Помимо более-менее постоянных структурных барьеров, существуют также барьеры стратегические. Уже существующие игроки создают их для того, чтобы помешать появлению новых конкурентов и возвышению имеющихся. Среди примеров эксклюзивные маркетинговые соглашения (наподобие того, что заключили AT&T и Apple, когда впервые появился айфон), долгосрочные контракты, связывающие поставщиков с продавцами (например, нефтедобывающие и нефтеперерабатывающие компании), тайные и картельные сговоры (вроде печально известной попытки агропромышленной корпорации Archer Daniels Midland в 1990-е годы зафиксировать стоимость кормовых добавок для животных), а также лоббирование нужных законопроектов через политиков, чтобы получить уникальные преимущества (скажем, лицензию на открытие казино в определенном районе). Сюда же относится реклама, специальные промоакции, продакт-плейсмент, скидки постоянным покупателям и прочие средства маркетинга, осложняющие потенциальным конкурентам выход на рынок. Действительно, пробиться нелегко, даже с самым актуальным и замечательным товаром, если на то, чтобы рассказать о себе потенциальным покупателям, требуются гигантские затраты на рекламу, а чтобы попытаться убедить клиентов попробовать продукт и того больше{26}.
От барьеров входа к барьерам власти
Неудивительно, что конкуренты прикладывают значительные усилия, причем не только в бизнесе, но и в прочих сферах деятельности, для того чтобы выстроить или разрушить барьеры власти то есть повлиять на исход игры, изменяя ее правила. В особенности это справедливо для политики, где партии и кандидаты часто тратят немало сил в борьбе за избирательные округа (неприглядные махинации, известные в США как фальсификация результатов выборов) или на то, чтобы пролоббировать определенное соотношение мужчин и женщин в парламенте и в списках кандидатов, как в Аргентине и Бангладеш, где в парламенте предусмотрена квота на количество мест для женщин. В Индии, где за далитами (ранее каста неприкасаемых) закреплено определенное количество мест в парламенте и региональных ассамблеях, не стихают напряженные политические и юридические бои за то, чтобы подобное преимущество распространялось также и на другие касты. Во многих странах лидеры, склонные к диктатуре, стараются вывести политических соперников из игры, сохраняя при этом видимость демократии: они принимают поправки к избирательным законам, которые позволяют по формальным причинам не допустить конкурентов к выборам. Вокруг вклада корпораций в политику и политическую рекламу, а также вокруг разоблачений и доступа к эфиру часто разворачиваются куда более ожесточенные сражения, нежели собственно политические. Партии, которые принципиально расходятся в главных политических вопросах, подчас дружно защищают правила, обеспечивающие им в совокупности львиную долю мест. Выборы можно один раз проиграть, а в другой раз выиграть, новые же правила меняют всю игру{27}.
Таким образом, барьеры власти это препятствия, которые не дают новым игрокам прибегнуть к силе, своду норм и правил, рекламе и вознаграждению (или же их комбинации), чтобы занять положение, при котором они способны конкурировать; и, наоборот, которые позволяют уже существующим компаниям, партиям, армиям, церквям, фондам, университетам, газетам и профсоюзам (или любым другим организациям) сохранить господство.
На протяжении многих десятилетий, даже столетий, барьеры власти охраняли большие армии, корпорации, правительства, партии, социальные и культурные организации. Теперь же эти барьеры разрушаются, ослабевают и теряют прежнее значение. Чтобы оценить глубину этой трансформации и ее влияние на исторический процесс, сначала необходимо проанализировать, как и почему власть приобрела такое значение. В следующей главе мы рассмотрим, каким образом к XX веку мир пришел к выводу о том, что, согласно общепринятому мнению, для власти необходим размах и нет лучшего, более эффективного и надежного способа использовать власть, чем с помощью крупных централизованных иерархических организаций.
Глава 3
Власть больших: история вопроса
Возвышение, не требующее доказательств
Так когда же начинается эта история? Выбирайте. Быть может, в 1648 году, когда с Вестфальским миром на смену традиционным послесредневековым городам-государствам и княжествам пришло государство современного типа? Или в 1745 году, когда французский аристократ и коммерсант Венсан де Гурнэ, как утверждают, ввел термин бюрократия? А может, это случилось в 1882 году, когда несколько небольших нефтяных компаний в Соединенных Штатах объединились в гигантскую монополию Standard Oil в разгар становления новых крупных предприятий, предвосхитив случившуюся на десятилетие позже волну слияний, которая положила конец расцвету капитализма мелких семейных фирм и установила новый порядок, ориентированный на гигантские корпорации?
Как бы то ни было, к началу XX века эти и прочие великие достижения, которыми мы обязаны прогрессу, науке и человеческой изобретательности, укрепили всеобщее мнение о том, как накапливать, удерживать и применять власть. Примерно на середину столетия пришелся триумф больших: отныне отдельным лицам, ремесленникам, семейным фирмам, городам-государствам и разрозненным группам единомышленников уже было не выстоять против крупных организаций с их преимуществами. Власть потребовала масштаба, размаха и сильной, централизованной, иерархической системы.
Ответ на практический вопрос о том, каким образом выстроить организацию, будь то General Motors, католическая церковь или Красная армия, чтобы обрести и удержать максимальную власть, оказался очевиден: нужно увеличивать размер.
Как бы то ни было, к началу XX века эти и прочие великие достижения, которыми мы обязаны прогрессу, науке и человеческой изобретательности, укрепили всеобщее мнение о том, как накапливать, удерживать и применять власть. Примерно на середину столетия пришелся триумф больших: отныне отдельным лицам, ремесленникам, семейным фирмам, городам-государствам и разрозненным группам единомышленников уже было не выстоять против крупных организаций с их преимуществами. Власть потребовала масштаба, размаха и сильной, централизованной, иерархической системы.
Ответ на практический вопрос о том, каким образом выстроить организацию, будь то General Motors, католическая церковь или Красная армия, чтобы обрести и удержать максимальную власть, оказался очевиден: нужно увеличивать размер.
Чтобы проследить, как идея больших масштабов захватила умы, начнем с какой-нибудь головокружительной истории успеха. В частности, рассмотрим примеры, которые приводят специалист по истории бизнеса, немецкий основатель современной социологии и британский экономист, получивший Нобелевскую премию за доказательство того, почему в бизнесе чем больше, тем лучше. Их труды объясняют не только то, как появление современной бюрократии позволило эффективно использовать власть, но и то, как самые успешные мировые корпорации (а с ними и благотворительные организации, церкви, армии, политические партии и университеты) прибегали к бюрократическому применению власти, чтобы одолеть конкурентов и отстоять собственные интересы.
Зачатки современной бюрократии историки отыскали в системах управления Древнего Китая, Египта и Рима. Так, римляне и в военной, и в административной деятельности рассчитывали преимущественно на широкомасштабные, сложные централизованные организации. Спустя много веков Наполеон Бонапарт и прочие европейские деятели, усвоив уроки Просвещения, пришли к пониманию того, что централизованное специализированное ведомство прогрессивная и рациональная организация, позволяющая управлять государством. На основе этой модели и с учетом американских и европейских примеров Япония эпохи Мэйдзи создала профессиональную бюрократию (в том числе и министерство промышленности, созданное в 1870 году), чтобы реорганизовать общество и догнать Запад. К началу Первой мировой войны идеальной моделью для всего мира (включая колонии) стало государство с единым правительством и государственной службой. Например, в Индии британские правители учредили государственную гражданскую службу, которая и после обретения страной независимости продолжала существовать в качестве Административной службы Индии, причем многие представители образованной верхушки общества мечтали сделать там карьеру. Социалистические государства и страны со свободной торговлей, с однопартийным управлением или же с демократическим строем, везде в XX веке имелся большой и разветвленный государственный аппарат, то бишь процветала бюрократия.
То же происходило и в экономике. Из-за все более сложных технологий, требований крупной промышленности и новых нормативно-правовых актов мелкие компании уступали место крупным, многосоставным иерархическим компаниям с администрацией, которых до 1840-х годов попросту не существовало. В тот период, который ученые называют первой большой волной слияний в Америке, то есть с 1895 до 1904 года, в результате консолидаций исчезли не менее 1800 мелких фирм. Знакомые названия многих крупных брендов появились в это же время. Корпорация General Electric возникла в результате слияния в 1892 году. В том же году была основана Coca-Cola, а Pepsi в 1902-м. American Telephone and Telegraph Company (предшественница AT&T) появилась в 1885 году, Westinghouse в 1886-м, General Motors в 1908-м и так далее. К 1904 году 78 корпораций контролировали более половины производства в своей отрасли и двадцать восемь компаний более четырех пятых{28}. О перевороте, который совершили эти новые организации, с досадой писал Генри Адамс: Тресты и корпорации стояли, как правило, за новую силу, рвущуюся к власти с 1840 года, и внушали отвращение своей неуемной и беззастенчивой энергией. Они круто ломали прежнее, круша все вековые устои и ценности[6]{29}.
Эта управленческая революция, как назвал ее великий историк бизнеса Альфред Чандлер, распространялась с американской почвы, как писал Чандлер, на весь остальной капиталистический мир. В германской промышленности приобретали все большее значение крупные фирмы, такие как AEG, Bayer, BASF, Siemens и Krupp (большинство из них возникло в середине XIX столетия), объединявшиеся в официальные и неофициальные тресты. В Японии при поддержке правительства монополии-дзайбацу разрастались в новые промышленные предприятия текстильные, сталелитейные, судостроительные и железнодорожные. Чандлер убедительно доказал, что в XIX веке усовершенствованное использование паровой энергии на производстве совместно с широким распространением электричества и нововведениями в сфере управления привели ко второй промышленной революции, породившей куда больше компаний, чем появилось во время промышленной революции в предыдущем столетии. На этих новых промышленных предприятиях было задействовано значительно больше капитала, рабочей силы и управляющих. В результате увеличение масштабов деятельности стало непременным условием успеха в бизнесе, а большой превратился в синоним влиятельного. В своем фундаментальном труде (под удачным названием Видимая рука) Чандлер настаивал на том, что видимая рука влиятельных управляющих заменила невидимую руку рыночных сил в качестве главного двигателя современного бизнеса{30}. Власть и решения профессиональных руководителей, которые возглавляли гигантские корпорации или подразделения компаний, определяли экономическую деятельность и результаты в той же, если не в большей, степени, в какой биржа устанавливает цены.