Кузнецом оказался степенный мужик с окладистой бородой, с обнаженным мускулистым торсом, с надетым кожаным передником. Руки почти такие, как у меня ноги. Я начал объяснять, что такое рессоры, как их поставить на тележную ось. Жизнь в СССР, а затем и в России научила ремонтировать свою машину самому. Это в последние годы поразвелось автосервисов, а в брежневско-андроповско-горбачевскую эпоху почти все приходилось делать самим.
Я до сих пор вспоминал свою первую машину красный «Москвич» ижевского производства. Ломался, конечно, часто, но по мелочи, был вынослив и по большому счету в дальних поездках не подводил.
Опять же прутиком на земле я как мог объяснил, чего хотел. Кузнец заявил:
Видел я однажды карету иноземную с такой диковиной, да рассмотреть не удалось, ко мне приезжали лошадям подковы менять, да спешили больно, сразу и уехали, а тута вона оно как.
Я уговорил Игната Лукича оставить во дворе у кузнеца нашу повозку, мы выпрягли коня, пеши тронулись к себе.
Что-то непростой ты парень, хитро ухмыльнулся трактирщик. Вона какие диковинки ведаешь. Видать, побросало тебя по свету, всего повидал, у иноземцев много чего странного бывает. И внимательный ты другой бы мимо прошел. А будет толк с твоих диковинок или, може, зря деньги я выкину?
А вот через три дня и увидим.
Три дня для меня пролетели как всегда больные, сон, еда. Довольно скучновато книг, до которых я был большой любитель, нет, телевизора новости хотя бы посмотреть нет, кино и дискотек нет. Даже как с женщиной амуры завести, я не знал. С замужней по голове получить можно, а то и живота лишиться, с девицей а вдруг жениться обяжут, с гулящими девками, были здесь такие, так я и в своем времени ими брезговал. А природа брала своё, я все чаще поглядывал на женские личики, на стройные станы и высокие груди. Месяц уже прошел, как меня сюда занесло, и не старик.
Через три дня хозяин с холопом, ведущим в поводу лошадку, и я направились к кузнецу. Холоп взялся запрягать лошадь в возок, я кинулся осматривать рессоры. Сделано было, конечно, грубовато, но для первого раза просто замечательно.
Хозяин постоялого двора и трактира долго торговался с кузнецом: тот стоял на своем, работа уж больно мудреная. Но вот они хлопнули по рукам, зазвенело серебро, и мы наконец выехали из ворот.
Возок шел мягко, покачиваясь на рессорах, только колеса погромыхивали. Резиновые покрышки бы сюда, да только это уже точно из области фантастики. Возок шел ходко, сидеть было приятно, и Игнат Лукич заметно повеселел.
Хорошая диковина, однако. Надо нашим купцам и господам похвастаться.
До деревеньки с лесопильной артелью на этот раз доехали быстрее и с большим комфортом. Моя пятая точка разницу между прошлой и нынешней поездкой ощутила. Еще подъезжая к лесопилке, мы увидели толпу мужиков артельщиков и крестьян из деревни, толпящихся у лесопильного станка, если его так можно было назвать. Двое рабочих толстыми палками подталкивали бревно по желобу, а сверху двигался пакет из скрепленных между собой двуручных пил, только без ручек. Сыпались свежие опилки, остро пахло деревом. Оказалось, это уже второе бревно, недалеко от станка лежали доски с первого бревна. Не сказать, что ровные, но первый блин, известно, комом. Бревно, скорее всего, несколько ерзало по желобу, когда его подталкивали рабочие. На наших глазах рабочие распилили бревно. Эти доски уж были ровнее. Артельщик и Игнат Лукич стали ощупывать доски, цокали языками. Изделие, судя по всему, им понравилось. Я приблизился:
Ну как?
Неплохо!
Артельщик и Игнат Лукич смотрели на меня с нескрываемым уважением. Я решил несколько усовершенствовать станок:
Вы поставьте желоб под наклоном, тогда подталкивать бревно станет легче, и с этим справится один человек, а не два, как сейчас.
Молодец, Юрий, Григорьев сын! Большой с тебя прок, видно, Господь тебя ко мне послал, да я сразу-то не понял.
Радостно похлопывал меня по плечу, потирал руки, улыбался, довольно крякал. Сразу видно хорошо у человека на душе.
Не знаю, как тебя и благодарить, всех конкурентов теперь задавлю.
Обратно возвращались, откушавши в деревне, сытые и довольные, в мягком возке. Вокруг расстилались возделанные поля, перемежаемые перелесками. На небе ни тучки, солнышко ясно светит, птицы поют, воздух свежий, живи да радуйся. Мы уж въезжали в город, когда Игнат Лукич повернул не к дому, а в сторону торга.
Одарить хочу за диковины твои, лесопилка хорошие деньги принесет. Да может, ты еще чего ведаешь, повидал, поди, в заморских странах, так давай, поделись, мы не хуже сделать можем.
Подъехав к торгу, привязали лошадь к коновязи, трактирщик бросил полушку мальчишке, что вертелся у привязи, «посмотри».
Одеть хочу тебя, как уважаемого человека, твоя одежа странна зело, а здесь по одежке встречают.
Игната Лукича на торгу знали, с ним степенно раскланивались купцы и заискивали приказчики. Знали, видать, торговую хватку и зажиточность его. Мы сразу направились к дальней лавке, где мой благодетель степенно стал обниматься с торговцем.
Надо одеть хорошего человека.
Из подсобки выскочил юркий приказчик, посмотрел на меня.
Какую рубаху брать будете?
А нам несколько надо, неси все!
Мне подобрали яркую, атласную, довольно длинную рубашку синего цвета, парадную, можно сказать, и две рубашки попроще льняную белую и коричневую котурлиновую. К рубашкам подобрали пару штанов, если это можно назвать штанами карманов нет, гульфика нет, покрой странный. Расплатился Игнат Лукич, и мы двинулись дальше у сапожника заказали две пары сапог, за которыми велели прийти через три дня. У кожевенника купили хороший поясной ремень. Подошли к оружейнику, Игнат Лукич выбирал сам маленький поясной ножик в чехле и здоровенный тесак. Когда я поинтересовался зачем, сказал:
А как ты без маленького ножа кушать будешь? Ну птицу али мясо порезать?
У лавки ювелира хозяин начал присматривать серебряную ложку.
Не дело тебе деревянными кушать, это дело простолюдинов, а ты человек не простой, только одет странно, да беден почему-то. Хватки торговой у тебя нет, видно. С твоими знаниями я бы уже купцом изрядным был, людей с ладьей нанял, по всей Руси али дальше торговал.
Ювелиром оказался чернявый с характерным носом человек, после того как он заговорил, сомнения отпали.
Откуда будешь?
Армения! Слышал, что ли, страну такую?
Господи помилуй меня, и здесь они торгуют. Поистине вездесущее племя.
И никто не валит деревья, не пашет землю, не состоит у князя в дружине.
К возку подошли втроем мальчишка, выделенный продавцом, пыхтя, тащил за нами тюк с покупками.
Ну, иди, надевай обнову, покрасуйся!
Я прикинул на себя атласную рубаху, натянул штаны, подпоясался поясом, прицепил ножик. На голове красовалась шапочка типа большой ермолки, на ногах вот только были мои же туфли.
Ну вот, другое дело, довольно потирал руками Игнат Лукич. Сразу видно не голодранец, а уважаемый человек.
Спасибо тебе, Игнат Лукич, много ты на меня потратил, заслужил ли?
Что ты, замахал он руками. Ты с досками вот как мне удружил, а возок-то как хорош, сам ужо оценил.
Я успокоился.
Напомнил бы ты мне, Игнат Лукич, про деньги.
Да ты что, мил-человек, не знаешь разве?
Да я только из дальних стран, подзабыл маленько.
Подивившись, трактирщик начал мне пояснять про рубли: в одной новгородской гривне три рубля, в одном рубле сто новгородских. Еще есть московки, эти на две новгородки потянут, еще есть полушки в четверть копейки, алтын три копейки, есть серебряная гривна киевская поменьше, и новгородская лодочкой та поболе будет. На торгу и иноземных монет много: арабские дирхемы куны по-нашему, полдирхема резан. Сто резанов равны большой киевской гривне. Самые хорошие деньги или златник, или золотой мискаль. Он перечислял и далее нагаты, чешуйки и т. д.
На сколько и какие деньги можно обменять, с непривычки я совсем запутался.
На сколько и какие деньги можно обменять, с непривычки я совсем запутался.
Ты мне скажи, Игнат Лукич, а чего сколько стоит.
Хозяин посмотрел на меня как на больного.
Ну, скажем, корова стоит двадцать шесть алтын и три-четыре деньги, на рубль купишь около двух пудов мяса али рыбы, три пуда соли али три пуда ржаной муки. Самое дорогое на торгу железные изделия: гвозди, скобы, подковы, серпы, оружие всякое. За хороший меч можно деревню взять со всеми холопами.
Ну и расценочки у них тут. И запомнить с ходу курс денег друг к другу тяжеловато. С математикой у меня всегда было неважно.
Через три дня я пошел к сапожнику за обещанными сапогами.
Одна пара коротенькие, чуть выше щиколотки, из мягкой красной кожи с низким каблучком. Обувши нога как в носках, нигде не жмет. Вторая пара были черные, из более грубой кожи, с толстой подошвой, про такую говорят им сто лет сносу не будет. Сапожник ходил вокруг меня и приговаривал: по уму сделано, на совесть, нигде ни одна нитка не порвется, ежели салом али дегтем мазать будешь, и промокать в дождь не будут. Носи на здоровье, мил-человек. Сапоги, как и у всех здесь, были на одну ногу ни левый, ни правый, какой обул, тот и носи. С непривычки легкий дискомфорт, если не сказать неудобства, доставляли портянки. Про носки в этом мире никто и слыхом не слыхивал, кроме теплых шерстяных, так это для зимы.
Наконец-то, одевшись по местной моде, я стал неотличим от аборигенов. Уже загорелое, с отросшей мягкой бородкой лицо, атласная рубаха, черные портки, алые сапоги и пояс с ножом делали меня своим. Разговорная речь постепенно утрачивала интеллигентность двадцать первого века, появились новые для меня слова и понятия. Я становился своим.
Глава 3
Татары
Проснулся в темноте, казалось, только сейчас голову приклонил к подушке, от шума, криков челяди и странного звука набата. Понял, случилось что-то.
Быстро оделся и выскочил из своей комнаты. Игнат Лукич стоял внизу, в трапезной, вокруг несколько холопов.
Что стряслось-то?
Не знаю пока, вот послал одного холопа, прибегнуть должон вскорости, узнаем.
В калитку забежал соседский мужичок, Анисим, я его уже знал, здоровались, встречаясь.
Басурманы! Татарва проклятая под стенами, говорят, много их. В темноте тихо подошли.
Вот бесово отродье, все неймется им. Беда, что боярина нашего в городе нет, а с ним и часть дружины в Рязань ушла, к князю. Ладно, стены крепкие, ратники есть, не впервой, должны отбиться. Это не литовцы али поляки те, если придут, город окружат, стоять будут долго, измором брать. А татарва налетит, похватает что может, людишек наших в полон возьмет и быстро убегает, пока по шее не надавали, как тати. Нету у них теперь силы, как ранее, как деды говорили.