Свидетельство очевидца
«Обладая многими дарованиями, с которыми он мог стать прекрасным конституционным монархом, живостью и тонкостью ума, систематичностью, прилежанием в работе и необычайным природным обаянием, привлекавшим всех, близко его знавших, Император Николай II не унаследовал от своего отца ни властной натуры, ни сильного характера, ни способности быстро принимать решения, качеств, столь необходимых для самодержавного правителя», писал прекрасно знавший Государя и симпатизировавший ему посол Великобритании в Петербурге с 1910 по 1918 г. сэр Джордж Бьюкенен. Моя миссия в России. М., 2006. С. 259.
Можно ли назвать безволием чувство обреченности, с которым жил последний Император и которое влияло на его политические решения самым существенным и в большинстве случаев отрицательным образом? Судить об этом крайне затруднительно. В любом случае это чувство не обмануло: последние месяцы его жизни после отречения от престола 2 марта 1917 г. были и морально и физически очень тяжки. Он увидел обратную сторону той «народной любви», в которой никогда не позволял себе сомневаться. Трагическая гибель в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. вместе с женой, детьми и верными слугами в подвале екатеринбургского дома Ипатьева завершение скорбного и нравственно мучительного жизненного пути Государя Николая II.
Император был сыном прошлого и не умел жить в настоящем. «Он был рожден на ступеньках трона, но не для трона», сказал о последнем русском самодержце принимавший его отречение и любивший его горячо монархист В. В. Шульгин. А министр иностранных дел Империи С. Д. Сазонов заметил, что государи, подобные Николаю II, «бывают обыкновенно искупительными жертвами собственной слабости и грехов своего века, и история не выносит им сурового приговора».
В ноябре 1981 г. Русская Православная Церковь Заграницей канонизировала Императора Николая II и других погибших от рук большевиков членов Императорской Фамилии в сонме новомучеников. В августе 2000 г. собор Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) также прославил последнего русского Царя и убитых с ним его жену и детей в лике «страстотерпцев».
Документ
В решении комиссии по канонизации, зачитанном на Соборе митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием, в частности объявлялось: «Подводя итог изучению государственной и церковной деятельности последнего Российского Императора, Комиссия не нашла в одной этой деятельности достаточных оснований для его канонизации В страданиях, перенесенных Царской Семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине был явлен побеждающий зло свет Христовой веры, подобно тому, как он воссиял в жизни и смерти миллионов христиан, претерпевших гонения за Христа в ХХ веке». Информационный Бюллетень Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии. Август 2000 г. Спец. выпуск. С. 50; 55.
Литература:
Дневники императора Николая II (18941918). В 2 т. / Отв. ред. С. В. Мироненко. М.: РОССПЭН, 20112013.
Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Пг. (Л.): Гос. изд-во, 19231927. Т. IIIV.
Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Пг. (Л.): Гос. изд-во, 19231927. Т. IIIV.
Николай II и великие князья. (Родственные письма к последнему царю). Л.; М.: Гос. изд-во, 1925.
С. Л. Фирсов. Николай II. Пленник самодержавия. Т. 12, СПб.: Вита Нова, 2009.
Э. Каррер дАнкосс. Император Николай II. М., 2009.
1.1.2. Положение крестьянства
В 1897 г. сельские жители (так называемые «сельские обыватели», включающие кроме крестьян казаков и инородцев) составляли 86 % населения Империи (без Польши и Финляндии). Крестьяне, являясь основным сословием России, составляли 77,1 % населения страны. Манифестом 19 февраля 1861 г. крестьянам, которые до того состояли в крепостной зависимости от государства или помещиков, были обещаны «права состояния свободных сельских обывателей, как личные, так и по имуществу». Это обещание было исполнено далеко не полностью. После освобождения крестьянин остался прикрепленным к своему сельскому обществу (общине) припиской, земельным наделом и круговой порукой. Лишь с большим трудом он мог получить «увольнение» из своего общества при условии отказа от земельного надела в пользу общины. Только получение среднего образования, государственная или земская служба, вхождение в купеческую гильдию выводили из крестьянского сословия.
Крестьяне владели землей не единолично, а коллективно. Община (мiр) устанавливала правила и порядок обработки земли, периодически перераспределяла ее между своими членами. Без согласия общины нельзя было продать или заложить свой надел. Закон 8 июля 1893 г. определил, что передел общинных земель может происходить не чаще, чем раз в 12 лет, и при обязательном одобрении двумя третями общинников. Переделы земли часто приводили к несправедливостям, жестокостям внутри міра, к забвению крестьянами своих общественных обязанностей. Годы земельных переделов стали трагическими датами русской истории 1905, 1917.
Закон 14 декабря 1893 г. запретил крестьянам без согласия міра превращать свои наделы в частную наследственную собственность, а община редко давала на это свое согласие, так как крестьян связывала круговая порука совместная ответственность за нерадивых или несостоятельных общинников. При выходе из общины вся тяжесть налогового бремени ложилась на остальных. Существование общины позволяло выживать слабым и разорившимся хозяевам, но ограничивало личную инициативу энергичного крестьянина, препятствовало внедрению прогрессивных форм землепользования. К началу ХХ в. из 138 млн. десятин[3] крестьянских надельных земель 83 % были в общинном владении.
Освобождение крестьян в 1861 г. сделало крестьян лично свободными от помещика. Вскоре в деревне не осталось иных представителей государственной власти, кроме полиции. Однако при Александре III власть вновь ограничила свободу крестьян. Положение 12 июля 1889 г. о земских участковых начальниках ставило крестьянское самоуправление волостные и сельские сходы под контроль государственной власти. Министр внутренних дел назначал, по представлению губернатора, земских начальников из местных дворян. «На земского начальника возлагается попечение о хозяйственном благоустройстве и нравственном преуспеянии крестьян вверенного ему участка», объявлялось в Положении. На разумность самих крестьян правительство не полагалось.
Свидетельство очевидца
«Главным, недостаточно оцененным злом русской жизни было правовое положение нашего крестьянства». Василий Маклаков. «На Закате». С. 252.
22 ноября 1904 г. министр внутренних дел князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский объяснял Императрице Александре Федоровне: «Народ хочет только земли, но по мере того как будет выплывать из теперешнего положения, тоже захочет перемен народ совершенно бесправен, для него другие даже законы, нельзя иметь законы, которыми 9/10 населения не пользуется». В ответ Государь заметил: «Перемены хотят только интеллигенты, а народ не хочет». Княгиня Е. А. Святополк-Мирская. Дневник 19041905 гг. // Исторические записки. Т. 77. С. 259260.
Теперь ни одно решение схода, ни одно избрание сходом «гласных» (т. е. избранных на должность) не вступало в силу без одобрения земского начальника. Земский начальник исполнял также и роль мирового судьи, который раньше избирался самими крестьянами. Земский начальник мог налагать на крестьян денежные штрафы, аресты и телесные наказания (отмененные только Манифестом 11 августа 1904 г.). Он же полностью контролировал деятельность волостного крестьянского суда. Крестьянская жизнь вновь оказалась во власти дворян, которых они со времен крепостного рабства считали своими врагами, присвоившими крестьянскую землю. Назначение земских начальников не вызвало улучшения ни хозяйственной, ни нравственной жизни крестьян, только усилило межсословный антагонизм.
На рубеже веков, несмотря на постоянное увеличение объемов сельскохозяйственного производства, русская деревня почти 100 млн. человек переживала аграрный кризис. Самым тяжелым было положение центральных губерний. Появился даже особый термин «оскудение Центра». Рост крестьянского населения привел к тому, что в российском Центре средний земельный надел на душу мужского населения сократился с 4,8 десятины в середине 1860-х гг. до 2,8 десятины к концу века.
Как существовала обычная великорусская сельская семья к концу XIX в.? Жилищем ей служила изба площадью 6 на 9 аршин[4] и высотою не более сажени[5]. Нередко в таком помещении, значительную часть которого занимала топившаяся по-черному русская печь, обитало до пятнадцати душ. Спали в два этажа: на лавках и на печи. Полы обычно были земляные. В доме помещался мелкий скот, а в большие холода туда могли ввести и корову. Крыша, покрытая соломой, часто протекала. Вследствие сырости кирпичные и деревянные строения служили не более 1520 лет, постепенно разрушаясь. Настоящими трагедиями становились частые пожары в 12,5 млн. хозяйствах, насчитывавшихся в Европейской России к 1905 г., за 15 лет сгорела каждая четвертая изба. Повседневной пищей крестьянина были хлеб, молоко и картофель, растительное масло, крупы, яблоки (в южных районах разнообразные фрукты), рыба и «дары леса» грибы и ягоды. Мясо, масло, яйца, творог появлялись на столе только в праздники. Сбережений на черный день, как правило, не было, и любой серьезный неурожай угрожал подорвать крестьянское хозяйство.
Что делало правительство для облегчения положения деревни? Еще в 18851886 гг. была отменена подушная подать, ложившаяся главным образом на крестьянство (высшие сословия не платили ее никогда). Платежи крестьян в казну стали вполне терпимыми после её отмены. Не раз прощались крестьянам и недоимки по казенным платежам, которые, впрочем, быстро накапливались вновь. Так, прощенные в 1896 г. по случаю коронации недоимки к 1900 г. вновь достигли 119 млн. рублей.
В 19021903 гг. действовало Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Во всех губерниях Европейской России, а потом на Кавказе и в Сибири были созданы 82 губернских и 536 уездных комитетов для выяснения нужд деревни. Был собран большой статистический материал, впоследствии опубликованный в нескольких объемистых томах. Значительное большинство комитетов высказались против сохранения общины, называя её тормозом развития деревни, или, по крайней мере, за возможность свободного выхода из неё отдельных крестьян. Были приняты и некоторые практические меры: в 1903 г. упразднена круговая порука, а годом позже изданы законы, облегчающие переселения на казенные земли Сибири, и смягчен паспортный режим для крестьян, которые до того оставались приписанными к своим обществам и без особого разрешения полицейских властей не могли покидать свой уезд.