Ты скоро дыру в голове у Сент-Клэра прожжешь. Как некрасиво!
Заткнись, шиплю я.
Но Мередит в ответ на мои слова лишь улыбается и пожимает плечами.
Что ж. Этого стоило ожидать. Как будто мне нужна была какая-то особая причина, чтобы не влюбляться. Парень мечты официально вне зоны доступа.
Только ничего ему не говори, просит Мередит. Пожалуйста.
Ну конечно, отвечаю я.
Потому что мы только друзья.
Понятно.
Мы шатаемся без дела до тех пор, пока для вступительной речи не прибывает директриса школы. Она грациозна, словно балерина. У нее длинная шея, а снежно-белые волосы убраны в аккуратный пучок. Эта прическа ее ничуть не старит, скорее наоборот делает более привлекательной. Женщина выглядит как истинная француженка, хотя я точно знаю, что она из Чикаго. Взгляд ее скользит по нашим рядам сотня ее питомцев!
Добро пожаловать! Поздравляю вас с началом нового учебного года в Американской школе в Париже. Я счастлива вновь видеть знакомые лица и еще более счастлива видеть лица новые.
Видимо, даже во Франции вступительные речи это нечто незыблемое и неизменное.
Студентов, поступивших в прошлом году, я прошу тепло поприветствовать своих одноклассников, а также новичков, которые поступили в школу в этом году.
Вежливые аплодисменты. Я оглядываюсь вокруг и с удивлением ловлю на себе взгляд Сент-Клэра. Он демонстративно смотрит в мою сторону. Я вспыхиваю и отворачиваюсь.
Директриса продолжает. Сосредоточься, Анна. Сосредоточься. Взгляд Сент-Клэра обжигает, словно солнце. На коже у меня выступает испарина. Я прячусь под одним из безукоризненно подстриженных деревьев. Чего он таращится? Он все еще смотрит? Думаю, да. Почему, почему, почему? Это значит, я ему нравлюсь, или не нравлюсь, или он просто так? Я не в силах поднять взгляд.
Но когда я наконец отваживаюсь это сделать, парень вообще на меня не смотрит. Он грызет свои ногти.
Директриса заканчивает речь, и Рашми тут же бросает нас, чтобы присоединиться к парням. Мы с Мередит отправляемся на английский. Преподавательница пока еще не пришла, и мы выбираем места подальше. Классная комната оказывается гораздо меньше, чем те, к которым я привыкла, внутри все отделано темными блестящими панелями, а окна размером с двери. Но парты здесь точно такие же, как у нас в Америке. И классная доска. И гигантская точилка для карандашей. Я стараюсь сосредоточиться на этих знакомых предметах, чтобы успокоить нервы.
Тебе понравится профессор Коул, говорит Мередит. Она просто суперская и всегда выбирает для чтения самые лучшие книги.
Мой отец пишет новеллы, не задумываясь, ляпаю я и тут же жалею об этом.
Правда? Кто он?
Джеймс Эшли. Это литературный псевдоним. Наверное, фамилия Олифант звучала недостаточно романтично.
Кто?
Мое унижение становится почти невыносимым.
«Решение». «Выход». По ним сняты фильмы. Ладно, забудь, там все названия такие же отвратительные
Мередит с восторгом подается вперед:
Да нет же, моя мама любит «Выход»!
Я шмыгаю носом.
Не такие уж эти фильмы и плохие. Как-то раз я смотрела вместе с мамой «Выход» и чуть не разрыдалась, когда та девочка умерла от лейкемии.
Кто это умер от лейкемии? Рашми плюхается рядом со мной.
Сент-Клэр вальяжно входит следом за ней и садится напротив Мередит.
Отец Анны написал «Выход», говорит Мередит.
Я закашливаюсь.
Я этим вовсе не горжусь.
Прошу прощения, а что такое «Выход»? спрашивает Рашми.
Ну тот фильм, где мальчик помогает освободить девочку из лифта, а потом вырастает, и они влюбляются друг в друга, рассказывает Мередит. Сент-Клэр облокачивается на спинку стула и берет ее расписание. Но на следующий день после их помолвки у нее диагностируют рак крови.
Отец везет ее к алтарю в кресле-каталке, заканчиваю я. А потом она умирает во время медового месяца.
Уф! одновременно выдыхают Сент-Клэр и Рашми.
Все смущены.
А где Джош? спрашиваю я.
Он на предпоследнем курсе, говорит Рашми так, словно мне это давно известно. Мы отправили его на матанализ.
О! Наш разговор зашел в тупик. Прекрасно!
Три занятия вместе. Дай-ка твое расписание. Сент-Клэр наклоняется и берет мой листок. О, французский для начинающих.
Я же говорила.
Не все так плохо. Парень с улыбкой протягивает мне листок. Читать меню на завтрак без моей помощи ты будешь еще до того, как освоишь этот курс.
Хм, может, я уже не горю желанием учить французский. Из-за парней девчонки начинают вести себя как идиотки.
Бонжур, класс! На сцену, прихлебывая кофе, поднимается женщина в открытом бирюзовом платье. Она очень молода, и у нее светлые волосы. Таких светлых волос у преподавателя я еще не видела. Для
Ее взгляд мечется по комнате и останавливается на мне.
Что? Что я такого сделала?
Для единственного человека, который еще со мной не знаком, скажу, можете называть меня профессор Коул. Женщина демонстративно делает реверанс в мою сторону, и класс разражается смехом.
Все оборачиваются, чтобы посмотреть.
Привет, едва слышно шепчу я.
Опасения подтвердились. Из двадцати пяти человек учеников этого класса новенькая здесь только я. А это значит, что одноклассники имеют передо мной преимущество, ведь все они уже знакомы с учителями. Школа настолько маленькая, что каждый предмет ведет один и тот же преподаватель во всех четырех параллелях.
Интересно, кто же раньше был на моем месте? Возможно, кто-то поумнее меня. Кто-то с дредами и татушками в виде пин-ап телочек и связями в музыкальной индустрии.
Я вижу, обслуживающий персонал снова проигнорировал мои пожелания, говорит профессор Коул. Все встают. Вы знаете, что делать.
Сразу я не подскакиваю, но, когда все начинают сдвигать парты, повторяю за остальными. Мы составляем их в большой круг. Так необычно видеть всех моих одноклассников одновременно. Я использую эту возможность, чтобы оценить публику. Не сказать чтобы я сильно выбивалась из общей массы, но джинсы, обувь и сумки моих соучеников гораздо дороже моих. Ребята выглядят как-то аккуратнее, ухоженнее.
Ничего удивительного. Моя мама ведет биологию в старших классах, так что у нас не особенно много свободных денег. Отец выплачивает ипотеку и помогает с оплатой остальных счетов, но этих денег недостаточно, а мама слишком горда, чтобы просить больше. Она говорит, что когда-нибудь отец вознаградит ее другим способом и просто купит новую стиральную машинку.
Возможно, мама права.
Остаток утра проходит как в тумане. Мне нравится профессор Коул, но и учитель по математике, профессор Бабино, тоже ничего. Он парижанин, смешно двигает бровями и плюется, когда говорит. Я не думаю, что это отличительная черта всех французов. Скорее математик просто шепелявит. Не так-то просто говорить с подобным акцентом.
Возможно, мама права.
Остаток утра проходит как в тумане. Мне нравится профессор Коул, но и учитель по математике, профессор Бабино, тоже ничего. Он парижанин, смешно двигает бровями и плюется, когда говорит. Я не думаю, что это отличительная черта всех французов. Скорее математик просто шепелявит. Не так-то просто говорить с подобным акцентом.
Помимо прочего, я начала изучать французский. Профессор Жиллет также оказывается парижанкой. Понятно. Они всегда выбирают носителей языка для преподавания в иностранных классах. Мои учителя-испанцы вечно выпучивали глаза и восклицали: «Aye, dios mio!»[12], стоило мне поднять руку. А оттого, что я не могла осмыслить понятие, которое им казалось элементарным, впадали в полный ступор. И я перестала поднимать руку.
Как и предполагалось, на уроке французского одни новенькие. Среди них тот, который утром возмущался из-за расписания. Он представляется Дэйвом, и в его голосе звучит неподдельный энтузиазм и облегчение оттого, что он здесь не единственный старшеклассник.
Возможно, Дэйв все-таки неплохой парень.
В полдень огромная толпа ребят устремляется в столовую, и я вместе с ними. Обойдя основную очередь, я направляюсь прямо к кассе, набрав хлеба и фруктов из раздела «выбери сам», несмотря на то что паста благоухает просто восхитительно. Я просто слабачка. Я лучше умру от голода, чем попытаюсь сделать заказ на французском. «Qui, qui!»[13], бормотала бы я, указывая на непонятные слова в меню. А потом шеф-повар протянул бы мне нечто отвратительное, и я вынуждена была бы купить это, сгорая от стыда. Ну конечно, я хотела жареного голубя! Прямо как у Нанны.
Мередит и ее друзья хохочут за тем же самым столиком, где сидели с утра. Я делаю глубокий вдох и присоединяюсь к ним, с облегчением отмечая, что никто не удивлен. Мередит спрашивает Сент-Клэра, не общался ли он со своей девушкой. Он сидит, вальяжно развалившись на стуле.
Нет, мы встречаемся вечером.
Ты видел ее летом? У нее уже начались занятия? Что она будет изучать в этом семестре?
Мередит продолжает задавать вопросы об Элли, но Сент-Клэр отделывается короткими фразами. Джош и Рашми целуются; я почти вижу их языки, приходится вернуться к хлебу и винограду. Как целомудренно с моей стороны.
Виноградины гораздо меньше, чем я привыкла, и кожица у них слегка шершавая. Может, это грязь? Я макаю салфетку в воду и тру маленькие фиолетовые шарики. Это работает, хотя они по-прежнему слегка неровные. Хм Сент-Клэр и Мередит замолкают. Я поднимаю глаза и натыкаюсь на их озадаченные взгляды.
Что? недоумеваю я.
Ничего, усмехается Сент-Клэр. Заканчивай свои виноградные ванны.
Они были грязные, объясняю я.
Ты хоть одну попробовала? спрашивает Мередит.
Нет, на них все еще эти грязные точечки. Я показываю одну виноградину.
Сент-Клэр берет ее из моих пальцев и кладет себе в рот. Я, словно загипнотизированная, наблюдаю, как двигаются его губы и кадык.
Я озадачена. Как лучше поступить отмыть виноград или оставить все как есть ради того, чтобы заслужить его одобрение?
Сент-Клэр с улыбкой берет другую виноградину:
Открывай рот.
Я открываю.
Прежде чем попасть внутрь, виноградина задевает нижнюю губу и лопается во рту. Она оказывается настолько сочной, что я давлюсь и едва не выплевываю ее. Вкус очень интенсивный и такой сладкий, что больше напоминает конфетку, чем фрукт. Сказать, что я раньше не пробовала ничего подобного, значит ничего не сказать. Мередит и Сент-Клэр смеются.
Подожди, ее нужно распробовать, как вино, говорит Мередит.
Сент-Клэр наматывает полную вилку пасты.
Итак, как прошел урок французского? спрашивает он.
Такая резкая смена темы заставляет меня вздрогнуть.