«В каком это смысле?»
«Я с тобой наперегонки до душевых; тренировка окончена». Стоял такой, 6 футов 3, улыбался, в своих тренерских штанах и ботинках с накладками и мастерке.
«Лады», грю я и срываюсь с места, как птичка. Ей-богу, я его сделал на 5 ярдов, когда мы направились к боковым линиям в конце поля, но тут он нагоняет меня сзади своими длинными антилопьими ногами, и просто обходит под штангами ворот, и опережает на 5 ярдов, и останавливается у дверей в душевую, руки в боки, говорит:
«Чё, бегать не умеешь?»
«Ай черт, у вас просто ноги длиннее».
«Нормально у тебя получается, пацан, говорит он, хлопает меня и с хохотом отходит. До завтра», бросает мне через плечо.
От этого я стал счастлив, как ни от чего другого, что пока происходило в Коламбии, потому что я к тому ж определенно не был счастлив, что не прочел ни «Илиаду», ни «Одиссею», ни Джона Стюарта Милла, ни Эсхила, ни Платона, ни Горация, ни всего прочего, что нам швыряли вместе с тарелками.
VII
Настает матч со Св. Бенедиктом, ну и куча же это тупиц невиданная, они мне напомнили про ту жуткую команду Блэра год назад и команду Молдена в средней школе, здоровенные, злобные с виду, под глазами тавот, чтоб солнце не слепило, все в мерзкой такой красно-коричневой форме против нашей, на вид как бы дурацкой (если ты меня спросишь), голубой с синими цифрами. («Sans Souci» называется песня альма-матери Коламбии, значит «без забот», хмф.) (А футбольный гимн «Реви, лев, реви», уже больше похоже на правду.) Вот мы выходим, выстраиваемся на поле, на боковых я вижу Тренера Лу Либбла, он пришел наконец оценить меня лично. Он слыхал про игру с Ратгерзом, само собой, и ему нужно думать о защите на будущий год. Слыхал, полагаю, и что я нечто вроде полоумного французского пацана из Массачусетса, без особой футбольной сметки, вроде его великих итальянских фаворитов с Манхэттена, которые ныне звездят в универовской команде (настоящее имя Лу Либбла Гвидо Пистола, он из Массачусетса).
«Чё, бегать не умеешь?»
«Ай черт, у вас просто ноги длиннее».
«Нормально у тебя получается, пацан, говорит он, хлопает меня и с хохотом отходит. До завтра», бросает мне через плечо.
От этого я стал счастлив, как ни от чего другого, что пока происходило в Коламбии, потому что я к тому ж определенно не был счастлив, что не прочел ни «Илиаду», ни «Одиссею», ни Джона Стюарта Милла, ни Эсхила, ни Платона, ни Горация, ни всего прочего, что нам швыряли вместе с тарелками.
VII
Настает матч со Св. Бенедиктом, ну и куча же это тупиц невиданная, они мне напомнили про ту жуткую команду Блэра год назад и команду Молдена в средней школе, здоровенные, злобные с виду, под глазами тавот, чтоб солнце не слепило, все в мерзкой такой красно-коричневой форме против нашей, на вид как бы дурацкой (если ты меня спросишь), голубой с синими цифрами. («Sans Souci» называется песня альма-матери Коламбии, значит «без забот», хмф.) (А футбольный гимн «Реви, лев, реви», уже больше похоже на правду.) Вот мы выходим, выстраиваемся на поле, на боковых я вижу Тренера Лу Либбла, он пришел наконец оценить меня лично. Он слыхал про игру с Ратгерзом, само собой, и ему нужно думать о защите на будущий год. Слыхал, полагаю, и что я нечто вроде полоумного французского пацана из Массачусетса, без особой футбольной сметки, вроде его великих итальянских фаворитов с Манхэттена, которые ныне звездят в универовской команде (настоящее имя Лу Либбла Гвидо Пистола, он из Массачусетса).
Открывал игру Св. Бенедикт. Они выстроились, я ушел глубоко в страховку возле линии ворот, как велено, и сказал себе: «Еть, я покажу этим ханыгам, как бегает французский пацан из Лоуэлла, Клиффу Бэттлзу и всей этой куче, а что это за старый пень там рядом с ним стоит? Эй, Ранстедт, кто это в пальто рядом с Клиффом Бэттлзом, возле бачка с водой стоит?..»
«Мне сказали, это Армейский тренер, Эрл Блэйк, просто время убивает, заняться днем нечем».
Дуют в свисток, и Св. Бенедикт начинает. Мяч качко прилетает прямо ко мне в руки. Я его страхую и намыливаюсь прямо по полю в том направлении, что берет стрела, не уворачиваясь, не глядя да и не опуская головы, а просто прямо вперед на всех прочих. Все они стекаются в зону полузащиты убойными блокировками и напорами, чтоб можно было пробиться так или иначе. Несколько красных Бенедиктов пробиваются и рвут прямо ко мне с трех углов, но углы эти острые, поскольку я об этом позаботился дунул прямо, как стрела, по самой середке поля. Поэтому когда добегаю до зоны полузащиты, где меня замесят и удавят одиннадцать великанов, я на них вообще не смотрю, по-прежнему, но тараню их: они собирают силы меня удавить: сплошная психология. Им и во сне не приснится, что я в голове своей и впрямь вынашиваю мысль внезапно (как я это делаю) метнуться, сиречь вильнуть, ринуться вправо, оставив их там барахтаться, без свежего воздуха. Я бегу что есть духу, в тяжелой футбольной форме у меня это получается очень неплохо, как я говорил, из-за толстых ног, и скорость у меня легкоатлетическая, и не успеешь оглянуться, а я уже один у боковых, а все прочие парни матча, числом двадцать один, копошатся в зоне полузащиты и поворачиваются бежать за мной. С боковых я слышу улюлюканье. Я бегу и бегу. Добегаю до 30, до 20 и 10, слышу за мной пыхтят и сопят, гляжу назад, а там тот же самый старина длинноногий крайний меня догоняет, как Клифф Бэттлз догонял, как тот парень в прошлом году, как чувак в игре с Нэшуа, и когда я пересекаю 5, он хватает меня за шкирку здоровенной своей лапой и укладывает меня наземь. 90-ярдовый пробег.
Я вижу Лу Либбла и Клиффа Бэттлза, и нашего тренера Ролфа Фёрни тоже, как они в раже потирают руки и приплясывают чуть-чуть на боковых, как эдакие Гитлеры. Но похоже, у Св. Иоанна нет шансов против Св. Бенедикта, потому что, как там ни верти, я теперь, само собой, запыхался, а этот долбанутый полузащитник хочет, чтоб я сам гол забил. Ничего у меня просто не выйдет. Я хочу оспорить его распоряжение, но так не полагается. Я пыхчу на линию, и меня погребают на 5. Затем пробует он, Ранстедт, и здоровенная линия защиты Св. Бена его хоронит, а потом и мы пропускаем последний гол и сидим на 3, и нам надо откатываться, чтоб Св. Бенедикт бил с рук.
Теперь уже я отдышался и готов еще к одному натиску. Но удар с рук, отправленный мне, такой высокий, крученый, идеальный, я вижу, он целый час будет падать мне в руки, и мне на самом деле надо поднять руку, чтоб честная поимка была, и коснуться им земли, и пусть наша команда с этого места опять начинает. Но нет, суетный Джек, хоть и слышу, как сопят и пыхтят двое из-за линии защиты, я практически говорю: «Алле-оп», когда чувствую, как четыре их здоровенные лапы тисками сдавливают мне лодыжки, по две на каждую, и, пыхтя от гордости, совершаю полный злобный оборот всем своим телом, чтоб разжать их хватку и двинуться дальше. Но их хватки Св. Бенедикта пришпилили меня, где стою, будто я дерево либо железный шест, воткнутый в землю, я совершаю полный разворот и слышу громкий треск это у меня ломается нога. Они дали мне упасть, мягко опустили меня на торф, и смотрят на меня, и говорят друг другу: «Его только так и остановить: главное не промахнуться» (боле-мене).
С поля мне помогают ухромать.
Я иду в душевые и раздеваюсь, и тренер массирует мою правую икру и говорит: «О, немного растянул, ничего страшного, на следующей неделе Принстон, и мы их опять возьмем на раз-два, Джеки, мальчик мой».
VIII
Но, женушка, то была сломанная нога, треснутая большая берцовая кость, типа если треснешь себе косточку толщиной с карандашик, и карандаш по-прежнему держится вместе на этой трещинке толщиной в волосок, в смысле, захочешь и просто сломаешь карандаш напополам, крутнув его двумя пальцами. Только этого никто не знал. Всю ту неделю мне говорили, что я слабак и чтоб давал шевелился, и бегал, и хватит хромать. У них были мази и притирки, то и се, я пытался бегать, бегал и тренировался и бегал, но хромота ухудшалась. Наконец меня отправили в Медцентр Коламбии, сделали рентген и выяснили, что у меня сломана правая берцовая кость и я неделю бегал на сломанной ноге.
Я на это не злюсь, женушка, как на то, что именно Тренер Лу Либбл настаивал на том, чтоб я старался, и велел тренерам первокурсников не слушать мои «стенанья» и заставлять «разбегивать». Да не разбегаешь ты сломанную ногу. Я тогда сразу понял, что у Лу Либбла отчего-то, никогда не пойму отчего, на меня был какой-то зуб. Он всегда намекал, что я никчемный, и с теми моими здоровенными ногами вроде бы должен был поставить меня в состав и сделать из меня «чарующего страхового защитника».
Однако (наверное, теперь я знаю почему) только тем летом, я забыл упомянуть, Фрэнсис Фэйхи позвал меня на поле Бостонского колледжа испытать меня раз и навсегда. Он сказал: «Тебе точно надо приехать в БК, у нас тут система, Нотр-Дамская система, где мы берем защитника вроде тебя и с хорошей линейной игрой выпускаем на свободу прямо на поле. А в Коламбии при Лу Либбле тебя если и выпустят, то через фланг, тебе придется бежать добрых двадцать лишних ярдов, пока вернешься на линию схватки с этим его дурацким розыгрышем КТ-79 навыворот, и в лучшем случае тебе удастся увернуться только, может, от крайнего, а вспомогательный на тебя навалится тут же. С нами же бум, прямо сквозь блокирующих полузащитников, защитников, правых или левых крайних заметающих». Потом Фэйхи заставил меня надеть форму, вызвал своего тренера защиты Маклюэна и сказал: «Разберись с ним». Наедине в поле с Маком, лицом к лицу с ним, Мак протянул мяч и сказал:
«Так, Джек, я тебе сейчас кину этот мяч, как бросает центровой; когда он будет у тебя, дуй, как полузащитник, куда хочешь попробовать. Если я тебя коснусь, вылетаешь, так сказать, и тебе чертовски хорошо известно, что я тебя коснусь, потому что я раньше был одним из самых быстрых защитников на востоке».
«Фиг тебе был», подумал я и сказал: «Ладно, кидайте». Он нацелил его на меня, непосредственно, лицом ко мне, и я сорвался с глаз его долой, ему пришлось вертеть головой, чтоб заметить, как я обхожу его слева, и это тебе не Харвардские враки.
«Ну, признал он, ты не быстрей меня, но, ей-богу, откуда у тебя такой внезапный взлет? Из легкой атлетики?»
«Ну». И вот в душевых БК потом, я вытираюсь и слышу, как Фэйхи и Мак обсуждают меня в тренерских душевых, и слышу, как Мак говорит Фэйхи:
«Фрэн, это лучший полузащитник, которых я видал. Ты должен заполучить его в БК».
Но я поступил в Коламбию, потому что хотел врубаться в Нью-Йорк и стать крупным журналистом на теме большого города. Но по какому же праву Лу Либбл утверждал, что из меня никудышный бегун. И, женушка, ты только послушай, как насчет одного вечера прошлой зимой, в «ХМ», когда Фрэнсис Фэйхи назначил мне встречу на Таймз-сквер и повел меня смотреть «В горах мое сердце» Уильяма Сарояна, а в антракте, когда мы спустились в туалет, я, уверен, заметил, как из толпы мужчин за нами наблюдает Ролф Фёрни из Коламбии? Поверх чего они тогда отправили в Нью-Йорк и Джо Кэллахэна, чтоб вывезти меня из города, чтоб еще больше убедить меня за Бостонский колледж и через некоторое время Нотр-Дам, но вот он я в Коламбии, Па потерял работу, а тренер считал, что я такой никчемный, что ему даже с трудом верится, будто я взаправду сломал ногу.