«Я прожил жизнь» (письма, 19201950 годы) - Платонов Андрей Платонович 4 стр.

И говорить всё это зря  ничего не поймете. И пусть поблагодарит меня Ваш будущий друг, что я оставил Вас еще более чистой, святой и прекрасной, чем узнал. Мне ничего не нужно  с меня довольно. Я беру, когда дают, и не вырываю из рук. А у меня Вас рвут  и я отдам, потому что я не на земле живу  не в мире животных.

И, отдав Вас, я приобрету Вас  навсегда.

Вы ничего во мне не поймете, Мария. И не надо Вам понимать.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 437438. Публикация Н. Корниенко.

{42} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

И опять дальше смертельная любовь, тоска, вселенная, поля и кладбища, и я один среди них, радостных, сытых людей земли, один с точным ослепительным знанием, что я не их, не из этого мира. Мне нужно невозможное, но невозможно[е]  невозможно.

Когда я вижу ее лицо, мне хочется креститься.

И я знаю, что Вы меня не поймете никогда. Если бы поняли  сказали бы давно, но Вы молчите, молчите. Боже мой, нет во мне слов. Заперта во мне Вами душа, Вы только можете ее отпереть. Месяц назад я был богат и полон как царь, теперь я странник.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 438. Публикация Н. Корниенко.

{43} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

Родимая прекрасная Мария.

Мне сегодня снился сон: на белой и нежной постели ты родила сына.

Было раннее утро, еще ночь. Весь мир еще спал, одна ты проснулась и глядела невидящими тихими глазами. И он лежал рядом с тобою, робко и испуганно приникнув к твоему белому истомленному телу.

И помню  как ослепительно сверкала твоя постель и как ты лежала в смертной усталости, вечная моя, обреченная мне кем-то, небом или солнцем, как я тебе обречен.

Маша. Знаешь, как нет во мне страсти к тебе и есть только что-то другое. Будто я был нем, безмолвна была тысячелетия душа моя  и теперь она поет, поющая душа.

Не страсть во мне, а песнь, а музыка души. Страшная сила скопилась во мне и предках моих за века ожидания любви, и вот теперь эта сила взорвалась во мне. Но песнь души  безмолвие. И я стал тише, и сокровеннее, и глубже.

Звезда и песня моя, судьба и невеста моя. Как много во мне для тебя не родившихся еще нежных голубых слов и песен. Но я заставлю о тебе петь не слова, а всю вселенную. Ради тебя зазвенят звезды и луна будет новым солнцем, чтобы светит[ь] твоему сыну синим пламенем в тихие летние ночи, когда земля вся будет в радости, игре и огне смеха.

Говорю тебе не слова, ибо я поэт вселенной и буду делать с ней, что захочу. Она любит меня, потому что я ее сын.

Ни ты, ни я еще не сознали, как мы прекрасны и могущественны. Мы счастливее и бессмертнее богов.

Света и радости тебе, ибо ты первая принесла в мир любовь и сделала ненужной жизнь. Ты оправдала мое пророчество: женщина, Мария, и не женщина, а девушка спасет вселенную через сына своего. Первым же сыном ее будет ее любимый, кого поцелует она в душу в ответ на поцелуй.

Прощай, свет и новая спасенная вселенная, огонь и воскресение. Мы зачали иной лучший мир, выше небес и таинственней звезд.

Прощай, неизъяснимая, у меня любовь рвет сердце и душа стала бездной, где крутится вихрем пламя тоски по тебе.

Я знаю, что стал я бессмертен и перестрою вселенную ради и во имя тебя.

Света тебе хочу, светлая, как во мне всё стало светом и верой.

Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 438439. Публикация Н. Корниенко.

{44} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

М.

Страшно мне жить теперь. Самые худшие, губительные, смертельные мои мысли оправдываются. Я ничего тут не скажу яркого и ясного: от правды вам бывает так же больно, как от лжи. Я не хочу вам боли.

Страшно и гадко мне жить тут. Ложь, ужас и предательство  сознательные и бессознательные  творятся кругом.

Вот вы! Зачем так рвете сердце, Мария? По всему телу идет стон от тоски и любви. Зачем и за что я предан и распят, и нет и не будет конца. Но знайте, будет и мне искупление. Если его нет  я сам сделаю его. Будьте вы прокляты, единственная, родная и бесконечная моя.

То, что вы не пришли к маме[25], мне многое доказало. Я погибну. Я знаю, что я обречен,  это мне говорили многие товарищи, погибну позорно и бесцельно  вот что страшно. Во мне сердце от силы гремит, но я не жалею своих пропадающих сил  их избыток меня и губит.

Погибну не оттого, отчего вы можете предположить, а от другого  более страшного.

Но я не прошу избавить меня от этого ада  пусть он будет до конца. Я заслужил его. Я принимаю и сознаюсь в вине, но не каюсь ни в чем.

Сейчас пойду к вашей маме[26] (как мне трудно идти туда, если бы знала хоть одна родная душа!).

Оттуда домой!

Придите ко мне сегодня же. Недолго я вытерплю.

Одну Машу жаль мне до рыданий. Прости и пожалей меня, Маша, родная и тихая моя.

Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 439. Публикация Н. Корниенко.

{45} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

Родимая Маша!

Отчего тебя нет; у меня стихает сердце и горит голова от тоски.

Отчего ты не говорила мне ничего раньше. Замученная Белая Птица моя

Я буду ждать Тебя весь вечер и всю ночь. Весь день, после встречи с мамой, искал тебя и не мог найти.

Приходи, моя единая. Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 440. Публикация Н. Корниенко.

{46} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

Как хорошо не только любить тебя, но и верить в тебя как в бога (с больш[ой] буквы), но и иметь в тебе личную свою религию. Любовь, перейдя в религию, только сохранит себя от гибели и от времени.

Как хорошо в этом Боге не сомневаться, имея личность Божества всегда перед собою.

Любовь  есть собственность, ревность, пакость и прочее.

Религия  не собственность, а она молит об одном  о возможности молиться, о целости и жизни Божества своего.

Мое спасение  в переходе моей любви к тебе в религию.

И всех людей  в этом спасение.

Это я знаю вернее всего, и за это буду воевать. Как хорошо и спокойно мне, Мария.

Я счастливее первых дней любви к тебе. Я от тебя ничего не требую теперь.

В обоготворении любимой  есть высшая и самая прочная любовь.

Впервые: Волга, 1975. С. 172. С датировкой: 1934 г. Печатается по: Архив. С. 440. Публикация Н. Корниенко.

{47} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

Я «засыпаю», когда во мне пробуждается настоящая полная жизнь.

Я и стихи пишу во сне в большинстве. Мне нужно далеко отходить от Вас, «засыпать», чтобы видеть Вас в ослепительном свете.

Я «засыпаю», когда во мне просыпается душа. Поймите меня прямо.

Мир этот должен погаснуть, глаза закрыться, чтобы видны были все другие миры.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 440441. Публикация Н. Корниенко.

В свернутый фрагмент листа вложена перевязанная синей лентой прядь волос Марии Александровны.

{48} М. А. Кашинцевой.

1921 г. Воронеж.

К идеалу, к мечте, к фантазии у человека существует не любовь, а особое чувство.

Любовь может быть только к вам, и только у меня. До сих пор любви не было, и после нас ее не будет никогда.

Всё, что было у людей, это было тенью или предчувствием моей любви.

Моя любовь имеет вселенское значение, это говорит мне моя точная мысль. Мы сейчас в фокусе, в предельной точке, на неимоверной высоте, между всеми вселенными, в центре всех холодных миров и ослепительнее самых озаренных звезд.

Вы  мой экстаз. И я люблю вас такую  сущую, реальную, с пальцами, порезанными ножом, с глазами Девы Марии и с тоскою Магдалины.

Вы моя Великая Мама, вы иной и последний мир для меня и для человечества. Вы обитель нежности и доброты, последнее, сверкающее, горящее и зажигающее диво.

Если вселенной суждено спастись  спасете ее вы, через мое сердце и мой мозг.

(Из поэмы «Мертвый», посвященной Марии)[27] Андрей Платонов.

(Из поэмы «Мертвый», посвященной Марии)[27] Андрей Платонов.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 441442. Публикация Н. Корниенко.

На обороте л. 3  ответ Марии Александровны: «Ваше чувство не ко мне, а к кому-то другому. Меня же Вы совсем не можете любить, потому что я не такая, какою Вы идеализируете, и еще  Вы любите меня тогда, когда есть луна, ночь или вечер  когда обстановка развивает Ваши романические инстинкты. Муся».

1922

{49} В Госиздат РСФСР.

15 февраля 1922 г. Воронеж.

Москва Никитская, 6.

Государственное издательство. Уважаемые товарищи!

Год назад я вам послал сборник рассказов для издания[28]. Прошлым летом вы мне ответили, что они переданы на оценку Лито, но с тех пор ничего не известно. Я просил вас два раза возвратить мне мои рассказы, отказываясь от такой долгой проволочки. И еще раз убедительно и почеловечески прошу взять в Лито рассказы[29] и возвратить мне за мой счет по адресу: Воронеж, Кольцовская ул., 2, А. Платонову (Климентову).

С уважением А. Платонов. 15/II 22.

Прошу это сделать поскорее.

Печатается по первой публикации: Страна философов, 1999. С. 451. Публикация С. Субботина.

{50} В Госиздат РСФСР.

20 апреля 1922 г. Воронеж.

Уважаемые товарищи!

Больше года тому назад я послал вам сборник рассказов для издания. Летом пр[ошлого] г[ода] я справлялся у вас о них  рассказы были у вас, но не просмотрены еще. После я раз пять писал вам с просьбой возвратить их  вы ответили однажды, что рассказы находятся в Лито на рецензии. Я справился письменно в Лито[30] мне ответили, что у них моих рассказов нет (Лито теперь Инст[итут] худож[ественной] лит[ературы][31]). Таким образом, ни у вас в Госиздате, ни в Лито рассказов нет.

А у меня нет черновиков, и уже приняло их к изданию Краснодарское гос[ударственное] изд[ательст]во[32]. Вы же на мои письма не отвечаете, а между тем мне говорили в Госиздате (и у вас, кажется, есть там объявление), что непринятые произведения возвращаются. Что ж это такое, товарищи? Почему вы заховали где-то мои рассказы и не хотите их найти и возвратить. Ведь это очень нехорошо, тем более гос. учреждению, тем более по отношению ко мне, рабочему.

Как же тогда можно работать, когда вы по году не можете дать справки, когда у меня принимают к печати рассказы, просят их срочно выслать, а Центральный Госиздат не может возвратить рукописей и даже не отвечает на многочисленные письма. По-товарищески и по-человечески в последний раз прошу разыскать как можно скорее сборник моих рассказов и выслать мне за мой счет[33]. Я просто теряюсь и не знаю, как же вас еще просить и как мне преодолеть ваше молчание и равнодушие. И все-таки я вас уважаю, как машину рабочей культуры.