Ксения Григорьевна любила Евдокию Денисьевну Гайдукову и часто захаживала к ней.
Как-то зашла к ней Ксения перед обедом. Евдокия была рада гостье и тут же кинулась накрывать на стол.
После обеда Евдокия принялась благодарить юродивую за посещение и извиняться за скудное угощение.
Не взыщи, говорила она, голубчик Андрей Федорович, больше мне и угостить тебя нечем
Ксения ответила:
Спасибо, матушка, за угощение. Да только лукавить зачем? Уточку-то ты мне не дала
Евдокия залилась краской. И правда, в печи томилась жареная утка. Она приберегала лакомство для мужа.
Пристыженная хозяйка двинулась было к печи
Ксения заступила ей дорогу:
Не надо! Да я и не хочу утки. Знаю, ты бы и рада меня угостить, да боишься кобыльей головы. К чему его сердить?
Кобыльей головой Ксения называла мужа Евдокии, которого не любила. Он был грубияном и пьяницей.
Уча людей правдивости, блаженная Ксения нередко открывала и тайны тех, кого она навещала. Милость Божия осеняла Ксению настолько, что даже те, к кому она просто заходила или у кого трапезничала, были счастливы и успешны в делах.
И торговцы, и извозчики все старались ей чем-нибудь услужить; особенное благополучие посещало тех, кому сама блаженная Ксения давала что-либо.
Блаженная Ксения несла подвиг добровольного безумия сорок пять лет. Но пришел конец и ее земному странствованию.
Около 1803 года, на 71-м году она почила.
Тело ее погребли на Смоленском кладбище. Именно там, где юродивая ночами носила кирпичи, помогая по ночам строить церковь в честь иконы Смоленской Божией Матери.
На могильной плите есть такие слова: «Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».
На могиле Ксении со временем была воздвигнута каменная часовня, которая и по сей день служит одной из святынь Петербурга, привлекающей многочисленных богомольцев.
Один из них ветеран Великой Отечественной войны, рассказавший следующее.
Шли бои за Прагу. В подвале одного из домов откуда ни возьмись около наших солдат оказалась высокая худая старуха в белом платке на голове, плечи ее тоже были покрыты белым платком. В руке посох.
К общему удивлению, она заговорила по-русски:
Уходите отсюда, а то погибнете. Сейчас сюда ударит снаряд!
Кто ты? спросили опешившие солдаты.
Я Ксения Блаженная. Бегите!
Сказала и исчезла.
Солдаты решили на всякий случай уйти из подвала. И правильно сделали: в него тут же угодила бомба.
Прошло сорок с лишним лет. Один из тех солдат увидел по телевизору передачу о Ксении Петербургской, узнал о часовне на Смоленском кладбище и поехал в Санкт-Петербург, чтобы заказать благодарственный молебен святой Ксении за свое чудесное спасение.
По одному из многочисленных преданий, первые слова, которые произносила блаженная Ксения Петербургская, появляясь где-либо, были:
Вот, я вся тут.
Юродивая несла в себе свет любви и веры. И этого оказывалось достаточно, чтобы помочь нуждающимся.
«Стены Иерихонские падают»
О блаженной Любушке Рязанской
Любушка родилась в 1852 году в Рязани, в семье небогатого мещанина Семена Ивановича Сухановского и его жены Марии Ивановны. У них к этому времени уже было двое детей Василий и Григорий. Через три с половиной года в семье родилась еще одна девочка. Младшую Любушкину сестренку назвали Ольгой.
Любушку крестили через два дня после рождения 30 августа в Никольской церкви, которую из-за того, что ее купол до реконструкции 1904 года возносился выше колокольни, в народе называли Николой Долгошеей или Николой Высоким. Крещение в Николовысоковской церкви совершил настоятель храма протоиерей Петр Дмитриевич Павлов, отец знаменитого ученого Ивана Петровича Павлова.
Жили Сухановские бедно и тесно. Оказавшись без кормильца, Семена Ивановича, семья Сухановских стала одной из беднейших в Рязани. Поэтому их духовный наставник отец Иоанн Добротворский часто ходатайствовал перед городскими властями о материальной помощи для них.
Сухановские жили благочестиво. И Господь не оставил их. Через Любушку Он излил Свою благодать не только на Сухановских, но и на всех рязанцев.
Вот как описывает схимонахиня Серафима (в миру Елена Александровна Масалитинова) Божию волю, явленную через блаженную Любовь Рязанскую: «Люба воспаряла духом ко Господу, а тело было расслаблено: в течение пятнадцати лет она не могла ни ходить, ни даже стоять.
В комнате, где она лежала, находилась икона святителя Николая Чудотворца, и Люба молилась ему и всею душою любила святителя она знала, как много добра он делал людям.
Но вот пришло время, и Господь призрел на немощную рабу и через угодника открыл ей волю Свою.
Однажды, когда Люба в доме была одна, ей явился сам святитель Николай Чудотворец. А когда мать, вернувшись, вошла в комнату, то увидела Любу, стоявшую на ногах.
Увидев это, она удивленно воскликнула:
Дочь моя, ты ли это? Как же ты встала на ноги?
Люба подняла руки к иконе святителя и сказала:
Явился Божий угодник Николай и говорит мне: «Вставай, Люба, ходи и юродствуй». И я встала твердо на ноги, а он сделался невидимым.
Мать была очень обрадована таким событием, но вместе с тем и опечалилась предназначенным дочери юродством. Не раздумывая, пошла она к священнику своего прихода. Все рассказала ему и попросила совета.
Священник, выслушав, ответил:
Воля Божия, не задерживай дочь, пусть идет и юродствует, от Господа стопы человеку исправляются.
Мать покорилась воле Божией
С тех пор Люба стала усердно молиться в рязанских церквах, особенно в Казанском женском монастыре, где подолгу жила у некоторых сестер, а чаще у игуменьи умной, образованной и душевной женщины благородного происхождения.
Под сенью каменных сводов храмов, в таинственном полумраке мерцающих лампад глядели на Любу светлые лики угодников Божиих и призывали на подвиг, и слышались слова, сказанные ей Спасителем и созревало у нее в сердце стремление к подвижничеству.
И по Божией воле она приняла на себя подвиг затвора, причем затвор этот был необычен. Люба заключила себя в своем доме в простенок между печью и стеной (по сути, это был не только затвор, но и подвиг столпничества).
Несомненно, что в этот период жизни сформировался из нее человек сильной воли и возвышенной души. Как она молилась? Что в это время видела и слышала? Все это ведомо только Богу.
Но прошло время
Любушка, простояв в затворе три года, вышла из него. Может быть, и на это имела она указание Свыше, ибо, когда приходило время, подвижники по воле Божией оставляли свое уединение и шли служить людям.
Молитва за других, добрый совет, ласка, чуткость, желание предостеречь от опасности, сострадание к людям стали ее уделом.
Любу часто видели на улицах Рязани. Заходила она в лавки купцов и брала без спроса, что нужно. Купцы не бранили ее, не гнали они радовались: ведь это было верной приметой, что в этот день торговля будет удачной. А некоторые купцы сами ее зазывали. Но блаженная делала вид, будто не слышит, и проходила мимо.
Иногда, устав, Люба присаживалась на крылечко какого-либо дома, и ей давали что-нибудь из еды. От одних она принимала охотно, а у других не брала. То же, что брала, до дома не доносила раздавала дорогой нуждающимся. Бедные и нищие знали ее и любили.
Любушка обладала даром провидения. Были люди, боявшиеся прозорливости Любы. Были и такие, которые не верили и смеялись над ней. Она переносила все терпеливо улыбка почти не сходила с ее лица, которое, кроме обычной приветливости, выражало и большую силу воли.
Одевалась Любовь Семеновна, или, как задушевно называли ее в народе, Любушка, просто. Носила цветные платья, а на голове платок то голубой, то розовый. Розовый цвет она любила особенно и хотела, чтобы по смерти ее гроб был обит розовой материей.
Любушка ко всем была добра, ласкова, но одна девушка, как вспоминали очевидцы, ее боялась. Боялась Любушкиной прозорливости.
Девушка была неплохая, а страх у нее появлялся безотчетный.
Как-то встала она рано утром и начала ставить самовар. Стала разжигать лучину да взглянула в окно и видит, что в калитку входит Любушка. Девушка, испугавшись, побежала скорее дверь запирать, чтобы блаженная не вошла.
Но Люба уже вступила на порог и говорит:
А я спешила, боялась, как бы ты не заперла дверь.
Потом достала из кармана шоколадную конфету и дала ей, сказав:
Вот тебе конфета, ты ее обязательно съешь. Только сама съешь, никому не давай.
Девушка сделала, как сказала Любушка, и с того времени пропал у нее страх, и она всякий раз с радостью встречала блаженную.
Иногда, посещая своих знакомых и зная, где у хозяйки лежат ножницы и бумага, Любушка брала их и начинала вырезать какую-нибудь фигурку. А потом давала ее тому, кому было предназначено предсказание.
Кто опасался таких предсказаний, тот заранее прятал ножницы. В таких случаях блаженная выщипывала фигурки из бумаги руками и все равно подавала предназначенное: кому дорога лошадку или паровозик, кому замуж венок, а кому смерть гроб.
И делала она такие фигурки очень искусно. Подаст молча и уйдет. И все сбывалось.
Был такой случай. Послушница Евфросиния жила в Казанском монастыре в Рязани у монахини Артемии. Иногда Евфросинию навещала ее сестра, которой очень хотелось уйти в этот монастырь, но она была еще очень молода, и ее не принимали.
Как-то пришла эта девушка в монастырь и опять заговорила о своем желании быть монахиней. В это же самое время пришла к матушке Артемии и Любушка. Взяла она с комода ножницы и большой лист бумаги и проворно начала что-то вырезать. Потом все вырезанное разложила на столе.
И что же там вышло? Круг, как монастырская ограда, церковь, клирос.
Потом, указывая девушке, сестре Евфросинии, на клирос, сказала:
Вот где будешь петь, будешь и читать.
Пришло время, и поступила эта девушка в монастырь. Назначили ей послушание петь на клиросе. Она оказалась обладательницей редчайшего голоса женского баса. Кроме пения на клиросе ее послушанием было чтение Апостола, то есть Деяний и Посланий святых апостолов. С таким голосом в монастыре были только две монахини, которые чередовались между собой: то клирос, то чтение во время литургии Апостола. А когда монастырь закрыли, пела она в другой церкви почти до самой смерти.
Любушка задолго предвидела закрытие Казанского монастыря.
Некоторым престарелым матушкам она говорила:
Вы косточки свои оставите в монастыре, а другие нет.