В ответном письме от декабря 1910 года (спустя семь месяцев) Столыпин опроверг выдвинутые графом обвинения[369]. Тогда же, в декабре, Витте послал Столыпину новое письмо, в котором, ввиду разногласий между ними, предложил устроить сенаторскую ревизию. Председатель правительства перенаправил запрос министру юстиции И.Г. Щегловитову, решив, как он выразился, «положить конец этой комедии»[370]. Дело было передано на рассмотрение императора: «пускай резолюция Его Величества поставит наконец на этом деле точку»[371]. Рассмотрение в Совете министров состоялось в январе 1911 года, а 22 февраля на соответствующем Особом журнале Совета министров Николай II наложил резолюцию: «Никаких неправильностей в действиях властей административных, судебных и полицейских я не усматриваю. Дело это считаю законченным»[372]. С тактической точки зрения ход Столыпина был беспроигрышным. Зная неприязнь императора к отставному реформатору, а также позицию Николая II по отношению к расследованию иных преступлений черносотенцев, предугадать его реакцию не составляло труда.
Витте, в отличие от монарха и премьера, не считал дело о покушении законченным. Оспаривать вердикт императора он не мог, поэтому перешел к тактике закулисной борьбы, действуя через журналистов. В мае 1911 года он отправил документы, касавшиеся их переписки со Столыпиным, сотруднику «Нового времени» Меньшикову. Тот откликнулся: «Очень благодарю Вас за документы. Они в бытовом отношении и политическом очень интересны. Признаю, что Вы обижены, и вспоминаю, как прав я был, советуя Вам в свое время притянуть к суду с полдесятка клеветников»[373]. Весной 1912 года, накануне выборов в IV Государственную думу, граф решил действовать публично[374].
В мае 1912 года редакция газеты «Биржевые ведомости» планировала опубликовать ряд статей о покушении и ходе его расследования. 10 мая вышла первая из них, объемом в целый газетный лист и озаглавленная «Граф С.Ю. Витте и юстиция. История покушения на графа Витте». В этом сенсационном материале подробно излагалась суть дела и, кроме того, говорилось: «Прошло некоторое время, вдруг судебное следствие, начатое столь энергично и давшее такие интересные результаты, внезапно прекратилось, чтобы уж более не возобновляться. Что же такое случилось? А случилось вот что Дело грозило разоблачениями такого характера, таким громким скандалом, что решено было его потушить»[375].
Должно было выйти еще несколько статей, однако эта газетная публикация привлекла внимание ДП как имеющая целью «дискредитировать в глазах общества действия правительства»[376] и спровоцировала судебное расследование. Сотрудникам департамента удалось установить, что автором заметки, заявленной как редакционная, являлся журналист А. Стембо. Он был арестован, в ходе дознания выяснилось, что материалом для его публикации послужили рукописи чиновника земского отдела Министерства внутренних дел Б.П. Башинского. При обыске у Стембо были обнаружены и черновики еще не вышедших статей, в которых приводились доказательства того, что убийства Иоллоса, Герценштейна и взрыв в доме графа Витте были организованы с ведома правительства[377].
Должно было выйти еще несколько статей, однако эта газетная публикация привлекла внимание ДП как имеющая целью «дискредитировать в глазах общества действия правительства»[376] и спровоцировала судебное расследование. Сотрудникам департамента удалось установить, что автором заметки, заявленной как редакционная, являлся журналист А. Стембо. Он был арестован, в ходе дознания выяснилось, что материалом для его публикации послужили рукописи чиновника земского отдела Министерства внутренних дел Б.П. Башинского. При обыске у Стембо были обнаружены и черновики еще не вышедших статей, в которых приводились доказательства того, что убийства Иоллоса, Герценштейна и взрыв в доме графа Витте были организованы с ведома правительства[377].
Материалами для публикации послужили и сообщения газеты «Русь» от 1906 года, а также данные, собранные адвокатом вдовы Герценштейна. Собирая сведения об убийстве депутата, адвокат попутно составил материал и о покушении на графа Витте и передал ему для разработки[378]. Выяснилось, что материалы для наиболее острой статьи (единственной напечатанной из трех) Стембо получил лично от графа Витте через А.В. Руманова, заведующего петербургским отделом газеты «Русское слово»[379]. В ноябре 1912 года Руманов также подвергся аресту. Реформатор же в духе тактики «закулисных влияний» ничем не выдал своей причастности к произошедшему. Напротив, в письме своему секретарю, Н.С. Поморину, граф утверждал, будто бы сам он не в курсе этой истории: «Что насчет Руманова, то мне его жаль. Конечно, он не революционер, он даже искренний слуга правительства и человек доброжелательный. Он, наверное, попался на репортерских и корреспондентских хитростях, которые и я несколько раз имел случай подчеркивать. Тут он мог явиться некорректным и попался. Так, по крайней мере, я думаю, насколько его понимаю»[380]. Предположение о причастности руководства «Союза русского народа» к покушению на Витте так и осталось в обществе на уровне основной, но официально не признанной версии.
Опальный реформатор не умерял своей активности. Очередная статья о покушении, на этот раз целиком основанная на материалах графа, была опубликована журналистом Львовым (Клячко) в 1914 году[381]. Тремя годами ранее, в 1911-м, диктуя стенографистке текст своих мемуаров, Витте выразил готовность опубликовать переписку со Столыпиным еще при собственной жизни, так как после кончины Столыпина она «не составляет уже такого особого секрета»[382]. Однако политическая конъюнктура, а также надежды на новое возвышение заставили его изменить намерения. Позднее Клячко признался, что во время работы над статьей он был связан с Витте непосредственно. Более того, граф ознакомил его с содержанием уже полностью готовых к тому времени мемуаров. Опальный реформатор дал Клячко возможность снять копию с переписки со Столыпиным, но взял с него слово пока не пользоваться этими документами в печати[383]. Витте готовил еще ряд подобных публикаций (которые, однако, не дошли до печати), стремясь действовать и через других своих агентов, и даже поддерживал среди верных ему журналистов своего рода конкуренцию[384].
История с разоблачениями, связанными с покушением на Витте, продолжилась после его смерти в 1915 году. Уже в марте того же года (одновременно с опубликованием некрологов отставному реформатору!) в журнале «Русская мысль» вышла еще одна статья Львова, в которой содержались выдержки из имеющихся у него копий переписки двух премьеров[385]. Одновременно этой темы коснулся и приближенный к Витте американский журналист Г. Бернштейн. В еврейской газете «The Day» (Нью-Йорк) в конце того же месяца появилась большая статья (опубликованная в нескольких номерах) с сенсационным заголовком «Письма графа Витте открывают строжайшие секреты кабинетов высших сановников в России! Царский первый министр обвиняет Столыпина в организации заговора убить его»[386]. Бернштейн публиковал выдержки из своей многолетней переписки с отставным министром, в том числе цитировались слова Витте о закулисной стороне событий восьмилетней давности: «Русские сановники, принимавшие участие в этом заговоре, не дерзают открыть аттентат прижатые к стене доктор Дубровин со своей кликой вынуждены будут назвать премьера Столыпина и других государственных сановников как лиц, хотевших устранить меня с дороги. Вот, как теперь видите, в данном случае открыть истину далеко не в интересах господствующих классов»[387].
Можно утверждать, что между Витте и близкими к нему журналистами существовала договоренность, согласно которой подобные материалы можно было опубликовать только после его смерти. Появление похожих публикаций в двух разных концах света свидетельствует в пользу этой версии. Обнародование откровенно скандальных и неприятных для императора материалов при жизни Витте поставило бы крест на его надеждах вновь вернуться в политику. С другой стороны, вероятно, что у Клячко был и свой расчет: статья в «Русской мысли» отражала оппозиционные тенденции в общественных настроениях.
Антиправительственная заостренность этого дела привлекала не только либералов. Уже после Февральской революции 1917 года была организована Чрезвычайная следственная комиссия (далее ЧСК) по расследованию преступлений свергнутого режима, и сюжет с покушением на Витте (а особенно с судебным расследованием) стал удобен для дискредитации системы царского правосудия. В ходе дознания подтвердилась версия о причастности Петербургского охранного отделения к организации попытки взорвать дом Витте, а также выяснились некоторые неизвестные до того времени детали[388]. Это дело привлекло внимание и в СССР: оно идеально подошло для иллюстрации злоупотреблений «полицейско-монархического режима»[389], ведь целью террористов при попустительстве властей в данном случае был один из столпов дореволюционной государственности царский министр Витте. В 1926 году выдержки из материалов перепечатал один из популярных журналов[390], а в 1929-м материалы расследования ЧСК, а также переписка Витте и Столыпина вышли в рамках издания о черносотенных организациях[391].
В силу целого ряда обстоятельств, сопровождавших покушение на отставного сановника и дальнейшее расследование этого преступления, общественное мнение скоро вышло за рамки обсуждения частного события развернулась дискуссия о роли правительства в эскалации правого террора. С одной стороны, граф активно поддерживал и даже направлял этот процесс, ориентируясь на политическую конъюнктуру, с другой дискуссия в немалой степени развивалась и без его участия, а покушение и все, что к нему относилось, стало удачным информационным поводом. В то же время популярностью долго пользовалась версия о том, что покушение подстроил сам граф, чтобы снова напомнить о себе. Таким образом, на первый план выходили личность Витте и связанные с ним общественные эмоции. На примере отношения публики к этому событию можно убедиться, что общественное мнение в исследуемый период обладало весомой силой и влияло на ход следствия. Покровительство, которое оказывал крайним правым Николай II, раздражало не только оппозиционно настроенных либералов, но и некоторых приверженцев монарха, включая и отдельных чиновников. Участие же самого Витте в публичных дискуссиях в немалой степени способствовало расследованию и общественному диалогу.