи Троцкого, который, в частности, выдвинул идею принудительного труда в виде «трудовых армий» (вспомним попутно «трудовой фронт» в фашистской Германии и Кампучию). На III Всероссийском съезде профсоюзов в апреле 1920 г. Троцкий говорил: «Верно ли, что принудительный труд всегда непродуктивен? Мой ответ: это наиболее жалкий и наиболее вульгарный предрассудок либерализма». Развивал эту мысль он и на IX съезде партии, утверждая, что каждый должен считать себя солдатом трудовой армии, а уклонение от принудительного труда дезертирством, со всеми вытекающими последствиями.
После временного отступления партии, вызванного страхом утраты власти, на повестку дня встал «Великий перелом» план индустриализации страны за счет ограбления крестьянства. Для этого надо было ликвидировать самый многочисленный, ставший после революции относительно независимым, класс крестьянство. Это было проведено под лозунгом «сплошной коллективизации и ликвидации кулака как класса». Хотя на словах подчеркивалось, что речь идет об экономической ликвидации класса, фактически происходило планомерное (именно! ибо на места «спускались планы»!) физическое истребление зажиточного (и не только!) крестьянства, поверившего в бухаринский лозунг «Обогащайтесь!» Никакой строгой градации не существовало, местные «вожди» часто просто сводили личные счеты с односельчанами, зачисляя их в кулаки или «подкулачники». Имущество репрессированных конфисковывалось и частично раздавалось «беднякам», что поощряло доносы на «кулаков». Все это сейчас подробно описывается, документировано в широко известном архиве Смоленского обкома партии, показано в блестящей книге Роберта Конквеста «Жатва скорби».
Народ из деревни побежал в города, спасаясь от голода и террора, что в свою очередь, усиливало голод в стране, где пришлось вводить карточную систему распределения продуктов. За четыре года индустриализации население городов возросло с 28 до 40 млн. человек. Чтобы прекратить бегство и прикрепить крестьян к земле, была введена паспортная система. Если еще в 1930 году в Малой советской энциклопедии говорилось, что паспорт есть «важнейшее орудие полицейского воздействия и податной политики в т. н. полицейском государстве», то в течение 1931-32 гг. было паспортизировано все городское население. Как и во время крепостного права и в период пореформенного феодализма, крестьянам паспорта не выдавались, а в городах без паспорта они жить не могли. Такое положение официального неравноправия сословий существовало до вступления на престол российский Никиты Хрущева, который «облагодетельствовал» крестьян паспортами, что нисколько не изменило их правового положения. Сталин просто скопировал царскую систему, не догадываясь, что само по себе наличие или отсутствие паспорта при необходимости его «прописки», т. е. получения официального разрешения от милиции на проживание в определенном месте, ничего не меняет. Паспортизация точно так же делает рабочего «крепостным», крепит, прикрепляет его к одному месту, как и крестьянина в деревне. В паспортах имеются индексы, которые ясно говорят работникам милиции, что этот владелец паспорта отбывший срок заключенный, этот крестьянин и т. д. Хотя один автор пишет, что крестьяне без паспорта «фактически прикреплялись к земле, становились рабами колхозов и совхозов» (О. 89. N 17), их положение при наличии паспортов абсолютно не изменилось. И рабочие, и служащие крепостные: будучи прикреплены к одному месту, лишены права свободного передвижения, они вынуждены мириться с условиями данного места, как бы они ни были плохи. Чтобы со всем этим трудящиеся смирились, и необходим был «Большой террор». Расстрелы и лагеря необходимый элемент «нового порядка», а не прихоть Сталина, которого солидные ученые изображают психопатом, что, по сути, есть форма оправдания террора.
Теперь рассмотрим признаки феодализма применительно к современным советским условиям. Первый из них: государственная монополия на средства производства, включая землю. Земля и фабрики не принадлежат тем, кто на них работает. Это бесспорно. Все газеты и речи вождей до Горбачева включительно полны призывами сделать крестьянина и рабочего хозяевами, что само по себе признание отчуждения трудящихся от средств производства. Мудрецы из ЦК придумывают новые юридические формы, которые должны дать крестьянину и рабочему иллюзию владения, вроде «аренды» и «арендного подряда». Так, по закону колхозник арендует у колхоза землю, которая не состоит в собственности колхоза, и имущество строения, скот и машины, которые принадлежат колхозу, т. е. тому же колхознику. Выходит, что он арендатор сам у себя. Фактически же он остается тем же крепостным, но барщина заменяется оброком.
Второй признак феодализма наделение крестьянина самостоятельным хозяйством, наделом земли, приусадебным участком. Именно эта земля всегда была средством натуроплаты крестьянина за его труд на помещика и единственное средство существования многие годы «колхозного строя». Существенные отличия от дореволюционного периода состоят в том, что и барщина и оброк стали значительно больше, а надел значительно меньше. Крепостной, или позже лично свободный, крестьянин имел такой надел, который позволял ему производить основной продукт питания русского человека хлеб. Современный надел позволяет получать лишь картофель и овощи. Прокормить корову (одну!) может сейчас лишь меньшинство крестьян и только при условии помощи колхоза. Положение крестьян в Средней Азии уже гораздо ближе к рабству: вследствие поглощения всех площадей под хлопок и табак, у крестьян полностью отобраны наделы, и поля вплотную подходят к их домам. Ни одного плодового деревца крестьянину уже негде посадить. Крестьян избивают плетками надсмотрщики, сажают в колхозные тюрьмы (зинданы), лишают оплаты и проч. Жаловаться на это бесполезно.