Извернувшись ужом, он, казалось, лишь на мгновение прикоснулся к своей щиколотке, и в тот же миг Гуров почувствовал у горла холодную сталь.
Дернешься прирежу, обращаясь то ли к Максиму, то ли к полковнику, проговорил Муса. Брось пистолет! Бросай!
Застывший в недоумении Максим, повидимому, еще не успевший осознать, что изза его действий произошло совсем не то, что было задумано, медленно положил оружие на асфальт.
Пинай ко мне!
Максим слегка подтолкнул ногой пистолет, и Джункаев поймал его, придавив ступней.
В кабину. Пошел! Прирежу его!
Муса явно нервничал, но все действия его были четкими, и пока он не допускал ошибок.
Проследив за тем, как Максим снова устраивается в кресле пилота, он коротко приказал:
Заводи!
Уже убедившись, что возражать бесполезно, Максим начал переключать какието рычаги и нажимать кнопки.
Тем временем полицейские предприняли новую попытку достучаться до совести новоиспеченного «террориста».
Вы совершаете государственное преступление! разносилось по полю. Подумайте о последствиях! Сотрудничество в ваших интересах! Вам не причинят никакого вреда!
Стальное лезвие очень плотно прижималось к шее полковника, изпод острия даже показалась красная капля. Это был тот самый нож, на котором в ходе недавней драки так неосторожно оставил свои отпечатки Максим. Неизвестно, по каким соображениям Джункаев предпочел взять его с собой, но, как показали события, такая предусмотрительность оказалась весьма полезной.
Теперь азиат стоял немного позади, вдавив острие в шею Гурова, и тот очень хорошо понимал, что при любой попытке атаковать Муса опередит его.
Чтобы получить гарантированный летальный исход, тому нужно было сделать лишь небольшое движение рукой, тогда как Гурову, чтобы вновь оказаться на равных с противником, предстояло совершить почти невозможное.
Куда бы он ни дернулся сейчас вперед, назад или вбок, везде его подстерегало неизбежное лезвие, казалось, ожидавшее лишь едва заметного посыла, чтобы войти в горло по самую рукоятку.
Куда бы он ни дернулся сейчас вперед, назад или вбок, везде его подстерегало неизбежное лезвие, казалось, ожидавшее лишь едва заметного посыла, чтобы войти в горло по самую рукоятку.
Между тем двигатели вертолета набирали мощность. Постепенно раскручивался верхний винт, и Гуров ощущал все усиливающийся ветер, который создавало быстрое перемещение воздушных масс.
Уже можем лететь? слегка обернувшись к Максиму, спросил Джункаев.
Лев понял, что другого шанса не будет. Ясно, что Муса не собирался брать его с собой. Воспользовавшись тем, что противник переключил внимание, он резко скользнул вниз и, ударив по коленям, заставил Мусу потерять равновесие.
Избежать ущербов от острого лезвия полковнику не удалось. После того как он вырвался из рук противника, на шее красовалась длинная кровавая линия. Но это был просто порез, незначительная царапина, которая, по сравнению с перерезанным горлом, выглядела сущим пустяком.
Когда Муса упал на землю, Гуров набросился на него и снова начал молотить кулаками.
Физической силой и массой он превосходил Джункаева. Но на стороне того были ловкость и знание восточных единоборств. При малейшей возможности он использовал болевые и даже запрещенные приемы, понимая, что терять ему нечего и что от исхода этой схватки зависит вся его дальнейшая судьба.
Тем временем Максим, увидев, что расстановка сил поменялась, снова начал активно переключать рычажки на приборной панели, несомненно намереваясь остановить работу двигателей. Винт стал крутиться медленнее, и мощные потоки воздуха уже не мешали перекатывающимся по летному полю мужчинам выяснять отношения.
А у тех страсти накалялись с каждым ударом. Поняв, что в попытках одолеть его Муса не побрезгует любыми, самыми подлыми приемами, Гуров не на шутку разозлился. Использовав небольшую оплошность полковника, коварный азиат впился ему в лицо своими тонкими пальцами, чуть не выдавив глаз, и это стало последней каплей. Отцепив растопыренную клешню, Гуров в ярости так врезал Мусе в середину корпуса, что тот чуть не потерял сознание. Несколько секунд он бессмысленно таращился в пространство, не в силах вдохнуть воздух, и эта небольшая пауза решила исход схватки.
Воспользовавшись моментом, Гуров подобрал пистолет, в ходе драки отлетевший под «брюхо» вертолета, и недолго думая выстрелил в колено настырному азиату.
Еще не придя в себя от предыдущего «подарка» полковника, Муса перегнулся пополам и взвыл от боли. Изображая чуть ли не предсмертную агонию, он упал и начал перекатываться по земле, оглашая пространство истошными воплями.
Но опытного полковника сложно было пронять подобными «цирковыми номерами». Засунув за пояс пистолет, он подошел к беснующемуся на асфальте Джункаеву и, слегка пнув его ногой, спокойно проговорил:
Мне на руках тебя отнести? Или уж сам дойдешь?
Поняв, что игра проиграна, Муса завизжал, не в силах сдержать разрывавшей его ярости и выкрикивая на родном языке какието, повидимому, очень нехорошие слова.
Полковнику, у которого вся верхняя часть рубашки была пропитана кровью, сочившейся из раны на шее, очень хотелось дать ему хорошего пинка и прекратить этот балаган, но он сдержался.
От полицейских машин к вертолету уже спешили спецназовцы, и нести на руках Гурову никого не пришлось.
Джункаева подняли с земли и заковали в наручники. В сопровождении нескольких спецназовцев он, прихрамывая, побрел к полицейским машинам.
В это время Максим, уже успевший полностью заглушить двигатели, неторопливо вылез из кабины.
Меня теперь снова посадят? Выражение безысходности, ясно отпечатавшееся на его лице, наводило на мысль, что сам себе он уже ответил на этот вопрос.
Но Гуров смотрел на дело более оптимистично.
За что? всем видом показывая, что вопрос кажется ему странным, проговорил он.
Ну как же Я ведь браслет снял, сокрушенно покачал головой Максим. Можно сказать, сбежал из заключения.
Так это ты по собственной инициативе сделал? внимательно глядя ему в лицо, спросил Лев. По своему желанию снял браслет, пробрался на летное поле и планировал угнать боевой вертолет? Все это твоя идея?
Нет, но Ведь условия я всетаки нарушил.
Нарушение нарушению рознь, назидательно проговорил Гуров. Одно дело если ты действовал по собственному умыслу, и совсем другое если был вынужден так поступить под давлением. Выше нос, парень! Думаю, твое дело выиграно.
Нет, но Ведь условия я всетаки нарушил.
Нарушение нарушению рознь, назидательно проговорил Гуров. Одно дело если ты действовал по собственному умыслу, и совсем другое если был вынужден так поступить под давлением. Выше нос, парень! Думаю, твое дело выиграно.
Он ободряюще улыбнулся и следом за группой, сопровождавшей Джункаева, направился к своим коллегам.
Ряд полицейских машин уже не щетинился торчавшими отовсюду снайперскими винтовками, «мигалки» тоже были отключены.
Пока продолжались разборки возле вертолета, ктото вызвал «Скорую помощь», и сейчас к Гурову озабоченно спешила миловидная медсестра, державшая в руках небольшой ящичек с медикаментами.
Вам необходима госпитализация. Срочно! проговорила она, испуганно поглядывая на залитую кровью рубашку полковника.
Да уж конечно! презрительно фыркнул Лев. В больницу на месяц лягу изза этой царапины. Перекисью протри да пластырь приклей. Больше ничего от тебя не требуется.
Девушка попыталась было возражать, но Гуров был непреклонен. Попытки убедить его в том, что подобные серьезные ранения нуждаются в серьезном подходе, ни к чему не привели. Дело закончилось тем, что медсестре пришлось ограничиться «программойминимум», которую озвучил полковник.
Она обработала рану, и вскоре Лев уже сидел рядом с Максимом на заднем сиденье полицейского «Форда», увозившего их обратно в Покровск.
Глава 9
Так что же всетаки произошло? спросил Гуров, когда машина покинула территорию авиачасти. Как ему удалось тебя заставить?
Очень просто, с волнением ответил Максим, повидимому вспомнив недавние переживания. Вечером мы с Ларой гулять пошли, я ведь, кажется, говорил вам, что она должна была зайти.
Да, говорил, ответил полковник, вспомнив свои наблюдения за этой прогулкой.
Вот и погуляли. То есть на прогулке все хорошо было, ничего особенного. А когда я домой пришел, вдруг обнаружил у себя в кармане какуюто флэшку. Ято точно никаких флэшек с собой не брал. Да и не моя это была, другая совсем. Что, думаю, за дела такие? Вставил в компьютер, посмотрел. А там
Слушая этот рассказ, Гуров невольно проводил параллели. Испорченная флэшкарта, которую нашли в кабинете Иванникова, сразу пришла ему на память. И теперь, когда Максим рассказывал новую историю про подброшенную флэшку, он думал, что догадки о находившемся там компромате, похоже, оказались недалеки от истины.
В общемто, сначала там ничего и не было, продолжал Максим. Маска какаято и голос. Аудиозапись.
И о чем в ней шла речь? с интересом спросил полковник.
О том, что коекто имеет в своем распоряжении нож с моими отпечатками, и в любое время этот нож могут найти в любом трупе. Например, в трупе Ларисы. Голос Максима дрогнул. Или в любом другом. Потом этот человек сказал, что если я не хочу, чтобы это произошло, то должен ночью, в два часа, снять браслет и прийти к месту, откуда отходит служебная маршрутка.
Голос не вызвал у тебя никаких ассоциаций? Может, показался знакомым?
Нет. Он вообще был какимто странным. Как металлический. Скорее всего, изменили. Ведь есть такие специальные устройства, которые делают голос неузнаваемым.
Чтото еще было на этой флэшке? Или только аудиозапись?
Нет, не только. Максим снова нахмурился. Еще были фотографии.
Правда? Гуров снова навострил уши. И что же на них было изображено?
Лариса. В подъезде, в какомто закоулке, на пустынной аллее. Везде одна и везде без защиты.
Понятно. Показывали, что вонзить нож ничего не стоит.
Да. Мне, собственно, наплевать было, что там мои отпечатки, но Ларке действительно грозила опасность, если бы я не выполнил их требования. Точнее, его.
Есть какието соображения о том, как подбросили флэшку?
Сначала я вообще ничего не понял. Но потом вспомнил один небольшой эпизод на прогулке и догадался. Мы когда по аллее прохаживались, на меня налетел какойто парень. Шел, уставившись в телефон, ничего перед собой не видя, и в итоге врезался в меня. Ято поначалу особого значения не придал. Мало ли что случается. Каждый может зазеваться. Ничего особенного, посмеялись, да и разошлись. А потом, когда стал обо всем этом думать, понял, что неспроста это было. Это он, парень тот, мне флэшку подсунул. Долго ли в карман опустить? Думаю, это он.