И только после этого растает лед, я перестану испытывать фантомные угрызения совести, и снова смогу чувствовать себя честным человеком.
Знаете, я много думал над этим, и мне кажется, уже давным-давно нужно было принять практику назначения новых руководителей с заранее подготовленной легендой внедрения. Должна существовать такая специальная разнарядка комплектаций для руководителей, получивших новые назначения. Одному подвиг, другому широкий жест, третьему еще что-нибудь благородное и достойное. Особенно это актуально для таких структур, как наша, где к чести и гордости особые требования. Зачем на пустом месте устраивать трагедии, кому нужны эти шекспировский страсти? Как вам идея?
Ленский с любопытством взглянул на Князева. Тот вальяжно откинулся в новехоньком кресле (и когда только успел?), с удовольствием, будто микроба под микроскопом, рассматривая его.
Сознание все еще барахталось в трясине слабости, клешнями мыслей пытаясь ухватиться за твердь действительности. Улыбайся! Улыбайся, кому говорят!
Как можно шире и лучезарнее улыбнувшись, словно со стороны, Ленский услышал свой голос:
Помилуйте, вы нас всех разоблачили, просто раздели донага. Но, скажите на милость, откуда такие сведения?
Мгновенным, почти неуловимым взмахом одна из птиц растопырила навстречу ему крылья:
Не помилую, и не надейтесь я же сатрап. А сведения получены из наблюдений от наиболее достоверных свидетелей, свидетелей, как говорится, для всех времен и народов.
Посудите сами. Коридоры и кабинеты пусты, абсолютное большинство моих подчиненных отсутствует, предпочтя возможности занять вакантные пока места в обойме любимчиков такой отвратительной погоде. Многие из них разбежалось по пустяковым, и, как мне показалось, совершенно надуманным предлогам, из чего я и сделал вывод о коллективном бойкоте.
И потом, есть много еще мелкого, незначительного, что не бросается в глаза, но без чего картинка была бы неполной. Я не буду перечислять все в подробностях, не люблю выглядеть смешным. он слегка поморщился. С другой стороны, не хотелось бы утомлять вас хитросплетениями своих дедуктивных выводов, поэтому просто поверьте на слово. Кроме того, многое из этого тайна.
И последнее. Наденька. Впервые за всю мою карьеру руководителя, мне не предложили, ни кофе, ни чая, что по меркам ее профессии равносильно открытому хамству. А секретарша самый верный барометр настроений коллектива, связующее звено между ним и руководителем.
Суммируя все перечисленное, получаем картинку не вполне приятную, в самых мрачных тонах изображающую оценку моей персоны, и это при том, что я не могу назвать себя, ни придирчивым, ни чрезмерно подозрительным, и с самого вступления в должность был настроен добродушно и миролюбиво. он снова сцепил пальцы, сомкнув крылья птиц в крепком объятии. Разве перечисленного недостаточно для тех выводов, что я озвучил?
Ленский с любопытством взглянул на него. И снова какая-то рябь пробежала по зеркалу души, какая-то затаенная тревога колыхнулась где-то в ее глубине.
Личность нового шефа производила двойственное впечатление. С одной стороны, Ленский не мог полностью отрешиться от своей неясной, неразгаданной пока еще настороженности, с другой этот человек вызывал в нем все больше и больше симпатий.
Личность нового шефа производила двойственное впечатление. С одной стороны, Ленский не мог полностью отрешиться от своей неясной, неразгаданной пока еще настороженности, с другой этот человек вызывал в нем все больше и больше симпатий.
Давняя привычка представлять людей в виде математических матриц впервые за много лет дала сбой. Обычно меткие, точные его оценки легко и послушно превращающиеся в цифровые символы метафизического смысла, теперь сопротивлялись, упрямились, будто капризные, расшалившиеся дети.
Сначала он легкомысленно отнес случившееся на счет нехватки времени, но сейчас понял, что дело совсем не в этом. Что-то незаметное, словно тот самый заусенец, та самая червоточинка, что мешала созданию абсолютной гармонии на земле, перекочевала в его сознание, неуловимо вмешиваясь в его отлаженную работу, делая невозможным выполнение привычного занятия, которое он давным-давно считал полезной забавой, своего рода, гимнастикой ума.
Может быть, он просто слишком мало знает об этом человеке?
А я? Что вы скажете обо мне? Я, наоборот, приехал, причем добровольно, не стал прятаться за высосанные из пальца оправдания, сижу перед вами и не порываюсь скрыться. Я исключение?
Князев пожал плечами.
В какой-то степени да, хотя он задумчиво поднял глаза к потолку, после этих ваших слов я стал склоняться к мысли, что вами движет нечто другое, тоже не вполне вписывающееся в определение стандартной искренности.
Ленский принял игру.
И что же? Уж не думаете ли вы, что меня привлекают вакансии в вашей пресловутой обойме?
Князев покачал головой.
Признаться, была такая мысль, и, знай о вас немного меньше, я продолжал бы упорствовать в ней, но, наверняка, вам это и покажется невероятным, за долгие годы я изучил вас лучше, чем кто-либо другой, может быть, даже лучше, чем вы сами. И представить себе, чтобы великий, неповторимый, непревзойденный Ленский лебезил ради такого мизерного повода, как недолговечная милость какого-то временщика? Да никогда!
Ленский почувствовал, как предательская краска заливает грудь и шею, грозя вот-вот переметнуться на щеки. Вот же льстец! И как удачно подобрал момент! Но, что ему надо от него?
Он смотрел в торжествующие, сузившиеся от сдерживаемого смеха глаза Князева, с отчаянием роясь в поисках каких-нибудь приличествующих случаю слов, но пусто было в голове, пусто и безнадежно. Вконец ошалевшее сознание тщетно пыталось собрать воедино мысли, будто щепки унесенные морем разбуженного тщеславия. Улыбайся! Господи, говори же, говори, хоть, что-нибудь!
Ленский прокашлялся.
Однако. Вы ставите меня в неловкое положение
Одна из птиц вяло взмахнула крылом.
Да бросьте вы. Стандартный набор эпитетов. Другого к вашей персоне не применить. Ведь, вы выиграли сегодня? Выиграли, несмотря ни на что, и достойны восхищения. Почему же я должен говорить о вас по-другому?
Да, но
И никаких но. Я не терплю возражений, не забывайте я сатрап. Князев иронично усмехнулся.
Ленский с трудом вернулся к теме разговора.
Тогда что же заставило меня искать встречи с вами?
Князев плотоядно улыбнулся.
Думаете, скажу долг? Ошибаетесь. Что-то другое.
И что же?
Не знаю. Пока не знаю. Мне нужно полная картина произошедшего в доме нашего неугомонного старичка, и тогда я, наверняка, смогу дать точное определение вашей заинтересованности. У меня, знаете ли, своя собственная система оценок.
Ленский снова почувствовал себя лягушкой, распятой под холодным объективом микроскопа. Всплеск раздражения внезапно оцарапал грудь, сорвав с языка каверзную реплику.
А вы всех укладываете в свою систему? Не бывает проколов?
Лицо Князева неожиданно застыло жесткой маской.
Никогда. И ваше поведение лучшее тому подтверждение.
Что вы имеете в виду?
Князев ухмыльнулся.
Только то, что вам и в голову не пришло сказать, хоть, слово в оправдание своих коллег, защищая их от моих якобы беспочвенных нападок. он с удовольствием рассмеялся. Молчите? Это лишнее доказательство моей правоты мои подчиненные меня не любят, более того, они меня боятся. А, между тем, что я сделал? Всего лишь устроил нагоняй нерадивым работникам, не справившимся со служебными обязанностями. улыбка на миг сошла с его лица, оставив на нем надменное, скучливо-брюзгливое выражение.
Ленский представил себе одного из этих нерадивых работников, застрявшего где-то в бесконечных пробках по дороге сюда и невольно улыбнулся. Лицо Князева тут же оживилось.
Ну, вот и хорошо, что вы относитесь к этому с юмором. он придвинулся вместе с креслом к столу, заговорил сжато, напористо. Будем считать, наше знакомство состоялось. Я надеюсь, у меня хватило осторожности не свалиться в яму самокритики и оправданий? Кивните, если согласны. Хуже всего, когда подчиненные уличают начальство в слабости. Это худший из вариантов. В свою очередь, рассчитываю на ваш такт, ваше благоразумие когда будете делать наш разговор достоянием гласности, будьте добры придерживаться именно такой его трактовки. И перестаньте изображать оскорбление, а то я точно стану считать, что нахожусь в детском саду! Кстати, передайте Журову, что прятаться в кабинете друга моветон. Не удивляйтесь и не спрашивайте, откуда я это знаю все та же наблюдательность.
Итак, он смахнул со стола невидимую пылинку. Давайте-ка лучше перейдем к делу. Дело. Московская резиденция Абдул-Гамида. Убийство в самом центре Москвы. он поднял на Ленского в секунду ставшие жесткими глаза. Об ответственности и конфиденциальности можете не волноваться, наша бригада уже работает там, милиции достанутся лишь формальности. Впрочем, вам, наверняка, все это не впервой? Все, естественно, исключая девушку в его взгляде проскользнуло что-то неприятное, отозвавшееся в душе Ленского всплеском тревоги. Кстати, именно ей вы и обязаны возможностью столь позднего появления на службе. Еще немного, и я вынужден был бы отдать приказ доставить вас сюда, хотя бы, и под конвоем. Несмотря на всю щекотливость ситуации
Он встал, отошел к окну, повернувшись к Ленскому спиной. Постояв так какое-то время, Князев повернулся, засунув руки в карманы брюк, отчего сразу стал похожим на цаплю, снова заговорил:
А ситуация такова, что действовать нужно спешно и решительно. Да-да, милейший Евгений Александрович, в деле появились новые вводные, сделавшие и без того уже донельзя взвинченные события, поистине драматическими. Вследствие этого, появилось много, очень много вопросов, ответов на которые нет, и в свете этого каждое новое свидетельство, каждое мнение особенно важны. А уж показания участника событий и подавно. он вернулся на место, сел. И не смотрите на меня так, будто я сошел с ума, вы пока еще не все знаете. Я введу вас в курс дела позже, после того, как вы изложите мне свою версию событий. К слову сказать, первые впечатления всегда самые верные, самые полные, даже, несмотря на всю свою сумбурность и противоречивость. Иногда свежий взгляд во сто крат ценнее самых масштабных исследований, с измерениями, хронометражами и экспертизами. Кроме того, тут он оцарапал Ленского острым, испытывающим взглядом, я тут просмотрел кое-какие ваши отчеты, и у меня сложилось твердое убеждение, что всякий раз вы что-то в них не договариваете, причем, всякий раз что-то важное, существенное, от чего зависит интерпретация всего хода событий.