Все подтвердили, что понятно. Монро прошел по кругу, помогая каждому по очереди подключиться к «Анимусу».
Частица Эдема должна выглядеть как кинжал или что-то такое, сказал он. В Мехико мы не смогли как следует рассмотреть его, но, похоже, дизайн у него необычный. Смотрите в оба.
Он добрался до Шона и вручил ему шлем, который Шон тут же натянул на голову и погрузился в темноту. Несколько мгновений спустя, когда все расположились, Шон услышал, как Монро подошел к панели управления в центре.
Всем меня слышно? спросил он через шлемы.
Все слышали.
Хорошо. Дайте мне секунду, и я отправлю вас в Коридор памяти.
Прошло еще одно мгновение, которое Шон провел в предвкушении.
Окей, все готовы? спросил Монро.
Готовы, ответили все, кроме Шона.
Хорошо. Коридор памяти через три, два, один
Пронизывающий свет ослепил Шона, когда включился визор, погрузивший его в бездонное пространство коридора. Картинки вокруг него распадались сами по себе, и первая вещь, которую он заметил, было то, что он стоял, стоял самостоятельно. И он был высоким. Прямо-таки огромным.
Выглядишь как коп, произнес человек, стоявший рядом с ним. У него на голове был высокий, но размытый цилиндр, он был одет в длинный черный плащ, достающий до колен, приталенный красный жилет и клетчатые брюки. Густые бакенбарды обрамляли его лицо, а на поясе висел большой нож.
Шон взглянул на собственный темный мундир, на латунные пуговицы и высокий ворот. У него была плоская фуражка с коротким козырьком и значком городской полиции.
Ты прав, ответил он. Выгляжу как коп. А вот на кого ты похож, даже не знаю. Кто Ты-то кто?
Ты прав, ответил он. Выгляжу как коп. А вот на кого ты похож, даже не знаю. Кто Ты-то кто?
Оуэн, ответил мужчина, и его голос прозвучал хрипло, а затем он склонил голову набок. И я
Он взглянул на запястье, поразглядывал его некоторое время и сжал кулак. Лезвие ножа выскользнуло из рукава его плаща и впилось в плоть.
Я ассасин, сказал он.
Шон отступил от него на шаг.
Полезно знать.
По-моему, я тамплиер, сказал другой человек сзади.
Шон оглянулся, чтобы взглянуть на него и на остальных. Второй человек, чей голос только что прозвучал, был крупным, но не таким, как Шон, и говорил с небольшим ирландским акцентом. Он был без шляпы, а одет в жилет поверх потрепанной белой рубахи с закатанными рукавами. На шее у него был повязан платок, а на поясе короткий фартук, завершавший образ бармена.
Хавьер? спросил Оуэн. Бармен кивнул.
Всегда знал, что у матери есть ирландская кровь.
Позади Хавьера рядом стояли пожилой мужчина с седыми волосами и юная девушка, оба чернокожие, оба одетые как прислуга. На девушке было черное платье и белый передник с оборками, который покрывал ее грудь и плечи. У мужчины были темные штаны и сюртук, жилет и белая рубашка.
Пожалуйста, скажите мне, что мы не рабы, попросила девушка.
Не рабы, произнесла стоявшая рядом с ними молодая женщина. На ней было элегантное красное платье с черным кружевом, у нее были шелковистые волосы, темные глаза и мягкие черты лица. Нью-Йорк был свободным штатом еще до гражданской войны.
Наталия? спросил Шон.
Да, ответила девушка.
Я ох, мне кажется, я твой отец, сказал Дэвид Грейс.
Похоже, ты прав, ответила Грейс. Но, надеюсь, ты понимаешь, что это не значит, что ты тут главный.
Окей, вмешался голос Монро. Воспоминания почти закончили компилироваться. Можете начать вживаться в личности ваших предков. Я скоро запущу симуляцию полностью. Но есть еще кое-что, что вам необходимо знать.
Что? спросила Грейс.
В отличие от всех вас Дэвид проживает экстраполированное воспоминание.
Это что? спросил Дэвид.
Ну, технически, у тебя нет никаких воспоминаний твоего предка с того момента, когда появилась на свет его дочь, потому что именно с этого момента его гены передались ей. Поэтому у тебя есть воспоминания о твоей жизни лишь до этого момента. Но с того момента, как твой пращур встретится с другими присутствующими здесь, «Анимус» будет использовать их воспоминания, чтобы создать симуляцию для тебя.
Что это значит для него? спросила Грейс.
Это значит, что у него будет чуть больше свободы в рамках симуляции. Поскольку мы не знаем всего, что делал его предок в каждый момент времени, он не сможет так просто десинхронизироваться. Но это также означает, что ему придется оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы пересечься со всеми вами.
Что произойдет, если я там не окажусь? спросил Дэвид.
Это может разрушить всю симуляцию.
Великолепно, сказал Дэвид. Никакого давления.
Точно. Окей, все приготовились.
Шон испытал то самое ощущение стремительности, которое появилось, когда он впервые попал в «Анимус». Это было как прилив или как река, текущая прямо на него. Он мог упереться ногами и крепко стоять, сопротивляясь потоку, либо мог просто позволить ему нести себя. Он чувствовал, как течение обретает форму, заполняя его разум голосами и мыслями, и он позволял им, несущим с собой новое знание, захватить себя. Он был Томми Грейлингом патрульным элитного Бродвейского отдела, не подчиняющегося центральному управлению. Так было последние восемь месяцев, а до этого он работал в Восемнадцатом полицейском участке. А еще раньше он получил пулю в бедро на ручье Булл-Ран в Виргинии и каким-то чудом сумел спасти ногу. После этого сражения он приехал в Нью-Йорк лишь для того, чтобы оказаться на другой войне той, что велась на улицах при помощи кирпичей и ножей.
Я певица, сказала Наталья, стоящая рядом в своем наряде. Ее черты казались Томми знакомыми. Оперная певица.
За восхищением, которое Томми испытывал в отношении этой женщины, скрывалось знание Шона о том, что это была Наталия, и говорила она довольно испуганным голосом. Очевидно, она была застенчива и сказала не более десятка слов с того момента, когда Шон встретил ее. Возможно, сама идея выступления на сцене пугала ее.
Все готово, сказал Монро. Я запущу симуляцию на счет три. Приготовьтесь. Призывные бунты были адом на земле.
Глава 8
Наталия пристально смотрела в зеркало. В гримерной она была одна, но лицо, которое глядело из зеркало на нее, было чужим. У этой молодой женщины, чей амбициозный разум и воля требовали подняться над ролью дублера, присущей Наталии, до роли первого плана, были черные волосы, блестевшие в теплом газовом освещении. Вокруг ее больших глаз были густо нанесены тени. Алое платье на ней, по смутным воспоминаниям Наталии, покупалось в Париже, и его стоимость (она совершенно уверена в этом) потрясла бы ее, если пересчитать в соответствии с инфляцией.
А еще она была оперной певицей. И не просто оперной певицей, а Аделиной Патти. Будучи вундеркиндом, впервые она вышла на сцену в возрасте семи лет. Теперь, в двадцать, она уже объехала все Соединенные Штаты, Европу и Россию. В прошлом году, получив личное приглашение, она пела в Белом доме для Авраама Линкольна и его жены Мэри Тодд.
Кто-то осторожно постучал в дверь.
Мадемуазель?
Наталия удалилась за занавес и позволила выйти на сцену Аделине.
Да?
Это Уильям, сказал мужчина. У меня ваш гонорар, мадемуазель. Могу я войти?
Войдите, разрешила Аделина.
Дверь открылась, и в гримерку вошел менеджер театра Niblos Garden, невысокий и в некотором роде круглый, но только в центральной части тела. В рукаж он держал небольшую кожаную сумку, которую сразу же поставил на пол возле себя.
Мои извинения, если вам кажется вульгарным то, что я вот так общаюсь напрямую с вами, произнес он. Если бы ваш администратор так внезапно не заболел
Спасибо, сэр, ответила Аделина. Не стоит извинений. Надеюсь, все оплачено полностью?
Она подняла сумку за ручки и обнаружила, что та весила, наверное, фунтов восемь. При нынешней рыночной цене на золото она должна была весить все десять.
Не полностью, не так ли?
Уильям вынул из кармана платок и промокнул лоб.
К сожалению, мисс Патти, это так. Я принес четыре тысячи золотом, а оставшееся, это последняя тысяча, вы получите после продажи билетов.
Мне казалось, в моем контракте ясно прописаны условия, сказала Аделина.
Да, предельно ясно, ответил он.
Пять тысяч золотом. Оплата вперед. Полностью. Или я не выйду на сцену.
Да, конечно, Уильям снова протер лоб, я думал, может быть
Что? Вы думали, может быть, я сделаю исключение?
На это я надеялся, да, Уильям опустил глаза и его взгляд будто прилип к полу. Аделина видела его потрясение и понимала, что сам он не способен найти выход из этой ситуации.
Хорошо. Вот что вы сделаете, Уильям. Как вы, наверное, заметили, мне еще нужно обуться. Я сделаю это, как только условия моего контракта будут соблюдены. Так что вы пойдете вниз и посмотрите, сколько уже выручено за билеты. Из этого вы и выплатите мне остаток гонорара. Но я сделаю исключение для вас.
Да? Уильям поднял глаза.
Я возьму наличные вместо золота.
Он опустил плечи и кивнул.
Да, мадемуазель.
С небольшим поклоном он покинул комнату, и певица снова осталась в одиночестве. Из-за занавеса ее сознания выглянула Наталия, восхищенная силой и уверенностью Аделины. У Наталии, конечно, тоже была уверенность, но она редко ее демонстрировала. Большинство людей считали ее застенчивой, но это было совсем не так. Она не боялась людей и не нервничала в их присутствии. Она предпочитала считать себя сдержанной. Но у Аделины Патти не было ни капли сдержанности, и хотя Наталия знала, что это не она будет стоять на сцене перед зрителями, она боялась этого опыта и надеялась, что Уильям не вернется с остатком гонорара.
Интересно, произнес Монро.
Что? спросила Наталия.
Аделина Патти трижды была замужем, но свидетельства о детях отсутствуют.
Ну, она мой предок, значит, в какой-то момент она все-таки родила.
У нее было несколько романов. Возможно, в каких-то из этих отношений у нее был ребенок, и она держала это в тайне.
Три брака? Романы? Наталия покачала головой. Она и вправду была своевольной.
Похоже на то.
Несколько мгновений спустя Уильям постучал в дверь, и Наталия скрылась.
Войдите, сказала Аделина.
Уильям отворил дверь и вошел обратно в комнату, все еще протирая лоб платком.
Нашли?
У меня восемь сотен долларов, ответил Уильям. Он вытащил пачку купюр из кармана и вручил ее Аделине. Надеюсь, этого будет пока достаточно. Зал полон, и я уверен, что вы не хотите заставлять публику ждать.
Войдите, сказала Аделина.
Уильям отворил дверь и вошел обратно в комнату, все еще протирая лоб платком.
Нашли?
У меня восемь сотен долларов, ответил Уильям. Он вытащил пачку купюр из кармана и вручил ее Аделине. Надеюсь, этого будет пока достаточно. Зал полон, и я уверен, что вы не хотите заставлять публику ждать.