Шумеры, вавилоняне и ассирийцы относились к богам так же, как слуги к хорошим хозяевам, с покорностью и страхом, но в то же время с восхищением и любовью. Одним из лучших качеств как царя, так и простого общинника считалась способность подчиниться божественным приказам, так как служение богам было их основной обязанностью. В то время как проведением различных торжеств и сложных ритуалов занимались жрецы, каждый житель должен был передавать в храмы подношения, посещать основные религиозные церемонии, заботиться об умерших, каяться и соблюдать бесчисленное множество правил и табу, имевших отношение практически к каждому моменту жизни. Здравомыслящий человек «боялся богов» и скрупулезно следовал этим предписаниям. Поступать иначе считалось не только глупым, но и грешным делом, а грех, как все знали, мог повлечь за собой самую ужасную кару. Однако считать, будто месопотамская религия это нечто исключительно формальное, совершенно неправильно. В текстах гимнов и молитв отразились искренние чувства и подлинные эмоции. Жители Месопотамии были уверены в своих богах, доверяли им, подобно тому как дети верят родителям, говорили с ними, называя «настоящими отцами и матерями», которые могут обидеться и наказать, но в то же время которых можно умилостивить и получить от них прощение.
Месопотамские боги требовали от верующих не только соблюдения религиозных предписаний, совершения подношений и жертвоприношений. «Сделать так, чтобы их сердца блистали от возлияния», заставить их «ликовать при виде прекрасной пищи» считалось делом достойным, но этого не было достаточно. Боги благоволили к тем, кто вел праведную жизнь, был хорошим родителем, сыном, соседом, горожанином и кому не были чужды такие же добродетели, как те, что ценятся сегодня: доброта и сострадание, праведность и чистосердечие, справедливость, уважение к закону и существующему порядку. В одном из вавилонских текстов, помимо совета поклоняться богам, содержатся следующие:
Будь добр к ничтожным,
Не оскорбляй попранных,
Совершай щедрые поступки, оказывай помощь каждый день,
Не клевещи, передавай лишь благие новости,
Не произноси дурного, говори людям хорошее.
В качестве вознаграждения за благочестивость и хорошее поведение боги помогали людям и защищали их от опасности, утешали в беде и при тяжелых утратах, даровали им здоровье, хорошее положение в обществе, богатство, многочисленных детей, долгую жизнь и счастье. Конечно, с христианской точки зрения такой подход не кажется таким уж выдающимся, но шумерам и вавилонянам этого было достаточно, так как они являлись практичными, довольно приземленными людьми, помимо всего прочего, любившими жизнь и наслаждавшимися ею. Самой желанной их мечтой была вечная жизнь, и в некоторых их мифах (в частности, об Адапе и в «Эпосе о Гильгамеше») содержится объяснение причин, по которым люди лишились этой привилегии.
Бессмертными были только боги. Для людей смерть была неизбежна, и они вынуждены были принять это:
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек сочтены его годы,
Что б он ни делал, все ветер[3].
Что происходило после смерти? Судя по обнаруженным археологами тысячам захоронений с погребальным инвентарем, обитатели Месопотамии считали, что умершие могут взять с собой в загробную жизнь самое ценное из своего имущества и получать от живых питье и пищу. Но сведения о месопотамской эсхатологии, которые мы можем извлечь из мифа о нисхождении Инанны в загробный мир или шумерского цикла о Гильгамеше, немногочисленны и нередко противоречат друг другу. «Страну, откуда нет возврата» представляли в виде обширного пространства, находящегося где-то под землей. Там стоял огромный дворец Эрешкигаль, шумерской Персефоны, и ее супруга Нергала, бога войн и эпидемий, окруженных другими божествами и стражами. Как и в греческом Аиде, чтобы достичь этого дворца, души умерших должны были перебраться через реку на пароме и снять с себя одежду. Затем они вели тоскливую и жалкую жизнь в месте,
Бессмертными были только боги. Для людей смерть была неизбежна, и они вынуждены были принять это:
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек сочтены его годы,
Что б он ни делал, все ветер[3].
Что происходило после смерти? Судя по обнаруженным археологами тысячам захоронений с погребальным инвентарем, обитатели Месопотамии считали, что умершие могут взять с собой в загробную жизнь самое ценное из своего имущества и получать от живых питье и пищу. Но сведения о месопотамской эсхатологии, которые мы можем извлечь из мифа о нисхождении Инанны в загробный мир или шумерского цикла о Гильгамеше, немногочисленны и нередко противоречат друг другу. «Страну, откуда нет возврата» представляли в виде обширного пространства, находящегося где-то под землей. Там стоял огромный дворец Эрешкигаль, шумерской Персефоны, и ее супруга Нергала, бога войн и эпидемий, окруженных другими божествами и стражами. Как и в греческом Аиде, чтобы достичь этого дворца, души умерших должны были перебраться через реку на пароме и снять с себя одежду. Затем они вели тоскливую и жалкую жизнь в месте,
Где их пища прах и еда их глина,
А одеты, как птицы, одеждою крыльев,
И света не видят, но во тьме обитают,
А засовы и двери покрыты пылью.
В то же время из других источников мы узнаем, что солнце освещает загробный мир, когда обходит землю кругом и что бог Уту судит умерших, а значит, очевидно, не все они разделяли столь жестокую судьбу. Вероятно, шумерские представления об аде были не менее туманны, чем наши, а значительная часть этих литературных произведений представляет собой набор поэтических рассуждений на довольно расплывчатую тему.
Однако смерть не была единственной заботой жителей Месопотамии. Как и мы, они знали болезни, бедность, крах надежд и печаль и, подобно нам, спрашивали себя: почему все это происходит, если миром правят боги? Почему зло побеждает добро? Сплетенная вокруг человека сеть правил и запретов была настолько тесной, что ему проще всего было грешить и оскорблять богов. Бывали случаи, когда каре подвергались люди, чье поведение было безукоризненным, когда невозможно было найти объяснение поведению богов. В вавилонской поэме «Владыку мудрости хочу восславить» («Невинный страдалец») говорится о чувствах человека, некогда бывшего знатным, богатым и здоровым, а теперь разорившегося, ненавидимого всеми и страдающего от самых ужасных болезней. В итоге Мардук сжалился над ним и спас его, но тот, несомненно, успел усомниться в мудрости Небес. Охваченный горем, он произносит:
Кто же волю богов в небесах постигнет?
Мира подземного кто угадает законы?
Бога пути познает ли смертный?
Кто был жив вчера, умирает сегодня,
Кто вчера дрожал, сегодня весел.
Одно мгновенье он поет и ликует,
Оно прошло он горько рыдает!
Как день и ночь, их меняются лики:
Когда голодны, лежат, как трупы,
Наелись равняют себя с богами!
В счастии мнят себя на небе,
Чуть беда, опустился и мир подземный.
Вот что воистину непостижимо[4].
Однако знаменитый месопотамский «пессимизм» был чем-то большим, чем периодическими выплесками разочарования. Он обладал метафизической, а не этической природой и уходил корнями в природные условия самой Месопотамии. В долине Тигра и Евфрата происходят резкие и непредсказуемые перемены. Реки, дающие жизнь, могли принести с собой и катастрофу. Зимы могли быть слишком холодными или засушливыми, а летом мог дуть слишком сильный ветер. Ливень в мгновение ока мог превратить опаленную солнцем и покрытую пылью равнину в грязевое море, а в ясный денек могла внезапно налететь песчаная буря, заслоняющая небо и опустошающая все вокруг.
Вынужденные постоянно сталкиваться с этими проявлениями божественных сил, жители Месопотамии чувствовали себя сбитыми с толку и беспомощными, были охвачены ужасом и тревогой. По их мнению, все могло в любой момент измениться. Собственная жизнь каждого человека, жизнь членов его семьи, урожай, который давали его поля, приплод скота, ритм и обилие разливов рек, смена сезонов и само существование вселенной постоянно находились под угрозой. То, что космос не вернулся в состояние хаоса, более или менее поддерживался миропорядок, человечество выжило, после удушающей летней жары жизнь снова возвращалась на поля, солнце, луна и звезды продолжали двигаться по небу, считалось проявлением воли богов. Но божественное решение не принималось раз и навсегда при создании той или иной вещи. Его нужно было повторять снова и снова, особенно при смене года, перед началом ужасного восточного лета, когда природа, казалось бы, умирает и будущее покрыто пеленой неизвестности.
Человек в этой критической ситуации мог только пытаться повлиять на решение богов и обеспечить их доброе расположение, совершая не изменявшиеся на протяжении многих столетий ритуалы, обеспечивавшие сохранение порядка, возрождение природы и постоянство жизни. Поэтому каждую весну во многих городах, особенно в Вавилоне, устраивали величественную и трогательную церемонию акиту, празднование Нового года, во время которого совершался священный брак богов, повторялись события мифа о сотворении мира и происходило ежегодное утверждение власти царя. Кульминацией этого празднества было собрание всех богов, торжественно «повелевавших судьбами». Только после этого царь мог вернуться на трон, пастух к своему стаду, а крестьянин на поле. Жители Месопотамии успокаивались, веря, что мир простоит еще год.
Глава 7
Эра героев
Шумеры строили теории о происхождении вселенной, но в то же время, к несчастью, почти ничего не писали о собственных корнях. В нашем распоряжении, конечно, имеется миф, в котором говорится о чистой и яркой стране, где некогда были неизвестны смерть, болезни и горести, где:
Ворон не каркает.
Птица иттиду не кричит.
Лев не убивает,
Волк не хватает ягненка,
Дикая собака, пожирательница козлят, здесь не живет
В легенде эта чудесная земля называется Дильмун. В результате анализа источников ее обычно отождествляют с Бахрейном островом, расположенным в Персидском заливе. Однако в данном случае речь идет скорее о каком-то далеком воображаемом месте, чем о Бахрейне. Более того, в мифе о стране Дильмун не сказано, что именно она была родиной шумеров. В действительности они, подобно многим древним народам, считали свою страну центром вселенной, а себя прямыми потомками первых людей. Одну и ту же идеограмму они использовали для обозначения слов калам, «страна» (то есть Шумер), и уку, «люди» (в целом) и «жители Шумера» (в частности). Примечательно, что другая идеограмма, с помощью которой выписывалось слово «страна», представляет собой изображение горы и изначально использовалась для обозначения только чужих земель. Совершенно ясно: шумеры связывали себя с древнейшим населением Месопотамии и вообще с первыми обитателями Земли. Какой в таком случае, по их мнению, была доисторическая эпоха их страны?