Изделия казанских кустарей были выполнены из белого металла техникой литья или филиграни. Расходились они миллионами экземпляров: «Ювелирные изделия, производимые в Казанской губернии, удовлетворяют спрос не только местного населения, но и жителей отдаленных окраин: киргизов, сартов, лезгин и т. д.» (там же). В Рыбной Слободе министерство также учредило ювелирно-художественную учебную мастерскую. В отличие от продукции «деревенских ювелиров», произведения учебной мастерской были рассчитаны на более зажиточную публику. Работы кустарей-новато-ров и Костромского, и Казанского центров были выполнены большей частью в стиле ар-нуво.
Кроме этих центров, многочисленные ювелирные промыслы существовали в Московской губернии; в Вологодской губернии по-прежнему шла выделка серебряных изделий с чернью. С серебром много работали на Кавказе, в особенности в Дагестане. На браслетах, брелоках, наперстках часто встречается надпись «Кавказъ». На Урале было много гранильных мастерских, но в основном они занимались изготовлением мелкой пластики из мрамора, малахита, яшмы и других поделочных камней. Однако не были забыты и украшения. Самой знаменитой, безусловно, является малахитовая парюра из известного сказа Бажова «Малахитовая шкатулка». Судя по описанию, набор украшений, доставшийся по наследству дочери Данилы-мастера, отличался не только необыкновенной красотой малахита, но и особой тонкостью металлического оформления. Интересно, что наряду с ювелирными шедеврами в сюжете сказа немаловажную роль играет и простая стеклянная пуговка, изготовленная, возможно, на пуговичной фабрике в деревне Лавровка, о которой речь шла выше.
В целом ювелирная промышленность в России перед революцией развивалась достаточно высокими темпами. В журнале «Русский ювелир ( 5, 1914, с. 5) приводятся следующие цифры: прирост количества предприятий золото-серебряной промышленности в 1912 году составлял 230 по сравнению с предыдущим годом. В результате в 1912 году функционировало 2246 заводов, фабрик и мастерских с численностью рабочих более одного человека.
В целом ювелирная промышленность в России перед революцией развивалась достаточно высокими темпами. В журнале «Русский ювелир ( 5, 1914, с. 5) приводятся следующие цифры: прирост количества предприятий золото-серебряной промышленности в 1912 году составлял 230 по сравнению с предыдущим годом. В результате в 1912 году функционировало 2246 заводов, фабрик и мастерских с численностью рабочих более одного человека.
Много украшений привозили и русские путешественники из-за границы в качестве сувениров: богемские гранаты, венецианские бусы, итальянскую мозаику и кораллы, китайские резные камни и серебро. Торговцы оптом закупали дешевые брошки, бусы, подвески в Габлонце (Австро-Венгрия), украшения из черного стекла во Франции.
Все же русские дамы в своей массе оставались (и отчасти остаются!) достаточно консервативными, предпочитая настоящие камни стеклу, а стекло пластмассе. При этом, позволяя себе некоторые вольности с брошами и бусами, они были непоколебимо верны серьгам из благородных металлов и драгоценных камней. Только «горняшки» (как в то время иногда называли горничных) могли надеть серебряные или даже золотые серьги с «глазком» из стекла. На Западе уже в конце XIX века появились клипсы на винтах, но по дизайну они мало отличались от обычных серег. Пока не удалось найти никаких указаний на распространение клипсов среди отечественных модниц того времени.
Не менее консервативными проявили себя наши соотечественницы и в отношении колец. Об этом свидетельствует, в частности, статья «Как носить кольца», опубликованная в 8 журнала «Модный свет» за 1915 год. Поскольку некоторые положения этой статьи справедливы и по сей день, она приводится целиком в приложении.
Несмотря на всю силу укоренившихся традиций, вкусы постепенно менялись. Кинематограф, театр, журналы на рубеже веков стали уже практически общедоступными средствами информации. Круг внимательных зрительниц и читательниц значительно расширился за счет общей демократизации общества. Это и послужило основой возникновения бижутерии как особого вида декоративно-прикладного искусства создания прекрасных украшений из самых простых материалов.
Признаки этого явления прочитываются, в частности, в статье «Варварские украшения на современных женщинах» (Новый журнал иностранной литературы, т. 3. СПб., 1903). В ней описываются вошедшие в моду колье, бусы, диадемы, сделанные из настоящих драгоценностей, но заканчивается статья двумя абзацами, уже предвосхищающими победу бижутерии: «Если известно, что светская женщина имеет большое состояние, то она может совершенно спокойно, с уверенностью, что ее хитрость не будет обнаружена, заменять поддельными свои драгоценные камни, за которые она может опасаться в публичных собраниях. Когда не допускалось ношения поддельных кружев, тогда не допускалось носить и поддельные камни. Но оба эти предрассудка до известной степени исчезли. Однако же можно сказать, что существует этикет относительно поддельных камней, столь же ненарушимый, как этикет в манерах. Можно, например, носить нитку поддельного жемчуга, но эта нитка не должна переходить в веревку». Однако в не очень далеком будущем это «нерушимое» правило будет нарушено.
От ар-нуво до хлебного мякиша
Представьте:
входит
красавица в зал,
в меха
и бусы оправленная.
Наступил октябрь 1917 года, и аристократки, добропорядочные буржуазки, богемные звезды и демонические женщины исчезли, бесследно растворившись в массе мгновенно обнищавших людей. Баронесса М.Д. Врангель, мать «белого барона», в шестьдесят лет бегала на работу в дырявых сапогах, подвязанных веревкой, сестра светлейшего князя Меншикова торговала на рынке мылом, а вдова генерала Свиньина вышивала на заказ детские платьица. Во время военной диктатуры украшениями интересовались, пожалуй, только чекисты, изымавшие их у «недорезанных» буржуев. Моя мама вспоминала сцену обыска у них в квартире. Причислить ее родителей к богачам было совершенно невозможно, но какие-то украшения в семье все же имелись. Пришедшие с обыском красноармейцы на глазах у хозяев и их детей рассовывали часы, брошки, цепочки по карманам. Видимо, революционные солдаты и матросы не брезговали и деньгами, которые потом превращали в драгоценности.
В словаре Т.Б. Забозлаевой «Драгоценности в русской культуре XVIIIXX веков» приводится замечательный эпизод из воспоминаний барона Н.Е. Врангеля: «Однажды я зашел на Морской в магазин Фаберже. Покупателей не было Но вот ввалился красноармеец с женщиной. Он добродушный на вид тюлень, должно быть, недавно взятый от сохи, она полугородская франтиха, из бывших кухарок на место повара, с ужимками, претендующими на хороший тон Парень, видно влюбленный в нее, как кошка, не мог оторвать глаз от столь великолепной особы.
В словаре Т.Б. Забозлаевой «Драгоценности в русской культуре XVIIIXX веков» приводится замечательный эпизод из воспоминаний барона Н.Е. Врангеля: «Однажды я зашел на Морской в магазин Фаберже. Покупателей не было Но вот ввалился красноармеец с женщиной. Он добродушный на вид тюлень, должно быть, недавно взятый от сохи, она полугородская франтиха, из бывших кухарок на место повара, с ужимками, претендующими на хороший тон Парень, видно влюбленный в нее, как кошка, не мог оторвать глаз от столь великолепной особы.
44. Б. Кустодиев. Матрос и милая. Акварель, бумага, 1920
44а. Браслет с брелоками. Золото. Россия. Конец XIX начало XX в.
Нам желательно ожерелье из бус, сказала особа.
Да не дрянь какую, а подороже, пояснил парень.
Принесли футляр.
Почем возьмете?
40 000.
Дама пожала плечами.
А получше нет?..
Лучше теперь у нас жемчуга нет. Быть может, на днях получим.
Нам всенепременно сегодня нужно, вмешался парень, без бус им вечером на танцульку в Зимний дворец ехать никак невозможно» (Фаберже и петербургские ювелиры. СПб., 1997). На знаменитой акварели Б. Кустодиева «Матрос и милая» (1920 г.) изображены именно такие новые «хозяева жизни»; для дамы подходящего жемчуга тоже, видимо, не хватило, и она удовлетворилась кулоном на цепочке (илл. 44). Наверное, она не отказалась бы и от дутого золотого браслета с брелоком «На счастье» и золотым сердечком, помещенного на иллюстрации (илл. 44а).
В то время как настоящие драгоценности меняли хозяев, спрос на недорогие украшения прекратился совсем бедным и внезапно обедневшим людям было не до украшений. Большие ювелирные фирмы были закрыты, их имущество национализировано, владельцы высланы или эмигрировали. Печальной оказалась и участь известных центров ювелирных кустарных промыслов.
В книге В.И. Копыловой «Ювелирное искусство Урала» (Екатеринбург, 2000) очень обстоятельно описан процесс уничтожения многочисленных ювелирных артелей и кустарей-одиночек на Урале сразу после революции. Из-за большой нужды в деньгах советская власть реквизировала ценности везде, где их находила: в мастерских, банках и даже на улицах, под предлогом отсутствия справки об уплате пошлины или пробы на изделии. Все собранные изделия были переплавлены, и таким образом погиб труд целого поколения мастеров-ювелиров.
Хотя указ Горного совета ВСНХ о восстановлении гранильного дела появился уже в 1919 году, мастера, успевшие за это время заняться другой работой, были так напуганы, что боялись возвращаться к своей профессии. О том же пишет в своей книге «Художественная и кустарная промышленность СССР» (1927 г.) А.Г. Оршанский в разделе «Ювелирный и другие промыслы»: «Вся сложная цепь исторических, экономических, художественных, национальных и бытовых факторов русского кустарничества сделала его неотъемлемой частью русской хозяйственной и культурной жизни. Поэтому оно так катастрофически было потрясено при безудержном, до дна идущем разрушении старого порядка. Прошел ряд лет для кустарничества в состоянии полного паралича». Далее перечисляются меры, необходимые для его реанимации. Однако из текста становится ясным, что они ограничивались в основном постановлениями, совещаниями и созданием организаций, изучавших и обобщавших опыт кустарей.
В первые годы после революции параллельно с наступлением на ювелиров шла непримиримая борьба за облик «новой» женщины, целиком посвятившей себя строительству социализма и, разумеется, не нуждающейся ни в каких украшениях. Например, в 9 журнала «Работница» за 1923 год в сатирическом разделе «Крапивная грядка» был напечатан нравоучительный рассказ, в котором от лица рабочего рассказывается о вредном воздействии серег на моральный облик его жены: «Возьми и купи себе моя во время получки серьги. Воткнула их в уши и ходит. Я говорю ей: Брось мещанство-то. А она: Кому какое дело и прочее Слово за слово. Повздорили». Далее выяснилось, что серьги были только первым этапом падения этой «отсталой» женщины. После следующей получки она купила иконы, которые муж в припадке гнева сжег вместе с серьгами. После этого жена осознала свои ошибки, исправилась и пошла учиться на рабфак. Как видно уже из этого нехитрого рассказа, большевики стремились к искоренению украшений, поскольку они не имели никакого другого назначения, кроме чисто эстетического. Эта линия проводилась достаточно последовательно в течение нескольких десятилетий.