«Какие деньги, на что потратили?» размышлял я, полулежа в кресле и прислушиваясь к низкому утробному дыханию Глории. У меня сна не было ни в одном глазу, и я стал мысленно воссоздавать все события этого необычного Рождества. Свое прибытие на вокзал, молчаливый проезд через погружавшуюся в сумерки деревню, школу с гирляндами из цветной бумаги за окнами. Как я впервые увидел суровое лицо дяди, его оценивающий взгляд. Песнопевцев, один за другим возникающих из-за светомаскировочных штор. Игру в охоту на кролика. Молчаливую фигуру Санта-Клауса около моей постели. Себя самого, стоящего у постели Виктора и подмечающего малейшие детали нелепого, одетого в маскарадный костюм трупа. Доктора Маккея, выходящего из спальни миссис Турвилл со старомодным гладстонским саквояжем. Нить мишуры, наброшенная Глорией на шею «Благословения Турвиллов». Револьвер, падающий к ногам Поттингера.
Эпизоды мелькали перед моим мысленным взором, словно мгновенные фотографии. И вдруг мешанина образов и звуков выстроилась в связную картину. Проваливаясь в сон, я уже знал, что мне делать. Завтра нужно будет поговорить с инспектором Поттингером. А потом я встречусь один на один с преступником.
Сначала я повидался с инспектором Поттингером и сообщил ему кое-что, а затем отправился на поиски Генри. Тот сидел в главном холле вместе с Турвиллами. Я спросил, не могли ли бы мы поговорить наедине. Деликатные, как всегда, Турвиллы встали и молча удалились.
Я знаю, что это были вы, сказал я.
Тот шестнадцатилетний юноша теперь чужой для меня, и память вводит в самообман. Конечно же, не мог я быть столь уверенным и самонадеянным, каким представляюсь себе сейчас. Но в том, что́ именно я заявил тогда, сомнений не возникает. И я отлично помню как такое забудешь? выражение его лица и слова, которые он произнес.
Генри посмотрел на меня с высоты своего роста и очень спокойно, без тени страха, немного печально спросил:
Может, объяснишь, как ты догадался?
Когда Санта-Клаус опускал ваш подарок в мой чулок, на руке у него была белая перчатка. Убийца должен был надеть перчатки, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Но на руках трупа перчаток не было, и возле кровати они тоже не валялись.
И ты утаил столь важную улику от полиции?
Я хотел защитить Турвиллов. Ночью я видел, как они подозрительно крались по коридору. И он нес что-то, завернутое в полотенце. Я думал, что там револьвер.
И как же, по-твоему, они от него избавились? Ведь Поттингер обыскал все комнаты.
Миссис Турвилл тогда притворилась больной. Я думал, что она отдала оружие доктору Маккею, когда он осматривал ее, и тот мог вынести его в своем гладстонском саквояже.
А когда револьвер обнаружился, ты понял, что твоя версия была неверна. Турвиллы оказались невиновны.
Прошлой ночью я догадался. Доктор Маккей действительно кое-что вынес в своем саквояже: «Благословение Турвиллов». Вот что они замышляли: заменить копией ту статую, которая, как они верили, защитит их сына. Теперь, когда он сражался на войне, им очень нужно было получить ее обратно.
Прошлой ночью я догадался. Доктор Маккей действительно кое-что вынес в своем саквояже: «Благословение Турвиллов». Вот что они замышляли: заменить копией ту статую, которая, как они верили, защитит их сына. Теперь, когда он сражался на войне, им очень нужно было получить ее обратно.
И тогда ты выбрал подозреваемым номер один меня. Считаешь, что и хлопушку соорудил и оставил на столике я?
Нет. Мы с вами стояли рядом во время песнопения. Думаю, вы просто воспользовались появлением хлопушки, чтобы усложнить дело вот почему вы предложили сохранить записку, но сделала ее миссис Сондерс. Она вполне могла взять немного жатой бумаги, какую выдали ее ученикам для изготовления рождественских украшений. Я заметил также, что стихи написал человек, который грамотно расставляет знаки препинания. И в записке не было смертельной угрозы. Ее авторы хотели только напугать Виктора, испортив ему Рождество. То была маленькая, жалкая месть за гибель дочери.
Ну, продолжай. Пока все сходится.
Вы взяли хлопушку, кухонный нож и украли у Глории горстку снотворных таблеток, пока мы играли в охоту на кролика. Эта игра была традицией, вы могли не сомневаться, что она обязательно состоится. И это вы попросили обменяться со мной комнатами. Вам нужно было находиться ближе к спальне моего дяди, а меня удалить как можно дальше от нее, чтобы я не услышал выстрела. Турвиллы глухие, а Глория под действием снотворного спит как убитая. Опасность представлял только мой острый молодой слух. Но даже я не мог бы услышать звук выстрела, лежа за тяжелым пологом, окружавшим мою кровать со всех сторон. На самом деле у вас никакой клаустрофобии нет, правда? Иначе вас бы не зачислили в Королевские ВВС.
Генри все так же сверху вниз смотрел на меня, его красивое лицо было по-прежнему спокойным, без тени страха. И я снова подумал, что именно он был Санта-Клаусом. Никто другой в доме не мог сравняться ростом с моим дядей.
Когда он заговорил, голос его звучал иронично, почти весело:
Продолжай. Ты ведь подходишь к самому захватывающему моменту?
Вы растворили снотворное в виски Виктора, когда вместе с ним выпивали или позднее, когда он был в ванной. Потом взяли его револьвер и, когда он, одурманенный, раздетый, спал в своей постели, застрелили его примерно между четвертью и половиной первого. Сразу после часа ночи вы переоделись в Санта-Клауса и в таком виде подменили подарок в моем чулке. Затем облачили труп в костюм Санта-Клауса и ножом пригвоздили угрожающий стишок из хлопушки к его груди. И это вы раздернули светомаскировочные шторы в ванной комнате, зная, что это немедленно повлечет за собой телефонный звонок. Если бы мисс Мейкпис вас не разбудила но выбора у нее не было, вы бы притворились, будто услышали, как она крадется за дверью. Вам не составило труда уговорить ее сыграть с вами партию в шахматы и таким образом невольно обеспечить вам необходимое алиби на время после часу ночи.
Прими мои поздравления, спокойно промолвил Генри. Тебе бы сочинять детективные рассказы. Есть что-нибудь, чего ты еще не знаешь?
Да. Что вы сделали с белыми перчатками и амулетом-черепом из хлопушки?
Он посмотрел на меня, потом наклонился, пошарил рукой в гуще ватных снежков, которыми было обложено основание елки, извлек туго скрученный хлопчатобумажный белый шарик с прилипшими к нему блестками и бросил его в камин. Пламя лизнуло шарик и вспыхнуло.
Я ждал случая, чтобы сделать это. К полуночи огонь уже угас, а когда его утром разожгли снова, в комнате постоянно кто-то находился.
А амулет?
Кто-нибудь сломает об него зуб на следующее Рождество. Я снял тряпицу и промасленную бумагу с рождественского пудинга и утопил в нем амулет. Теперь он там, внутри, вместе с шестипенсовыми монетками. Даже если его найдут на будущий год, будет слишком поздно, он уже ничем не поможет Поттингеру.
А револьвер вы сразу после выстрела завернули в жатую бумагу от хлопушки, написали свое имя и спрятали среди подарков, висевших на елке. Покидая поместье, просто прихватили бы его с собой, если бы Глория так эффектно не обнаружила его. Неудивительно, что вы пытались остановить ее.
Свидетелей нашего разговора нет. Я доверяю тебе, однако не так, как ты скорее всего думаешь.
Я посмотрел ему в лицо:
Я вам тоже доверяю. Пять минут назад я попросил о встрече инспектора Поттингера, сказав, будто вспомнил нечто чрезвычайно важное, и сообщил, что отчетливо видел золотое кольцо-печатку на пальце Санта-Клауса, когда тот опускал ваш подарок в мой чулок. У вас пальцы гораздо толще, чем у Виктора. Вы не смогли бы надеть его кольцо. Если я буду придерживаться своей лжи а я буду, они не посмеют арестовать вас.
Генри не поблагодарил меня, и я не сказал больше ничего, только выкрикнул:
Но почему? И именно сейчас, в Рождество?
Он убил мою мать. О нет, я никогда не смогу это доказать. Но она покончила с собой через два года после того, как вышла за него замуж. Я всегда хотел убить его, но шли годы, и воля моя слабела. А вскоре началась война. Нынешняя дутая война продлится недолго и начнется настоящая, та, в которой убийства будут происходить всерьез. Я стану сбивать молодых пилотов, обычных порядочных немцев, с кем не имел никаких разногласий. Это придется делать. И они при случае сделают то же самое со мной. Но теперь, когда я убил того человека, который этого действительно заслуживал, это будет для меня не так невыносимо. Я сдержал слово, мысленно данное матери. И если мне суждена смерть, умирать будет легче.
Я представляю объятый пламенем «Спитфайр», который, закручиваясь спиралью, стремительно падает в канал, и гадаю: действительно ли ему было легче?
Я отослал по почте свой отчет об убийстве в Марстон-Турвилле Чарлзу Миклдору бог его знает, зачем он ему понадобился. То дело едва ли можно зачислить в разряд моих удачных расследований. Мне так и не довелось никого арестовать, и тайна остается тайной по сей день. Как только мальчик вспомнил, что видел кольцо на пальце своего дяди, мои доводы против Колдуэлла рухнули. Медицинская экспертиза показала, что Миклдор был мертв задолго до трех часов ночи, когда Колдуэлл и мисс Мейкпис закончили шахматную партию. Колдуэлл не мог застрелить его и сделать все, что требовалось, за несколько минут между раздачей подарков и телефонным звонком уполномоченного по гражданской обороне.
Алиби Колдуэлла выстояло.
Турвиллы погибли, отправившись в Лондон на один день и попав под обстрел ракетами «Фау-2». Что ж, они умерли именно так, как хотели: быстро и вместе. Но в том доме Турвиллы живут по сей день. Их сын вернулся с войны и выкупил свое родовое поместье. Интересно, пугают ли друг друга в сочельник его внуки легендами об убийстве Санта-Клауса?
Ни Пулу, ни мисс Белсайз не было суждено долго наслаждаться полученным наследством. Мисс Белсайз купила себе «Бентли» и разбилась, управляя им в нетрезвом состоянии. Пул приобрел дом в деревне и стал изображать джентльмена. Но не прошло и года, как старый грех сладострастия к маленьким девочкам одолел его снова. Я уже был готов арестовать Пула, когда он сам повесился у себя в гараже на бельевой веревке. Палач сделал бы это искуснее.