41. На третий довод в пункте 37. Тем самым разрешается и трудность, затронутая в последнем подтверждении восьмого сомнения, а именно: может ли согласие, рожденное в слушающем ангеле от речи другого, говорящего ангела, быть названо согласием ангельской веры, то есть основанным на сказанном и на истине речи. Ибо я утверждаю, что, если эту речь рассматривать относительно того акта, который ангел являет в самом себе, интуитивно и через собственную species, то здесь нет места согласию веры. Это доказывается: такое слушание есть также ви́дение, ибо в акте интеллекта они могут быть одним и тем же. Но кто нечто видит, то не верит во всяким случае, через этот акт, хотя может одновременно верить через другое средство, что не имеет отношения к нашему обсуждению. Поэтому, что касается этой части, мы утверждаем, что такая речь порождает не ангельскую веру, а знание, или очевидный опыт. Если же речь идет о вещи, явленной не в ней самой, а в ином например, в мысли о прошлом или будущем акте, то такое познание будет некоторым образом иметь характер ангельской веры, ибо через такое познание вещь усматривается не сама по себе и с очевидностью, а только в сказанном и через познание иного.
42. Рассматривается только что приведенное учение. Познается ли через познание акта его объект. Авреол отрицает это. См. Суарес, «О воплощении», дисп. 27, разд. 3. Так как это учение предполагает, что в слове, через познание мысли другого, познается также ее объект, остается рассмотреть этот вопрос. Его разбирает Авреол в комментарии к «Сентенциям», кн. 2, дист. 9, вопр. 1, арт. 2, и в итоге отвечает, отрицая, что единственно через познание акта, который он называет прямым актом познания, познается каким-либо способом объект этого акта. Доказывается это тем, что в противном случае усматривающий блаженное ви́дение одного ангела интуитивно усматривал бы через него Бога и, следовательно, мог бы обрести блаженство естественным путем. Первый вывод доказывается: ведь через усмотрение познается его объект; следовательно, если первое ви́дение, например, Бога, будет интуитивным, и если само видение усматривается интуитивно, то и усмотрение видения будет интуитивным видением Бога. Но такое рассуждение не имеет силы. Во-первых, если принять первый вывод, второй окажется ложным. В самом деле, ясное видение Бога не может усматриваться чисто естественным путем, потому что оно само, по своей сущности, сверхъестественно Следовательно, кто принимает первый вывод, должен был бы, соблюдая последовательность, утверждать, что видение Бога не может усматриваться интуитивно, кроме как через ви́дение, подобное видению самого Бога. Но в действительности уже первый вывод некорректен, потому что даже если объект мысли познается в самой мысли, он не обязательно должен познаваться столь же совершенно, что и сама мысль, а потому не познается интуитивно, пусть даже мысль усматривается интуитивно, ибо познается не через собственную species, а через species иного. Это утверждение можно доказать и по-другому. В самом деле, понятие некоторой вещи репрезентирует свой объект только по способу формы, которая формально аффицирует потенцию, подобно тому, как умопостигаемая species репрезентирует по способу производящей причины. Но ни одна из этих форм не репрезентирует вещь объективно, по способу формального образа этой вещи. Следовательно, через такое объективно познанное понятие нельзя познать вещь, которую это понятие формально репрезентирует самому обладателю понятия, как нельзя познать ее в умопостигаемой species, познанной в качестве объекта.
43. Утвердительное решение многих авторов. Тем не менее, следует сказать, что ангел, являя через речь свою мысль другому ангелу, являет в ней объект своей мысли, и наоборот: слушающий ангел, познавая мысль говорящего, познает, стало быть, в ней или через нее мыслимую в ней вещь. Такое решение, взятое в абсолютном смысле, утверждается или, вернее, предполагается многими теологами. Оккам, Quodl. 1, вопр. 7, и в комментарии на кн. 2 «Сентенций», вопр. 20; и в комментарии на ту же книгу Габриэль, дист. 9, вопр., арт. 4, говорят, что ангел, видящий мысль другого, некоторым образом познает в ней ее объект, словно в естественном знаке. Поэтому Майор в комментарии на кн. 2 «Сентенций», в последнем вопросе, ложно приписывает Оккаму то утверждение, что ангел, видящий мысль другого, не видит объекта, так как видит мысль как вещь, а не как знак: ведь Оккам прямо утверждает противоположное. Сам же Майор считает такое суждение возможным, однако в конечном счете отказывается к нему присоединиться. Зато, как представляется, его предполагает Гервей, в комментарии на книгу «Сентенций», дист. 1, вопр. 1, и Генрих, Quodl. 5, вопр. 15. И его же предполагает, как известно, Васкес в указанной выше дисп. 211, гл. 11, в пункте 62, ближе к концу, и то же самое он говорит в дисп. 38, гл. 4. Весьма склоняется к нему также Генрих в «Сумме», а. 33, вопр. 2, где говорит, что через усмотрение зримой или умопостигаемой species в ней усматривается объект, репрезентируемый через такую species. Ибо, как представляется, ход рассуждения здесь один и тот же, хотя, возможно, об акте Генрих судил бы иначе. Наконец, св. Фома и все его последователи прямо исходят из этого, ибо, с одной стороны, утверждают, что помыслы ангелов относятся не только к актам и понятиям, но и к другим вещам, как уже было сказано; а с другой стороны, считают, что такая речь непосредственно осуществляется только через явление собственных актов или понятий. Следовательно, они предполагают, что через явление актов некоторым образом является также сама вещь, и, стало быть, через акты или в самих актах слушающий познает объекты актов.
43. Утвердительное решение многих авторов. Тем не менее, следует сказать, что ангел, являя через речь свою мысль другому ангелу, являет в ней объект своей мысли, и наоборот: слушающий ангел, познавая мысль говорящего, познает, стало быть, в ней или через нее мыслимую в ней вещь. Такое решение, взятое в абсолютном смысле, утверждается или, вернее, предполагается многими теологами. Оккам, Quodl. 1, вопр. 7, и в комментарии на кн. 2 «Сентенций», вопр. 20; и в комментарии на ту же книгу Габриэль, дист. 9, вопр., арт. 4, говорят, что ангел, видящий мысль другого, некоторым образом познает в ней ее объект, словно в естественном знаке. Поэтому Майор в комментарии на кн. 2 «Сентенций», в последнем вопросе, ложно приписывает Оккаму то утверждение, что ангел, видящий мысль другого, не видит объекта, так как видит мысль как вещь, а не как знак: ведь Оккам прямо утверждает противоположное. Сам же Майор считает такое суждение возможным, однако в конечном счете отказывается к нему присоединиться. Зато, как представляется, его предполагает Гервей, в комментарии на книгу «Сентенций», дист. 1, вопр. 1, и Генрих, Quodl. 5, вопр. 15. И его же предполагает, как известно, Васкес в указанной выше дисп. 211, гл. 11, в пункте 62, ближе к концу, и то же самое он говорит в дисп. 38, гл. 4. Весьма склоняется к нему также Генрих в «Сумме», а. 33, вопр. 2, где говорит, что через усмотрение зримой или умопостигаемой species в ней усматривается объект, репрезентируемый через такую species. Ибо, как представляется, ход рассуждения здесь один и тот же, хотя, возможно, об акте Генрих судил бы иначе. Наконец, св. Фома и все его последователи прямо исходят из этого, ибо, с одной стороны, утверждают, что помыслы ангелов относятся не только к актам и понятиям, но и к другим вещам, как уже было сказано; а с другой стороны, считают, что такая речь непосредственно осуществляется только через явление собственных актов или понятий. Следовательно, они предполагают, что через явление актов некоторым образом является также сама вещь, и, стало быть, через акты или в самих актах слушающий познает объекты актов.
44. И это доказывается апостериорно. Это можно доказать, прежде всего, апостериорно: ведь ангелы могут говорить между собой не только об актах, которые имеются у них здесь и сейчас, когда они говорят, но и о вещах прошедших или будущих, или как-то иначе с ними соотнесенных, или о рассказанных другими. Но они не могут говорить о них непосредственно и прямо; следовательно, могут говорить о других вещах, только являя акты, выполняемые относительно них здесь и сейчас, когда о них говорится. Следовательно, и слушающий, наоборот, познавая через речь акты говорящего, по необходимости познает через эти акты их объекты. Можно возразить, опираясь на Авреола в указанном выше месте, что ангел действительно усматривает мыслимую вещь через усмотрение мысли другого, но не прямо и не только в силу такой мысли, а косвенно, через вывод, а именно: соотнося эту мысль с другой, своей собственной, через рефлексию. Например, усматривая некоторую мысль другого ангела, он рассматривает сходную мысль в себе и познает ее как имеющую своим термином розу; отсюда он узнает, что похожая мысль, усматриваемая в другом ангеле, тоже имеет термином розу. Но такой ответ предполагает, прежде всего, что ангел обретает это знание через собственное рассуждение, а это чуждо ангельской природе, как будет сказано ниже. А кроме того, ангельская речь предстает здесь весьма несовершенной: ведь, строго говоря, один ангел не мог бы рассказать другому о том, что видит, или о чем думает, или как судит о конкретной вещи, но только материально (если можно так выразиться) являл бы свой нынешний акт, чтобы другой на его основании рассуждал и как бы угадывал, что́ говорит другой или о чем говорит. Но это неправдоподобно и абсолютно недостойно ангельской природы.
45. Априорный аргумент. Априорный аргумент состоит в том, что акт мышления по существу выражает трансцендентальное отношение к объекту. Единичный акт мышления, даже взятый материально, выражает трансцендентальное отношение к конкретному объекту. Но ангел ясно, сущностно и интуитивно являет посредством речи другому ангелу свой конкретный акт мышления; следовательно, он являет ему объект, на который обращен такой акт мышления; следовательно, объект прямо познается слушающим. Прямо (говорю я) благодаря species этого акта, напечатленной в нем говорящим, причем напечатленной тем же движением, или актом, через который этот другой познает мысль говорящего. Правда, при сравнении этих двух моментов между собой, а именно акта и его объекта, оказывается, что через речь первично и как бы напрямую познается акт, а его объект познается вторично и как бы косвенно. Авреол отвечает отрицанием первого вывода, поскольку акт есть только основание отношения; но хотя актуальное отношение не познается помимо термина, основание его, тем не менее, может быть познано помимо термина. Однако так обстоит дело применительно к категориальному отношению, а приведенный довод исходит из трансцендентального отношения, сущностно включенного в акт, как включено оно в хабитус или в потенцию применительно к объекту. В самом деле, акт может быть познан, и тем более познан сущностно и интуитивно, лишь тогда, когда познается трансцендентальное отношение, а оно не познается помимо объекта. И потому вполне корректен тот вывод, что говорящий ангел, являя свой акт, являет, следовательно, его объект не через рассуждение и не потому, что акт есть знак объекта, а в силу внутренней связи одного с другим, благодаря чему умопостигаемая species, репрезентируя одно, репрезентирует, соответственно, и другое, хотя и по-разному. Действительно, акт она репрезентирует как свой собственный и непосредственный объект, а вещь, которая выступает объектом акта, она репрезентирует вторично и словно следствие акта: тем способом, каким термин полагается в определении движения, и т. п. По той же причине акт мышления хотя и явлен через речь в самом себе и усматривается интуитивно, мыслимая вещь, тем не менее, познается лишь постольку, поскольку это необходимо для совершенного познания акта мышления. А для этого достаточно, чтобы мыслимая вещь познавалась абстрактивно и несовершенно. Генрих же в месте, указанном выше, учит, что объект не менее совершенно усматривается в species, познанной объективно, чем через нее; но он не доказывает этого, да это и не выглядит доказуемым