Неблаженные блаженные святые. Рассказы о необыкновенных подвижниках - Архимандрит Феофан 29 стр.


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Теперь же, зная, что все же он был человек и, следовательно, не чужд греха, остановимся в своем слове похвалы. Он не любил многоречия и тем более похвал. Вместо того помолимся, братие, чтобы уготованный венец правды для праведника увенчал и главу раба Божия Даниила, чтобы Господь водворил его «в место светло, в место покойно, идеже еси праведнии пребывают». Аминь.

(Из «Московских церковных ведомостей» за 1884 г.)

Не прославленные Церковью подвижники

«Спасена будет вся земля!»

Об Иване Яковлевиче Корейше

Иван Корейша родился в 1783 году в семье священника села Инькова Смоленской губернии Поречского уезда Якова Корейши, поступившего в духовное звание из дворян.

Начало

Еще ребенком Иван отличался кротостью характера и любознательностью. В десятилетнем возрасте он был развит настолько, что его приняли во второй класс уездного училища, А в 1796 году он был переведен в Смоленскую духовную семинарию, где давно учились его старшие братья Павел и Гавриил.

Наставники и товарищи любили и ценили Ивана за правдивость и добродушие, а больше всего за основательность суждений. По успехам в обучении Иван всегда занимал одно из первых мест. Он с особенным прилежанием занимался богословием и толкованием Священного Писания, изучал греческий и латинский языки.

Несмотря на расположение к нему товарищей, Иван ни с кем особенно не сходился, а в свободное от занятий время занимался чтением святых отцов. За любовь к уединению юноша заслужил прозвище Анахорет.

Из семинарии Иван вышел с отличным аттестатом по наукам и поведению.

После этого он пробыл два года учителем Поречского училища, где сблизился с руководителем его старших братьев протоиереем Успенским. Беседы с маститым священником, совместные молитвы и чтение Слова Божия содействовали укреплению нравственных сил Ивана.

Вскоре он решил отправиться на богомолье к соловецким чудотворцам и в Киево-Печерскую лавру.

Решение оставить мир

Иван жил, как бы прислушиваясь к чему-то. Внимал тому, чего окружающие понять не могли.

Не простившись ни с кем из родных и не имея ни гроша в кармане, Иван в мае 1806 года вышел из Поречья. В конце сентября того же года он прибыл в Соловецкую обитель. Уединение и тамошняя строгая иноческая жизнь пришлись Ивану по душе настолько, что он решил было остаться на Соловках иноком. Однако, вспомнив обет паломничества к киевским святыням, отправился к ним в июне 1807 года.

На обратном пути, недалеко от Могилева, Иван простудился и опасно заболел. Находясь шесть недель в горячке, он дал обет, не заходя домой, посетить пустынь преподобного Нила Столобенского в Тверской губернии.

Придя в пустынь в сентябре 1808 года, Иван снова заболел сказались тяготы дороги. Исцелился же странник от болезней, когда попросил отнести его на руках и приложить к мощам преподобного Нила.

Возблагодарив преподобного за исцеление, Иван окончательно решил оставить мир.

Квартирная хозяйка удивилась, видя Ивана исцеленным.

А Иван сказал:

 Да! Нынче несли меня на руках и в церкви усадили, а через пятьдесят три года опять понесут. И тогда-то в церкви уложат.

Эти слова стали первым пророчеством, которое услышали от Ивана окружающие.

Позднее, гостя у Нило-Столобенского настоятеля, Иван примирил братию, пребывавшую в смущении в связи с дележом пожертвований. Настоятель, не вникнув в суть, стал обвинять казначея обители, заведовавшего дележом.

Иван вступился за правого и сказал:

 Судите не по лицу. А сотворите правый суд и позовите Андрея!

Призванный иеродьякон покаялся и подвергся епитимии.

После этого случая уважение настоятеля и иноков обители к Ивану не имело границ.

В 1809 году Ивана отыскала сестра Параскева и упросила отправился на родину.

Опять на родине

Вернувшись в Смоленск, Иван поселился в баньке-келье и начал наставлять приходивших к нему посредством премудрого юродства.

Это был юродивый, сознательно выбравший путь общения с многообразной разнородной массой и наставления людей на путь истинный.

Даже среди блаженных Иван выделяется необычностью подвига, какой-то его особой, если говорить светским языком, романтической высотой. Недаром Иван Яковлевич подписывался загадочно: «Студент холодных вод». И вообще говорил стилем высоким, чуть ли не поэтическим

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Это был юродивый, сознательно выбравший путь общения с многообразной разнородной массой и наставления людей на путь истинный.

Даже среди блаженных Иван выделяется необычностью подвига, какой-то его особой, если говорить светским языком, романтической высотой. Недаром Иван Яковлевич подписывался загадочно: «Студент холодных вод». И вообще говорил стилем высоким, чуть ли не поэтическим

Жители Смоленска, привыкшие видеть в Иване праведника, считали его безумие мнимым.

Важно привести такое свидетельство. Гораздо позже, когда слава о юродивом Христа ради распространилась по всей России, у святителя Филарета, митрополита Московского, спросили, какого он мнения об Иване Яковлевиче Корейше.

Святитель отвечал, что знает об Иване Яковлевиче много хорошего.

 А можно ли просить его о молитве?  спросили у святителя.

Святитель ответил:

 Почему же нет?

Из такого ответа становится ясно, что митрополит считал Ивана Яковлевича юродивым Христа ради, а не настоящим умалишенным.

Жители Смоленска очень скоро стали надоедать Ивану Яковлевичу, являясь к нему с разными житейскими дрязгами, не стоившими серьезного внимания. Поэтому блаженный на дверях баньки наклеил объявление, чтобы всякий желающий видеть его и пользоваться его беседой входил к нему не иначе как вползая на коленях. И многие, холя свою гордыню (под видом нежелания рвать и портить одежду), предпочли оставить Ивана Яковлевича в покое.

Почти каждое утро слышно было юродивого Ивана, поющего в своем убогом помещении:

Господи, кто обитает
В светлом доме выше звезд,
Кто с Тобою населяет
Верх священных горних мест?
Тот, кто ходит непорочно,
Правду повсегда творит
И нелестным сердцем точно,
Как языком, говорит.
Кто устами льстить не знает,
Ближним не наносит бед,
Хитрых сетей не сплетает,
Чтобы в них увяз сосед.
Презирает всех лукавых,
Хвалит Вышнего рабов
И пред Ним душою правых
Держится присяжных слов.
В лихву дать сребра стыдится,
Мзды с невинных не берет
Кто на свете жить так тщится,
Тот вовеки не падет.

В лесах

Но, видимо, и скрываясь от стихий мира покровом блаженного юродства, Иван Яковлевич не нашел уединения. Со временем он перешел жить в леса на границе Смоленского и Дорогобужского уездов в построенный им самим шалаш.

Спал он на земле, одевался зимой и летом одинаково в белую холщовую рубаху; даже в сильные морозы не обувался. Питался Иван Яковлевич хлебом, который ему приносили ежедневно; зимой смачивал его снегом, а летом водой из родника.

Когда в округе кто-нибудь из селян заболевал, Иван Яковлевич являлся, не будучи зван, и предрекал благополучный или печальный исход болезни. Безошибочные предсказания прославили его в округе.

Часто он, извещенный свыше и незванный людьми, являлся в семьи, которые посетила смерть близких, и принимался за чтение заупокойной псалтири. А после похорон уходил, не дожидаясь благодарности и платы.

Слышав много рассказов о жизни и личности Ивана Яковлевича, некоторые из соседних помещиков искали случая встретиться с ним. Но юродивый избегал любопытствующих, а являлся только к тем, кто действительно в нем нуждался.

Замечательно, что Иван Яковлевич часто отвечал не на вопрос, а на мысль приходившего к нему.

Зимой 1811 года Иван Яковлевич отвечал всем приходящим к нему и жалующимся на стужу:

 Подождите год-годик, и жарко будет, и мерзнуть станете.

Так и случилось. 1812 год принес страшную войну с Наполеоном.

Перед войной произошла история, которая оказалась очень важной для течения жизни юродивого.

Один из соседних помещиков, собираясь выдать дочь замуж за офицера полка, квартировавшего в Духовщинском уезде, обратился к Ивану Яковлевичу с вопросом, будет ли дочь счастлива замужем.

Иван Яковлевич ответил:

 Дурно с арестантом в Сибири вор вором и будет.

И, повернувшись, ушел восвояси.

Помещик отказал жениху.

А тот в отместку за совет юродивого, отыскав его в лесу, жестоко избил палкой.

Предсказание Ивана Яковлевича сбылось в точности. После войны 1812 года избивший его в лесу офицер попал под суд за кражу казенных денег в бытность казначеем. За это его сослали в Сибирь, предварительно лишив всех чинов и прав состояния. Бывшая его невеста, скомпрометированная перед жителями Смоленска поступком вельможи, замуж идти ни за кого не решилась, а поступила в монастырь, где впоследствии была игуменьей и до самой смерти поддерживала переписку с Иваном Яковлевичем.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Но вернемся к печальному событию избиению Ивана Яковлевича. Тогда его, изуродованного и окровавленного, нашли в лесу односельчане и, сжалившись, отвезли в Смоленскую городскую больницу. Там юродивый пролежал четыре месяца и выписался в тот самый день, когда в город вошли французские войска.

Гроза 1812 года

О жизни Ивана Яковлевича во время французской оккупации не осталось почти никаких свидетельств. Только то, что подвижник, уже воспринявший на себя Христа ради юродство, обличал вражеских солдат на улицах города за их злодеяния.

Когда же началось паническое бегство французских войск обратно через Смоленск, Иван Яковлевич с одинаковой заботливостью старался отогреть полузамерзших русских и оледеневших французов. Он сам перевязывал целые партии проходивших раненых и ежедневно носил еду скрывавшимся в лесах жителям.

Несколько раз юродивый попадал в плен к врагу. Но всякий раз бежал благодаря оплошности часовых и хорошему знанию местности.

Однажды блаженный был задержан разъездом казаков, когда отпаивал водкой замерзших французов. Казаки приняли его за неприятельского шпиона и отправили в Главную штаб-квартиру русской армии. Оттуда блаженный был вызволен по ходатайству и поручительству знавших его жителей, уже тогда называвших Ивана Яковлевича Батюшка.

По окончании Отечественной войны 1812 года император Александр I приказал Казначейству отпустить по особому назначению денежные суммы на все разоренные войной губернии. Иван Яковлевич видел злоупотребления смоленских властей, творимые с отпущенными суммами. Он бесстрашно укорял в бесчестных поступках людей, обиравших и без того разоренных смолян.

Назад Дальше