Не выключай! снова останавливает бабку девочка и щурит глаза. Делай так же. Смотри!
Алла Викториновна послушно таращит на свет сощуренные глаза и неожиданно догадывается до смысла фразы «и звездочки в глазах». В глазах были уже не только рождественские звездочки, а неоновые пятна флуоресцентного желто-зелено-голубого оттенка.
А теперь так, командует Аглая и накрывает себя и бабку одеялом с головой. Видишь?
А теперь так, командует Аглая и накрывает себя и бабку одеялом с головой. Видишь?
«Еще бы не видишь!» Под одеялом плыли разноцветные круги.
А мои видишь?
Вижу, поддакивает Алла Викториновна.
Твои какого цвета?
Мои желтые.
Это мои желтые, не соглашается девочка. А твои голубые
И зеленые
У меня тоже зеленые. И желтые тоже есть. Два.
Лежат молча. Под одеялом становится душно. Алла Викториновна откидывает край и с шумом втягивает в себя воздух просторного зала:
Это ты поэтому из туалета не выходила?
Нет.
А почему? продолжает выспрашивать Алла Викториновна.
Не хотела, признается Аглая.
А-а-а с пониманием мычит Алла Викториновна и устало выдыхает: Давай спать.
Нет, отказывается девочка и сладко зевает. Меня мама не любит.
Глупости какие! начинает сердиться Алла Викториновна. С чего ты взяла?
Она папе все время говорит: «Не надо было рожать».
А он? автоматически переспрашивает Алла Викториновна.
А он говорит: «Поздно, Джонни, пить боржоми».
А она?
Она плачет и говорит, что ты заставила.
Я-а-а?! подскакивает в кровати Алла Викториновна, но не успевает разразиться гневной тирадой, как внучка требует ответа на еще один вопрос:
А зачем я тебе нужна?
Потому что я тебя люблю, открывает секрет Алла Викториновна.
И все?
И не все! Интересно же: у меня раньше никогда не было внучки, а ведь я уже бабушка.
Какая же ты бабушка? в самое ухо шепчет Аглая и обнимает бабку за шею.
Здрасте! хмыкает Алла Викториновна. А кто же я?
Ты? Ты не бабушка никакая. Ты Алла. Ты ведь Алла?
Алла, растроганно соглашается та и гладит девочку по голове. Ни дать ни взять самая настоящая Алла, как ни крути.
Прильнув к уютному телу Аллы Викториновны, насытившись не только его теплом, но и абсолютной любовью, Аглая погружается в сон и, борясь с ним, задает еще один сакраментальный вопрос:
Ты когда умрешь, Алла?
А надо? пугается Алла Викториновна.
Не надо, успокаивает ее Аглая и, не разжимая рук, просит: Когда я вырасту, ты мне свои сережки отдашь?
Отдам. Алла Викториновна целует внучку во влажный лоб.
Хорошо, успокаивается девочка и засыпает на бабкиной подушке.
Спокойной ночи, шамкает беззубым ртом Алла Викториновна, но свет не выключает и, крепко зажмурившись, еще раз повторяет внучкин опыт. Пятна снова плывут перед глазами разомлевшей женщины, шея которой становится влажной от жаркого дыхания крепко спящей Аглаи.
«Конечно, отдам, думает Алла Викториновна про серьги и представляет волнительный акт передачи шкатулки с сокровищами. А вовнутрь положу записку: Любимой внучке от бабушки. Ну, это вообще-то как сказать, может, лучше так и написать: Аглае от Аллы. Пусть помнит».
Маша Трауб
Тяжелый путь к сердцу через желудок
Я познакомилась с будущим мужем. Конечно, я была умница и красавица. Но этого ему было мало. Я бойко лопотала по-французски, читала Томаса Манна, но и этого ему было мало. От страданий я похудела до сорока пяти килограммов, так что на лице остались одни глаза, при этом мне в наследство достались бабушкина грудь и мамина попа, но и этого ему было мало.
Я пролила немало слез, пока не решила завоевывать не сердце, а желудок. Я пригласила будущего мужа на ужин уж что-что, а готовить я умела, несмотря на юный возраст. Вопрос был только один чем накормить? Так накормить, чтобы прямо из-за стола пойти замуж.
Мясо, посоветовала мама.
Банально, ответила я.
Зато наверняка.
Почему я тогда не послушала маму? Нет, я решила сразить наповал приготовить ризотто с морепродуктами.
Надо сказать, что с рисом в нашей семье отношения не складываются. Чечевица да, это наш продукт. А рис Мама даже кашу рисовую так и не может сварить.
С морепродуктами тогда было сложно они лежали в магазинах, сверкая льдом, дорогие и плохо опознаваемые. Да и слово «ризотто» тогда мало кто знал. Но звучало убийственно.
Уже в процессе готовки я опять лила слезы, понимая, что блюдо загубила. Обычный рис оставался твердым, морепродукты плавали в дурно пахнущей жижице, но отступать было некуда.
Будущий муж честно жевал резиновую мидию и пытался проглотить рис.
Нет, сказал он наконец.
Почему? воскликнула я, как раненая птица.
Собственно, обращалась я не к нему, а к себе. Почему я не приготовила мясо?
Мы с тобой разные в быту, сказал он, откладывая вилку.
Полгода мне понадобилось на то, чтобы он опять был почти готов на мне жениться. Замуж хотелось страшно, поэтому в то время я научилась молчать, хлопать ресницами и кивать каждому его слову, как китайский болванчик собственно, делать то, что совершенно несвойственно моей натуре и вообще женщинам нашей семьи. Мы орем, грозно сдвигаем брови в одну линию, как у Сальмы Хайек в фильме «Фрида», спорим с мужчинами с пеной у рта и чуть что хватаемся за кинжал, чтобы уже убить этого непонятливого человека.
На этот раз я решила не рисковать и пригласила будущего мужа на ужин к маме. В конце вечера, как я рассчитывала, он попросит у матушки моей руки, и все будут счастливы. В маме я была уверена. В ужине тоже. Главное, чтобы он смог выползти из-за стола и промычать про предложение. После ужинов, которые готовит мама, не то что говорить, дышать трудно.
Мама решила встретить потенциального зятя беляшами. Это ее фирменное блюдо, как, впрочем, и все, которые требуют полной сковороды масла, жара, брызг и теста. Беляши маме удаются отменно. В тот вечер они были огромные, размером с блюдце, истекающие соком, румяные.
Единственное, чего я опасалась, что мама с порога покажет свое истинное лицо. Оно, несомненно, у нее очень привлекательное, но не каждому мужчине такое понравится. Обычно мама ходит дома в майке-размахайке, которая слегка прикрывает попу, оставляя открытыми ноги всегда смуглые, подтянутые, без единой веночки, хоть и толстые. Но последнее замечание не мое, а тети-Галино, она всегда маминым ногам завидовала. При этом у мамы всегда в зубах зажженная сигарета и в руке рюмка коньяка. Еще она виртуозно и красиво разговаривает матом и имеет обыкновение сразу спрашивать про родственников, наследственность и здоровье прабабушек, стараясь выявить генетические заболевания.
Но опять же в тот раз мама была не мама. Она встретила будущего зятя в красивой блузке, которая о чудо! прикрывала ее грудь (еще одна мамина гордость и предмет зависти тети Гали). Стол был накрыт по-праздничному. Мама улыбалась кроткой улыбкой газели и даже сказала:
Здравствуй, доченька. И обратившись к будущему зятю: Очень приятно, Ольга Ивановна.
Я тогда чуть в прихожей не рухнула. Видимо, мама тоже хотела поскорее отдать меня замуж, очень хотела, потому что обычно она встречает меня фразой: «Маргарита, твою мать» или в лучшем случае: «Маня, у меня уже все остыло»
Будущий зять сразу пошел в комнату на запах. Ха, любой бы пошел. Мы мило сидели за столом, пили вино и вели неторопливую беседу. Будущий зять ел закуски рыбу в лаваше, сыр с зеленью, картошку с цахтоном, и было видно, что сейчас оплывет, растает и позовет замуж. Единственный вопрос кого? Меня или маму? Обычно после маминых ужинов все мужчины за столом, вне зависимости от семейного положения, звали замуж ее. Прямо из-за стола. Пока я страдала от маминого совершенства и своего несовершенства, будущий зять с будущей тещей обсуждали политику (в этом они сходились), экономику и международное положение (в этих вопросах у них было тоже полное взаимопонимание). Я нервно елозила на стуле, поскольку был случай, когда после одной беседы с моей мамой ее знакомый, дядя Юра, безответно полюбил ее и любил двадцать лет и до последнего, практически до гроба (да, да, уже лежа на смертном одре), звал ее замуж, несмотря на наличие троих детей, двоих внуков и безутешную без пяти минут вдову.
Пока я думала о своей несчастной женской судьбе, в дверь позвонили. Пришел Славик и плюхнулся за стол, кивнув мне и маме.
Это Славик, Манькин друг, объяснила мама моему будущему мужу, у которого кусок вывалился изо рта.
Славик пришел на запах он по старой памяти продолжал кормиться с маминого стола. Я попыталась рассказать будущему мужу про котлету на веревочке, про занятия художественной гимнастикой и мамину диету, но он не слушал. Славик, который превратился в приятного молодого человека, правда, слегка сумрачного, молча ел и не приходил мне на помощь, а мама опять отправилась открывать дверь на звонок.
Пришел тот самый мамин верный воздыхатель, дядя Юра, который тоже почему-то появлялся именно тогда, когда у мамы был накрыт стол. Прямо на запах шел, хотя жил в другом районе.
Дядя Юра сел за стол и немедленно начал ревновать мою маму к моему будущему мужу. Я опять попыталась рассказать про ризотто, про путь к сердцу, про то, что замуж хочунимагу, но Славик молча ел, а дядя Юра меня не слушал.
Мужчины обсудили политику, экономику и международное положение и по всем вопросам не нашли взаимопонимания.
А тут еще пришла тетя Галя и начала строить глазки дяде Юре, что тоже повторялось с завидной регулярностью, так что ни я, ни Славик, ни дядя Юра не реагировали. Да и тетя Галя кокетничала без задней мысли, не рассчитывая на успех, просто вошло в привычку.
Мой будущий муж окончательно перестал понимать, что происходит, но, осоловев от закусок, с места не двигался.
И тут мама на огромном блюде принесла беляши.
Славик встрепенулся и даже изобразил на лице улыбку, дядя Юра аккуратно разложил на коленях салфетку, тетя Галя вздохнула и поправила лифчик.
Мама положила будущему зятю два огромных беляша и села напротив смотреть, как он ест.
Будущий зять взял вилку, нож и начал резать беляш.
Мама к тому времени с чистой совестью убрала недопитую бутылку вина и сидела, грея в руках рюмку с коньяком.
Что ж ты делаешь? ахнула она, поставив бокал так, что чуть не расплескала коньяк.
Что? испуганно дернулся будущий зять.
Кто ж так ест? Это ж беляшек! Бери руками! велела мама.
Будущий зять даже кусок колбасы руками не брал, только приборами, а тут беляш. Он из тех, кто никогда не пьет молоко из пакета, воду из бутылки, и НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не засунет свою чайную ложку в сахарницу.