Она сняла шапку, начала стягивать сапоги, но тут в коридоре появился Сережка. Они стояли друг напротив друга, как в старых фильмах про ковбоев. Алиска тут же вспомнила про комок пыли. Если он сейчас прокатится между ними она совсем не удивится. Приготовится прыгать от Сережкиного пистолета тем более он у него есть, и пульки тоже. Но вместо пыли между ними появился Сэрка. Посмотрел на хозяина, на хозяйку и лениво мяукнул.
«Мяу» послужило сигналом. Сережка тут же сорвался с места и побежал в зал. Алиска за ним, стаскивая на ходу сапоги.
Стой! Не надо рас
Закончить она не успела. Так и замерла перед мамой с компрессом на лбу, перед бабушкой, которая в очках-половинках разгадывала кроссворд из «никому-не-трогать» стопки. Замерла и выпучила на них глаза, а они дружно на нее уставились, и на их лицах было выражение мученического смирения: ну что опять учудила?
Хоспади! всплеснула руками бабушка. Что за ребенок?
Это она на улице так, отчеканил Сережка.
И никому не сказала? Али-и-иса, ну что с тобой делать?
Ванну набери, чуть слышно ответила мама, по голосу казалось, что она совсем не сердится, надо согреть, чтобы не простыла.
Бабушка, кряхтя, поднялась с кресла. Убрала кроссворды в стопку и поманила пальцем:
Идем, хоре ты луковое.
Ой, подожди-подожди! Алиса со всех ног помчалась в кухню. Распахнула холодильник а там сверху вниз на нее смотрит полупустая пасть. Тарелка с недоеденными пельменями, плошка с яйцами, бабушкина сковородка с капустой, а вдоль нижней стенки колючие уголки соусов: кетчуп, горчица, тартар.
Алиса встала на цыпочки, приподняла соусы и сунула под них банку с красной икрой.
А медленное и кряхтящее тело бабушки уже плыло по коридору в ванную.
К вечеру дождь прекратился. Алиса снова брела по улицам на этот раз предупредив, получив зонтик и указания не уходить далеко и к восьми возвращаться. Зонтик был не самым главным. Самое главное она держала в руках. И так волновалась, что на перекресток рванула бегом.
Слава Богу! Продавец все еще был на месте. Алиса подскочила к нему и со всей силы потянула за длиннющую куртку:
А у вас скидки уже появились?
Продавец отскочил. Алиска заметила, как он что-то пробормотал, но так тихо, что ничего не было слышно. Потом выдохнул и прижал руку к груди:
Ох, нельзя же так! Кондратий хватит!
«А кто такой Кондратий?» хотела спросить Алиса. Но вовремя догадалась, что это не добавит ей очков лучше притвориться, что она все-все на свете знает.
Не хватит, махнула она рукой, а подкрадываюсь я всегда незаметно. Так как у вас со скидками?
Ну четыреста пятьдесят, протянул продавец, почесывая бровь.
Ура! Алиса чувствовала, как засветилась от счастья. Продавец, наверное, вместо ее лица увидел большую ярко-желтую лампочку. Вот!
Она протянула сложенный в четыре раза листок бумаги.
Эм, это что? Продавец достал из длиннющих рукавов руки, развернул бумажку и заморгал.
На бумажке аккуратным детским почерком было написано:
ГОРАНТИЙНОЕ ПИСЬМО
Я, Зорина Алиса Сергеевна, обязуюсь, как только выросту и начну заробатывать (или когда соберу денги в копилке) вернуть Продавцу Елок на перекрестке проспекта Комендантского и улицы Шаврова 450 (четыристо пятьдесят) рублей.
Алиса поджала губы и упрямыми намокшими глазами уставилась на продавца. А вдруг она неправильно списала с Интернета? А вдруг без печати гарантию не примут? После долгой-долгой паузы, за которую Алиса успела решить, что все безнадежно, продавец, наконец, заговорил:
А точно отдашь?
Точно-точно! обрадовалась она. Вы меня засудите, если я не заплачу.
Продавец скривил губы, хмыкнул и выдохнул.
Ладно, вон ту возьми, кивнул он и ткнул рукавом на приваленную к ограде елку, сама-то дотащишь?
Дотащу-дотащу! Спасибо!
Алиса обхватила елку, как будто обнимала старого знакомого. Но елка оказалась тяжелой Алиса изогнулась буквой «Г» почти встала на мостик, и сапоги заскользили по лужам. Она бы грохнулась на спину, но извернулась и приземлилась на теплое, мокрое и колючее тело елки с резким смолистым запахом хвои, от которого почему-то страшно захотелось есть. Алиса снова подскочила, прижала ствол к бедру, обхватила правой рукой и пошла, чтобы елка волочилась следом. Но елка осталась лежать тяжелая, мокрая от дождя, перетянутая старой бечевкой. Никуда она не собиралась, ей и здесь под серым небом хорошо.
Ну что за упрямица? Тебя в квартиру отнесут тепло, уютно, светло и ароматно, украсим тебя сережками-шариками, обвесим бусами-гирляндами, а сверху старую ребристую, сияющую, как рубин, звезду. У Алисы бус никогда не было, и она немного даже завидовала елке, а та вот глупая не хотела идти.
Алиска наконец наловчилась. Встала к елке передом, к дому задом, схватила ствол обеими руками и попятилась раком. Ну давай же, деревяха, тащись, краси-и-ивая будешь!
Елка скрипнула будто фыркнула и поддалась. Заскользила по лужам, поднимая грязные брызги, скоро и веревка стала грязно-коричневой, и Алисин голубой пуховик покрылся точками коричневыми метеоритами, оставляющими за собой водянистый грязный хвост.
Продавец смотрел, пока она не исчезла в подъезде, мял сигарету и думал: «Во деваха».
Самым трудным оказалось поднять елку по лестнице к лифту. Алиса медленно ступенька за ступенькой тащила, пыхтя и напевая, чтобы было не скучно: жил отважный капитан
А когда капитан влюбился, а Алиске осталось две ступеньки, елка вдруг выскочила и поехала вниз.
Стой-стой, ну куда же ты?!
И Алисе вдруг так захотелось плакать. То ли от того, что никак у нее эту дуру дотащить не получалось. То ли от того, что так и не удалось этой «зимой», так же как елка, махнуть с горки, хватаясь руками за бублик, чтобы в ушах ветер, а в глаза снег. А может, и от того, что мама месяц почти не встает.
Она плюхнулась на ступеньку, уперла локти в острые колени, спрятала лицо в ладонях и сидела так, пока не устала от безделья. А потом встала и, шоркая по грязному полу, попятилась к лифту. «Ну и не надо!» подумала она, нажимая прожженную кнопку, ну и не нужно никакого Нового года. И елки не нужно! И красной икры на желтом жирном масле Алиска ее тайно съест, чтобы больше досталось. Вот бы сейчас закрыть глаза и вдруг оказаться в другом месте!
А когда лифт распахнулся, Алиска задохнулась на середине вдоха дверь была не ее! Не черная и железная с ссадинами вокруг замка, а деревянная, с золоченым глазком и причудливо извернувшейся ручкой. Дверь была дяди Гены соседа сверху. Да как же так, если она точно-точно нажимала на знакомую кнопку, в которую палец как будто проваливался?
А когда лифт распахнулся, Алиска задохнулась на середине вдоха дверь была не ее! Не черная и железная с ссадинами вокруг замка, а деревянная, с золоченым глазком и причудливо извернувшейся ручкой. Дверь была дяди Гены соседа сверху. Да как же так, если она точно-точно нажимала на знакомую кнопку, в которую палец как будто проваливался?
Алиска, ни секунды не думая, запрыгала к звонку. И снова стало хорошо, и снова захотелось обрадовать всех красной икрой! Вот оно самое настоящее новогоднее чудо! Ведь неслучайно лифт ее именно сюда привез. А дядя Гена обязательно поможет.
За дверью что-то заворчало и зашаркало. Интересно, какой у него пол в коридоре? Такой же желтый линолеум, как у них, или плитка, как у Олежки? Щелкнул замок, крутанулся ключ, и дверь легко, будто зевнула, распахнулась. А на пороге стоял дядя Гена. Какой-то он был низкий для своего обычно роста, с заспанными глазами и заляпанной красным пятном футболкой.
Чего ва начал он, а «м» повисло где-то в воздухе, похожее на бабушкино «ммм», когда она сосредоточенно водит карандашом в кроссвордах, Алиска? Что-то случилось?
Она смогла только схватить его за руку и потащить за собой:
Там, там, дядя Гена! Елка! Я не дотащу. Я ее поднимаю, а она катится.
Ладно, погоди, дай хоть
Она же замерзнет! Ей в тепло нужно, к украшениям
И вниз на лифте. А Алиска все говорила и говорила. И про елку, и про икру, и про то, что ей теперь свадьбу придется переносить. И про маму, и про бабушку, и про сломанную морозилку почти со слезами.
И я тогда снег на терке на терке на Алиске вдруг сдавило горло. Елки не было! Ее елки! Той самой, которую она тащила, которой обещала и бусы, и серьги, и звезду на перекошенную макушку.
Не было!
И никакое это не чудо!
Она сделала глубокий вдох, а на выдохе разразилась громогласным ревом. И как бы дядя Гена ни пытался, ему никак не удавалось ее успокоить. Обессилев, он просто подхватил маленький, грязный, ревущий комок, отнес к квартире и передал бабушке из рук в руки. А Алиса все ревела и ревела, пока ее не раздели и не уложили спать.
Алиса проснулась от знакомого кисло-сладкого сочного запаха. Заворочалась в постели: неужели она так разоспалась, что теперь даже запахи во сне чувствует? А нет, пахло оттуда из реальности.
Она приоткрыла правый глаз и лениво оглядела комнату. Перед ней, восседая на высоком стуле, уперев ноги в перекладину между ножками, сидел и гордо ел мандарин Сережка. Он то и дело совал свернутую спиралью кожуру Сэрке, тот нюхал, фыркал и пятился, сощурив в отвращении глаза. А потом опять подходил уж очень аппетитно все это выглядело.
А мне? тут же подскочила Алиска.
Из-за набитого рта Сережа так и не смог сказать ничего вразумительного. Промямлил что-то и махнул рукой. Но Алиса все поняла: там, в кухне. Она на бегу натянула домашнее платье, выскочила в зал и так и замерла! Прямо за диваном стояла ее елка ее! Потертая, с поломанными лапами, но зеленая, колючая, с терпким смолистым запахом, с легким поклоном макушки-головы, и самое главное умытая, чистая и без удушливой грязно-серой веревки. А возле елки стоял дядя Гена он переоделся в джинсы и светло-серую кофту и сразу стал и выше, и красивее, и даже каким-то родным сразу стал. Ловко подцеплял поломанные ветки, накручивал зеленой ниткой с катушки и привязывал к стволу, чтобы торчали как новенькие.
Бабушка, охая и фыркая обременили лишними делами, ковырялась в коробке с игрушками и сухими руками вытягивала запутавшиеся дождики. А с закрытой кухни подумать только! тянуло мясом. И все эти запахи: мандаринов, хвои, фирменной бабушкиной стряпни и теплой «надышанной» комнаты переплелись и закружили Алиску куда-то в совершенно другой мир.